Тринадцатый апостол. Том II - Алексей Викторович Вязовский Страница 71

— Да, погрузка уже заканчивается, завтра отправимся в путь — вздохнул я и недоуменно огляделся — А где все?

— Так Агоналии же… Народ празднует.

Ну да… По дороге в Мусейон я заметил, что греческий квартал уже богато украшен, а по широкой Виа Конопике к храмам шествуют толпы нарядных и радостных горожан. Да и игры вчера наши префекты устроили видимо в честь «злого Юпитера», а на самом деле в честь того же Гермеса. И в этом все римляне — «Хочу креститься во имя Иисуса Христа, но к старым греческим богам тоже проявляю почтение, и вообще душа праздника требует!». Бороться мне еще и бороться с этими языческими предрассудками. Но жажда народа частых праздников при такой тяжелой жизни мне тоже понятна…

Я посмотрел на философа, который снова уставился на линзу, и решил поговорить с ним начистоту.

— Филон, а ты не хочешь переехать в Рим?

— В этот вселенский бордель?! — добродушно рассмеялся гигант — Нет уж, Марк, это не по мне. Рим — безумный, опасный и суетливый город. К тому же я слышал, что жилье там неимоверно дорогое. Бедным ученым в столице мира делать нечего.

— А вдруг тебе именно там откроются настоящие тайны мира?

— Это какие же? — философ отложил линзу в сторону, улыбнулся мне как малому дитю.

— У тебя на столе лежат свитки Фалеса Милетского — я кивнул на груду папирусов рядом с линзой — В них говорится, что Земля — это огромный плоский диск, окруженный морем, недоступным человеку. Из которого каждый вечер выходят звезды, и в которое каждое утро они садятся. А из восточного моря в золотой колеснице выезжает каждое утро бог Солнца Гелиос и совершает свой дневной путь по небу.

— Допустим, я далеко не во всем согласен с Фалесом — кивнул Филон — но его рассуждения мне интересны. Аристотель, например, считает, что Земля — это шар. А до него, кстати, выдвигал сию гипотезу Пифагор Самосский.

— Это не гипотеза, это научный факт. И его можно легко доказать.

— Как же?

— Сложить вот такие линзы в медную трубу — кивнул я на обточенный кусок горного хрусталя — вначале выпуклая, внизу — вогнутая. Такое нехитрое устройство позволит человеку сильно приблизить изображение предметов.

Телескоп, конечно, изобретут только через полторы тысячи лет, но почему бы не двинуть прогресс чуть быстрее? Особенно, если предложить ученым новаторские способы шлифовки линз.

— И насколько же сильно?

— В три раза как минимум.

— Ого! — Филон явно впечатлился.

— Наблюдая в такое устройство ночное небо можно многое понять и о Земле, и о Солнце, и о звездах…

— А что именно? — философ явно заинтересовался моей идеей.

— Например, тень от Земли, падающая на полную Луну, всегда круглая. Но ведь только шар всегда отбрасывает круглую тень. Или вот еще — можно легко заметить, что вовсе не Солнце вместе с планетами движется вокруг Земли, а одна лишь Луна. Сама же Земля и все ближайшие к ней планеты, вращаются по своим постоянным орбитам вокруг Солнца, составляя вместе с этим пылающим шаром отдельную звездную систему — Солнечную.

Извини, Коперник, но теперь вся слава создания гелиоцентрический системы мира, видимо, достанется другому человеку. Зато тебе не придется мучиться, доказывая свою правоту.

— Да, это очень любопытные умозаключения… — Филон забрал у меня линзу, задумчиво повертел ее в руке — Но откуда все это знаешь ты — простой римский легионер?

— Мне было откровение свыше — пожал я плечами — и не одно. Но что такое откровение, без четких научных доказательств? И только ты можешь эти доказательства добыть, изучить и привести в единую систему. Мне, увы, такой труд не под силу! И для меня гораздо важнее нести людям свет истинной веры, чем заниматься чистой наукой в тиши кабинетов.

— Хорошо. Но почему мне ради этого нужно ехать в Рим? — философ все еще сомневался в целесообразности моего предложения — Создать такое простое устройство можно и в Александрии.

— Можно, наверное. Только серьезные научные исследования стоят денег. Много денег. А они есть лишь у просвещенных меценатов Вечного города. И я обещаю тебе достать эти деньги. К тому же Риме очень много искусных мастеров и ремесленников, которые на основании твоих опытов смогут значительно усовершенствовать новое устройство с линзами.

Филон снова задумался. Мыслил он вдохновенно, я бы даже сказал — красиво, на его умном лице так и мелькали отголоски обдумывания новых идей и принятия трудного решения. Поднажать что ли еще чуток…?

— Ну, сколько еще ты будешь получать «новые» знания путем «переоткрытия утраченного» из древних трактатов? Пережевывать чужие мысли в попытке придумать что-то свое, по-настоящему новое? Самому-то еще не надоело глотать библиотечную пыль, вместо того, чтобы проводить смелые научные эксперименты? Настоящая наука должна быть постоянно в поиске совершенно новых знаний, а настоящие ученые должны овладевать новыми методами познания окружающего мира. Лишь тогда это принесет весомую пользу нынешним и последующим поколениям, а имена этих смелых ученых мужей прославятся в веках.

— Хорошо, я согласен!

— Вот так просто? — тут уж обалдел я от неожиданной легкости своей победы.

— В тебе самом есть какая-то загадка, Марк. И разгадать ее для меня, пожалуй, даже интереснее, чем понять: Земля ли вращается вокруг Солнца, или наоборот.

Я поперхнувшись, рассмеялся. Да… вот он — талантливый ученый с парадоксальным мышлением и мгновенными решениями. Замашки настоящего гения…

— Тогда заканчивай здесь потихоньку свои исследования и текущие дела, а осенью, перед началом штормов, я жду тебя в Риме. К тому времени я, надеюсь уже устроиться там, и предоставить тебе в качестве крова свое жилье.

— Договорились! — Филон крепко меня обнимает. Да так, что мои кости трещат и просят пощады. Все-таки мощный он мужик!

Вечером у нас состоялась последняя служба во дворце префекта Галерия — прощальная, и оттого немного грустная. Сроднился я с братьями, прикипел всем сердцем к этим простым и очень добрым людям. Мы с ними уже проводили нашего Матфея в Эфиопию, завтра Андрей