Вадим Денисов - СТРАТЕГИЯ: Спасатель Страница 71

   Хорошая досталась Кольке земля, мягкая, ласковая. Легко копать было.

   Никлаус прожил минут сорок, показав себя настоящим бойцом, держался до последнего. Ничего мы не могли сделать, ничего. Не живут с такими ранами. Сперва нам показалось, что обойдётся, вытащим, и крови-то немного было... Атакующая гаруда левой лапой промахнулась, уже позже подхватила парня, зацепив прочную джинсовую куртку, но правая взяла жертву крепко, сразу пробив грудную клетку со спины, кровь пошла в легкие. Сомневаюсь, что и спец помог бы в такой ситуации. Тут нужна медицина взрослая, такой и в Шанхае нет, разве что в Нью-Дели нечто подобное имеется, как я слышал.

   После недолгих споров мы сошлись на простом деревянном кресте. Швейцарцы привыкли к многоконфессиональности своих кантонов, а индус, живший и воевавший в тех краях, где человека и похоронить-то порой сложно — не разберёшь сразу, какой обряд надобен, отнёся к вялым спорам философски, заявив, что любой обряд хорошо, если люди к нему сердце прикладывают. Крест мы сделали добрый, никаких молодых берёзок поперечинами, вытащили из трюма прочный дубовый брус, собрали аккуратно, скрепив его коваными шанхайскими гвоздями с широкой шляпкой.

   После чего Ленни оформила табличку.

   Мне было странно видеть на ней классический немецкий — отвык. Речь наших жителей Новой Швейцарии, когда они быстро обмениваются мнениями на родном языке, всегда навевает на меня, учившего обычный немецкий язык, тихий ужас. Швейцарский немецкий — разговорный кондовый Swiss Deutsch, для многих похожий на дикую смесь арабского, идиша и иврита, существует только в устном виде, и, как я понял, не располагает ни единым написанным на нём документом, книгой или учебником.

   — Наверное, хорошо, что у него не было семьи, — сказала она, вытирая руки.

   — Может, наоборот? — тихо возразил я. — Хорошие люди должны оставлять после себя живой след на земле.

   Потом прочитали над могилой молитвы, каждый свою — кто какие знал.

   Джай принёс пучок длинных ароматических палочек, зажёг и прошёл три раза вокруг могилы. Странный получился обряд, но искренний... Я прихватил водку со стаканами, а вот чёрного хлеба не нашлось. Вмазали за лёгкий путь на небеса, после чего индус затянул на короткой продольной флейте заунывную мелодию — Песню Ветра над Большой Рекой, то, что нужно.

   Шкипер в который раз смахнул слезу, а Ленни, как и положено женщине, нормально так, по-человечески заплакала в голос, и именно в этот момент всем нам стало легче...

   А вообще-то мы давно уже огрубели в этом мире, привыкли к такой жёсткой яви: нет отныне над нами привычного кокона безопасности, который предоставляет тебе замшелое и косное Государство, как ни проклинай его всуе в той, старой реальности — это достояние все мы надолго потеряли. Здесь же внутренняя готовность к своей смерти либо потере друзей такова, что шока не было.

   Была Потеря, но не было отчаяния.

   И была горячая, то есть, глупая злость.

   Мне хотелось снять с борта злосчастный пулемёт, обвешаться всем мыслимым оружием, карателем пройтись по равнине, уничтожая всё живое, после чего чисто на ярости, на пальцевых зацепах подняться на высокую слоистую скалу и тяжелой абордажной саблей кукри раскромсать гнёзда чудовищ вместе с дьяволятами, если они там есть. Была злость на себя: почему сразу не поверил своей интуиции, когда усомнился в качестве огневой позиции пулемётчика? Почему не добыл крепкие бронежилеты, хорошие, надёжно защищающие тело со всех сторон — ведь есть же такие!

   По соседству с могилой Никлауса стояла маленькая пагода, там тоже захоронение, но ни надписи, ни таблички не было. Кто тут похоронен, как погиб человек? Настоящий погост получается.

   Хорошая тут высота, подходящая. И правильный разрыв в горном хребте есть. Я вытащил из кармана радиоприёмник, включил, выставил самую маленькую громкость — всё рвно кроме меня никто ничего не поймёт, подкрутил верньер настройки и вскоре поймал "Радио Россия". Как хорошо слышать путь далёкую, но русскую речь. Застал самый край новостей, жаль, они редко бывают, в основном музыка. Понимаю, людей в этом мире мало, штатов не хватает, всё делается на энтузиазме... Никакой стратегической информации наши не дают, это естественно. Опять соревнования прошли, на это раз лучников. Какой-то детский центр заработал. Новые прививки для всего населения анклава... Открыли регулярное сообщение по реке между Берлином и Россией... Путёвки какие-то на маршрут выходного дня — обалдеть! У них уже и путёвки есть! Включи магнит попуще, Родина, притяни ты нашу скорлупку, чего тебе стоит с такой энергетикой.

