Амурский Путь - Василий Кленин Страница 71

Шереметев странно посмотрел на своего товарища, вздохнул, но согласился.

— И то верно. В Посольском примают послов от королей да ханов. А вы-тко кто? И Темноводье ваше — та же Сибирь. И нашей Сибирью станет. Верно же?

Дурной послушно кивнул.

— Ну, и який же тогда Посольский приказ? В Сибирский вам потребно, — Петр Василич лихо осушил свой сосуд.

— Эх, жаль, что гонцов не догнать уж, — изо всех сил расстроился Дурной. — Но вот доберемся до Москвы и сразу отправимся в Сибирский приказ.

— Угу, — стоически согласился Шереметев и махнул слуге: долей, мол. — До Москвы…

Пока неутомимый Стрешнев мучил Большака с Амура нескончаемыми вопросами, тобольский воевода что-то мозговал, попивая красненькое. Наконец, решившись, он наклонился к гостю и заговорил вкрадчиво:

— Слушай, чернорусс… Ну, коль дары невмочь тебе в оборот пустить, дай хоть что из вашего. Верно ведь, укрыли чевой-то — как же иначе? — Шереметев подмигнул. — Мусташка сторгует по лучшей цене. Рвешься на Москву? Езжай! Я твою долю опосля тебе сам возверну. Али на Москву пошлю с людишками. Мое слово верное, Сашко!

Вот же блин…

— Нет у нас ничего, Петр Василич. Только одёжа да оружие.

— Ну, будя! — рассмеялся Шереметев. — Зачем такое в лицо речешь? Я ж с тобой с вежеством обхожусь. За пазуху не лез, по сумкам не шарил…

— Не шарил, Петр Василич, — сжав кулаки, ответил Дурной. — И за то тебе моя благодарность. А вот енисейский воевода шарил. И дощаники наши чуть ли не по досочке разобрал. Или он об этом не писал?

— Не писал, — глухо ответил Шереметев. — От же дурень Приклонский! Спугнул…

Вино уже явно захватывало власть в голове воеводы. Он вяло водил мутными тяжелыми глазами из стороны в сторону. Задержался на Дурном. Сплюнул… И утратил интерес к гостю. Совершенно. Стрешнев по инерции еще поспрашивал гостя о всяком, но тоже угас, перестал подливать ему и сам погрузился в собственную кружку.

«Пронесло? — Большак переводил взгляд с одного боярина на другого. — Поломал я им планы? Или наоборот они на что-то решились?».

Посидев еще с часок, Дурной собрал своих людей, которым настрого запрещал напиваться, и отправился на выделенный черноруссам гостиный двор. Весь отряд просидел до самого утра со снаряженными пищалями — ждали подставу.

Глава 56

Совсем уже поздним утром — почти в полдень — к гостям явился дьяк с бумагами. Выдал им роспись, выдал грамоту воеводскую и молча развернулся.

— Нам-то что дальше делать? — спешно крикнул ему в спину Дурной.

— Не ведаю, — пожал плечами дьяк. — Мне велено токма передать.

— Так что, мы и плыть дальше можем?

Дьяк снова равнодушно пожал плечами и ушел, не прощаясь.

Через два часа барка с дощаниками отчалила от странногостеприимных тобольских причалов.

«Черт его знает, пропустят нас дальше или нет?» — мучился предводитель чернорусской «делегации». Впереди их ждал по-прежнему тяжелый путь дальше вверх по Тоболу, а затем по Туре. Тюменский острог странники проскочили, практически не останавливаясь. Лишь пополнили припасы, да потрясли перед местными чинами бумагами, которые уже в руку не влезали. До конца лета отряд добрался до Верхотурья, где располагалась, наверное, самая главная таможня России. Сюда стекались все караваны Сибири: купеческие и государственные. Иным путем возить пушнину и другие товары нельзя. Возили, конечно, но это был обвод. То есть, преступление. На Верхотурье досматривали строго, иных на гостиных дворах держали месяцами. Собственно, этого места Дурной и опасался более всего.

Но в Верхотурье их продержали не более двух дней. Местные дьяки просто не понимали, с каким аршином подходить к такой… «делегации». Вряд ли, это какие-то мошенники, выдающие себя за выдуманную Черную Русь. Слишком уж много у их Большака имелось грамот, составленных целым рядом приказных и воевод со всей Сибири. Да и сам караван оказался таким богатым… Какой жулик сможет столько собрать? Опять же, отряд в 120 пищальников внушал уважение; далеко не каждый острог может себе позволить столько служилых содержать. А эти — просто караван сопровождают.

Так что черноруссов пропустили, и проблемой оставался лишь выбор пути: спешиваться ли и идти за Урал Бабиновским трактом или плыть по Туре до упора, а там волоком перебираться на Чусовую. В первом случае идти придется более 200 верст, во втором — где-то с полсотни. Но Бабиновский тракт — удобная, обжитая дорога, а к Чусовой ведет суровый путь. После долгих раздумий Дурной выбрал тракт. Все-таки люди его сильно устали. Но главное — Бабиновская дорога вела к Соли Камской, городку, где, по словам местных, легко найти новые суда.

В общем, чернорусский отряд выменял подводы на дощаники и двинулся покорять Уральский хребет. До Камы шли почти весь сентябрь, в Солях их уже отговаривали плыть дальше — рекам без ледовых оков недолго осталось течь. Но Дурной, как остервенелый, рвался вперед, сторговался, нанял несколько речных судов — и чернорусская «делегация» чуть ли не круглыми сутками неслась вниз по реке, до Волги. На этой реке опять пришлось идти против течения, скорость резко упала, и в Нижнем Новгороде хозяева уже отказались плыть дальше: река вот-вот встанет! Пришлось снова переходить на пеший вариант движения.

Дурной с ума сходил! Столько пройдено! Вся огромная Сибирь! Немалое расстояние от Урала! На фоне всего этого оставшийся кусочек пути до Москвы казался почти неразличим… Но на деле — это еще четыре сотни верст! А на дворе уже заканчивался октябрь 1676 года (здесь — 7184 года от сотворения мира). Уже больше года в пути, уже девять месяцев Федор у власти… Он уже и от приступов болезни избавился и венчаться на царство успел! Черт, надо спешить!

И Большак продолжал гнать свой истощенный, измученный отряд. Отряд, который, конечно, дивился на непривычно густонаселенные окрестности. Города, городки, села, деревеньки — всё это попадалось чуть ли не на каждом шагу. Многолюдье страшное! Лишь те, кому повезло побывать в южном походе и видеть предместья Пекина — мог бы сказать, что не так уж Россия и густонаселена. А вот после Темноводья тут плюнуть некуда было!

Ночи становились совсем холодные, выпали первые снега, но после сибирских морозов, черноруссы могли легко ночевать и в поле. Чем, собственно, Дурной и пользовался: не заходил