Акула пера в СССР - Евгений Капба Страница 71

— это такой мостик между властью, партией, людьми, которые принимают решения- и простым человеком. Где будут класть асфальт, какой дом следующий на очереди по капремонту, когда откроется новый магазин стройматериалов и какие мероприятия планирует Дом культуры — это все, конечно важно и нужно. А еще у нас в районе народ с удовольствием читает про своих друзей и соседей! И будет читать. Но есть один очень важный вопрос: мы с вами, товарищи, хотим, чтобы наши газеты читали потому, что больше нечего, или потому, что людям действительно интересно? Я для себя ответил на этот вопрос несколько месяцев назад. Кто-то из вас мог читать мои статьи, и увидеть, как сильно изменились в них стиль и подача…

— Да-а-а, верните нам старого Белозора! — крикнул кто-то из задних рядов.

На него тут же шикнули:

— Полотна на полосу про героев труда и жатву? Ну уж нет, такого добра навалом… Пусть говорит, не мешайте!

— Я понял, что не имею права делать то, что хочется мне! — приходилось жутко кривить душой. То, что хочется Гере Белозору, и то, что хочется мне — это две большие разницы, — Я понял, что в архивах и кабинетах невозможно найти ответы на те вопросы, которые волнуют трудовой народ.

— А где? — крикнул Артемов из Петрикова.

Он, кстати, прекрасно знал — где. Он был почти такой же, как и я — вечно в хвойных иголках, мазуте и дорожной пыли.

— Товарищ Артемов, вы точно будете со мной солидарны! Ответы нужно искать рядом с вопросами. На лесосеке, в канализации, за кулисами, в подъездах и беседках. И писать про них нужно интересно, понятно, просто!

— Послушайте! — возмутилась Анжелика Федоровна из "Жыцця Палесся", — Вы предлагаете не поднимать читателя на свой уровень, а опускаться к нему?

Вот это она конечно, бомбанула. Попала пальцем в небо! Ща-а-ас я ей…

— Опускаться на уровень? Ну, знаете ли… Я недавно брал интервью у нашего постоянного читателя — токаря с Метизного завода: передовик, стахановец! У него на столе лежал томик сочинений Козьмы Пруткова, рядом — паяльник, с помощью которого он чинил по схеме радиоприемник, и шахматная доска — по переписке играл с кем-то из Новосибирска. И знаете что? Таких читателей у нас не меньше половины! А вторая половина — это бабушки вроде моей соседки Пантелевны, которые днем работают уборщицами или сторожами, утром и вечером вкалывают на огороде и разводят курей, ночью — помогают нянчить внуков и в перерывах между этими достойными занятиями почитывают газеты и слушают радио — что там на Кубе, не загнулась ли Кампучия и какие нынче новости в родной Дубровице… Так что да, товарищи! Я готов говорить на языке своих читателей и опускаться до их уровня, потому как мне до него еще — расти и расти!

Аплодисменты! Они реально захлопали! Не овация, конечно — но долгие и продолжительные аплодисменты. Это был бальзам на душу.

— В общем, мне кажется — мы увлеклись формализмом и самолюбованием. Облекая нашу обычную, трудовую, советскую жизнь, наш социалистический быт в сложные лингвистические конструкции — мы не демонстрируем свое мастерство, а напротив — признаемся в собственном непрофессионализме. Упрощать — сложно, усложнять — просто, товарищи! Наши газеты должны быть такими, чтобы простому советскому человеку хотелось их брать в руки, они должны привлекать внимание с самой первой полосы!

— Вы еще барышень в неглиже предложите на обложке размещать, — хохотнул Шестипалый.

— Ну, а почему сразу в неглиже? Неужели в Гомеле, Мозыре, Дубровице мало красивых девушек, которые отлично выглядят в любом наряде? Почему мы не можем любоваться красотой трудовой женщины? Вы знаете, я недавно обедал в столовой ПДО — там на кухне такие дамы… Как сказал один мой коллега — не женщины, а взбитые сливки! В белом халате, переднике и с поварешкой в руках такая красавица даст фору Мерилин Монро в самом роскошном одеянии!

Тут уже все откровенно начали посмеиваться, но я подлил масла в огонь:

— А крановщица козлового крана? Валькирия! Мечта поэта! — надеюсь, за моими хохмочками и экспрессией они уловили суть, саму идею.

А еще, надеюсь, эту идею уловили те, кто сидел в президиуме… Если мы хоть на шаг отойдем от жутких формулировок типа " проблема взята на контроль на самом высоком уровне", или "по всем рассмотренным вопросам были приняты соответствующие решения" — значит, я тут не зря лбом стенку пробить пытаюсь.

— Очень, очень яркое выступление, товарищ Белозор… — отсмеявшись, проговорил Шестипалый, — Надеюсь увидеть на первой полосе "Маяка" вашу крановщицу! Прямо заинтриговали. Товарищи, я считаю, нужно включить Германа Викторовича в состав делегации нашей области на пленум Союза журналистов БССР. Как вам такое предложение? Думаю, его выступление о "полевой журналистике" здорово разбавит повестку, а?

Кажется, такие вопросы решались не на заседаниях Клуба, но Шестипалый имел огромный вес и влияние, да и идея народу понравилась — аплодисменты были довольно бурными. Я сходил с трибуны, и меня хлопали по плечам и поздравляли — непонятно с чем. А я думал, что очень хочу переодеться, ибо промок как мышь, и мечтаю сбежать отсюда — Тася и девочки как раз должны были приехать погулять по парку Луначарского.

* * *

Я нашел их в тире — где ж еще? Васька и Аська с восторгом смотрели на свою маму, которая как раз переламывала ствол пневматической винтовки и заряжала ее. Клац! Оружие заряжено. Девушка становится в изящную стрелковую стойку, на секунду замирает, и — клямм! — падает очередная мишень.

Хмурый дядька в серой жилетке за стойкой с обреченным видом подвинул к ней крышечку с пульками.

— Я всё понял, — проговорил он, — У вас разряд по стрельбе.

— Мастер спорта по биатлону, — Таисия улыбнулась, — Вы не стесняйтесь, подсыпайте еще, у меня две дочки и мне нужны два медведя — совершенно одинаковых.

— О-о-о-ох, грехи мои тяжкие! — такое чувство, будто он этих медведей из собственного кармана покупал!

Клямм! В дефицитных джинсах и ковбойской рубашке Тася выглядела потрясающе, и