   Мамочки мои, когда уж доплывём...

   Индус играл и тихо пел, Ленни всё ещё всхлипывала, шкипер понемногу подливал свежее в маленькие стеклянные стаканчики — мы сидели на краю холма, смотрели вдаль и накоротко вспоминали события последних дней, инстинктивно выискивая в былом приметы, знаки, сигнализирующие о том, что случится вскоре.

   И тут шкипер неожиданно встал и пронзительно прочитал "Реквием" Стивенсона:

   Под небом просторным, в подлунном краю

   Меня положите в могилу мою.

   С улыбкою жил - и в последний приют

   С улыбкой сойти я готов.

   Камень могильной покройте строкой:

   "Вот он покоен, искавший покой -

   Моряк возвратился с моря домой,

   И охотник вернулся с холмов..."

   Удивительной силы вещь.

   Внизу текла великая река, завершая огромный поворот и вновь выравниваясь перед последним броском к океану.

   Нас стало меньше. Мы стали слабей.

   Стали ли мы умней?

   Обряд получился хорошим. И долгим — вечерело.

   Даже как-то и уходить не хотелось, мы сидели и молчали. Солнце опускалось всё ниже, начиная заливать безбрежное травяное море первобытной степи розовым светом. Ещё чуть-чуть, и светило спряталось за склон правобережного горного хребта, и вокруг сразу потемнело. Вечер будет короток, темнота наступит быстро.

   А воды Ганга уже стали чёрными, на матово мерцающей водной ленте выделяется лишь одинокий белый дизель-электроход, ожидающий нас внизу — там нет никого, судно крепко пришвартовано и заглушено, наверх пошли все. Только злосчастный пулемёт с турели сняли, вот он, рядом с Джаем лежит.

   Тишину разрушил Маурер, резко схвативший бинокль.

   — Что там? — заинтересовался я.

   — Огни, по нашему берегу. Далеко.

   — Я тоже вижу! — привстала Ленни.

   Кроме шкипера, бинокль никто не захватил.

   Но минуты через две все уже и без бинокля хорошо видели один, самый сильный, из трёх крошечных огоньков в ряд, неотъемлемый признак жилья человеческого. Там, вдали — посёлок.

   Прибрежная рыбацкая деревня, давненько мы их не видели. Хотя, может, жители её и охотничьим промыслом промышляют, стада в саванне бродят огромные.

   — Надо двигаться, — наконец промолвил индус, после чего в последний раз подошёл к кресту, погладил смуглой рукой струганное дерево.

   Да, пора.

   Прощай, рулевой, ты был хорошим парнем.

   — Нам нужно будет перераспределить суточные вахты и пересмотреть боевое расписание, — отрешённо промолвил Ули Маурер, придумывая себе занятие, и тяжело встал с травы, поднимая MG.

   — Темнота наступает, поплыли-ка в деревню, господа, — подхватил и я. — Познакомимся, узнаем обстановку ниже по течению, новости здешние. "Лусон" наверняка у них останавливался. Там спокойно всё обдумаем и сделаем.

   Через двадцать минут мотобот уже выруливал на фарватер, а мы стояли на палубе и всё смотрели назад, — даже в наступающей темноте одинокий крест на вершине, мистически подсвеченный красным, был заметен издалека. Ветер ровно дул в корму, судно пошло ходко, швейцарский флаг обвис, почти не шевелится. Ленни повадилась рисовать на палубе. Вот и сейчас присела с альбомом — ненадолго её хватило, не тот настрой.

   Надо собраться с мыслями. Кстати, стоит подумать, под каким стягом нам идти дальше. Посоветуемся с ребятами, но не сейчас. А вообще-то — нужно триколор на мачту ставить. Или Андреевский, хорош прятаться да прикрываться. Как-то говорили с Маурером, он был не против, решение обосноваться в России принято.

   Только мы отчалили, как Джай принялся молча и сосредоточенно воплощать свою оружейно-техническую задумку, суть которой, похоже, он придумал, ещё сидя на холме. Мы не мешали, но и не помогали, нет энтузиазма... Притащив из судовой мастерской груду обрезков труб самого разного диаметра и вооружившись чёрным скотчем, Джай довольно быстро собрал странную конструкцию, более всего похожую на безоткатную пушку, стреляющую реактивными гранатами. Посмотрел, примерил, и установил её на турели — вместо снятого пулемёта.