Эми Фетцер - Любовь бродяги Страница 74

Он запустил в нее руку и высыпал в рот горсть маленьких хрустящих кружочков.

— Черт возьми! — выругался О'Киф, с трудом пережевывая сухую засахаренную пшеницу.

Пенелопа насмешливо усмехнулась и, высыпав хлопья в миску, залила их молоком, показывая, как с ними надо обращаться. Затем положила на стол ложку и пододвинула незадачливому капитану готовую пшеничную кашу.

— Ешь.

— Есть! — отсалютовал он ей деревянной ложкой и принялся с наслаждением поедать то, что она ему приготовила.

Пенни размешала в своей тарелке «Очарование» (так по крайней мере было написано на коробке) и присоединилась к процессу поглощения пищи. В продолжение нескольких последующих минут слышны были лишь хруст, чавканье да изредка довольное похрюкивание увлеченного трапезой моряка. Каждый из сотрапезников положил перед собой на стол по тому записок Тесс и иногда, отрываясь от поедания каши, читал другому понравившиеся ему места.

— Слушай, — говорила Пенелопа и, не дожидаясь официального согласия, зачитывала с того места, на котором остановилась: «…я умею рожать только мальчиков, этаких черноволосых хулиганов, которые не приносят ничего, кроме хлопот и огорчений». — Пенни поднимала голову и, хмурясь, с удивлением восклицала:

— Разве это похоже на нее? Словно и не Тесс пишет.

— Ничего особенного, — отзывался Рэмзи, ловко расправляясь с остатками пшеничных хлопьев. — Просто она достаточно пожила в восемнадцатом веке и привыкла к его нравам.

— Пожалуй, — согласилась Пенелопа. — Но ты, я надеюсь, скоро отвыкнешь от них.

— Всенепременно.

Она улыбалась и продолжала читать дневник. Тесс рассказывала о своей семье и между прочим замечала, что готова позавидовать своей подружке, если та встретит отправившегося в ее время Рэмзи О'Кифа. Пенни смущалась и скромно пропускала при чтении вслух это замечание.

Так они развлекались до тех пор, пока Рэмзи, разделавшись со своей порцией каши, не отложил в сторону дневник их общей знакомой и не спросил:

— Как ты думаешь, что сделала Тесс с бриллиантами?

— Не знаю, — ответила Пенелопа. — Но вряд ли она продала их ради денег. Да и к Фэлону они явно не вернулись. Иначе бы он не преследовал меня.

— Но у него нет доказательств, что камни у тебя.

— А как же тот бриллиант, что ты оценил в магазине? Драгоценные камни так же не похожи друг на друга, как и отпечатки пальцев. У каждого свои трещинки, вкрапления. Поэтому даже если его распилить, опытный специалист сразу определит, какому камню принадлежит каждый из фрагментов. Тем более что цветные бриллианты крайне редки. А розовые, например, чем темнее, тем ценнее. Впрочем, мы даже не знаем, откуда появились эти камни. И не ясно с чего начать.

— Может быть, Ноуэл нам поможет?

— Нет, — нахмурилась она. — Я не доверяю ему.

— А мне казалось, что ты знаешь этого человека.

— Я знала его несколько лет назад.

— И теперь тебя что-то смущает?

— Меня беспокоит та легкость, с какой нападавшие, несмотря на охрану, выставленную Вокером, добрались до Маргарет.

— Ноуэл не виноват в этом. Все случилось в тот момент, когда ты уехала из дома, никого не предупредив. Охранники разыскивали тебя, и поместье никто не охранял. Так что у нас нет основания не доверять Вокеру.

— И все же он слишком много знает. Ведь по моей просьбе он расследовал некогда обстоятельства моего прошлого, пытаясь узнать имена моих родителей. А совсем недавно и ты просил его о том же.

— Я беспокоился о тебе, потому что видел, как мучают тебя ночные кошмары. И старался найти причину твоих переживаний.

— Я боюсь, что это невозможно. Даже гипноз не помог мне. Впрочем, у меня есть одна вещь, связывающая меня с прошлым. — С этими словами она открыла медальон, висевший у нее на груди, и показала Рэмзи на инициалы, едва различимые в нижнем углу рамки. «П.Г.» — было написано там. — Свое имя я взяла отсюда.

— Ты не совсем верно прочла, — возразил О'Киф, вглядевшись в полустершуюся надпись. — Вторая буква была либо Р., либо Б.

— Правда? — удивилась Пенелопа.

— Да. Смотри.

Он обмакнул указательный палец в чернила и приложил его к рамке медальона, а затем, прижав к бумаге, оставил на ней след загадочных инициалов. Пенни склонилась над листом и внимательно разглядела отпечатавшиеся на нем буквы. Когда она вновь подняла голову, лицо ее выражало разочарование.

— Боже мой! — пробормотала она. — Значит, даже имя у меня ненастоящее.

Рэмзи взял ее двумя пальцами за подбородок и внимательно посмотрел в глаза.

— Я люблю и буду любить Пенелопу Гамильтон, — решительно произнес он. — И готов вызвать на дуэль любого, кто усомнится в подлинности этого имени.

— Спасибо, — смущенно произнесла Пенни. — Я верю тебе.

Она благодарно пожала ему руку и, словно не желая продолжать этот тягостный для нее разговор, взяла со стола дневник Тесс и принялась вновь читать его с того места, на котором остановилась. Но О'Киф знал, что она сейчас чувствует себя почти так же, как он, когда внезапно оказался в чужом для него времени, без друзей, без знакомых, один на один с неизвестностью. С самого детства она ощущает себя покинутой и одинокой. Днем суета и заботы заслоняют от нее это чувство, но ночные кошмары вновь и вновь заставляют страдать от одиночества. Рэмзи видел это в каждом ее движении, каждом взгляде, но знал, что его любовь помогает ей справляться с тягостным ощущением, и потому верил в скорое избавление от этой беды.

— Посмотри, — сказала Пенелопа, протягивая ему дневник и указывая на разорванный переплет. — Тут что-то не так.

О'Киф оглядел толстую тетрадь со всех сторон. Исследовав одну из ее страниц, он заметил, что она была как будто мягче и толще остальных. Странный шелест, который она издавала при прикосновении, заставил его насторожиться. Он потянул за край листа, и тот легко поддался его усилию. Уголки бумаги разошлись, и на стол выпало сложенное пополам послание. Рэмзи развернул его, внимательно осмотрев перед этим, и, показав Пенни, сказал:

— Письмо написано в восемнадцатом столетии. Видишь, какая орфография и написание букв? По виду бумага напоминает какой-то документ, заверенный у нотариуса. Возможно, завещание.

— И что ты думаешь об этом?

— Кажется, это можно использовать как доказательство права семьи Блэквеллов на их родовой дом и живопись, находящуюся в этом доме.

— Ты хочешь сказать, что Фэлон незаконно занял их поместье?

— Да. Эта бумага служит тому подтверждением. Теперь ему трудно будет доказать, что он является законным наследником.

— С ума сойти! — Пенелопа пожала плечами. — Смотри, здесь подпись Тесс и Дэйна и еще чья-то… Я не разберу…

— Их барристера, — подсказал О'Киф.

— Ты был с ним знаком?

— Да, — усмехнулся он. — Не раз захаживал с ним в ближайшие кабачки пропустить по кружке пива.

— Надо же! — воскликнула Пенни, разобрав наконец подпись под документом. — Значит, ты пил с самим Томасом Джефферсоном, третьим президентом Соединенных Штатов.

— Ну да, — кивнул Рэмзи, отбрасывая в сторону найденную бумагу и усаживая Пенелопу на колени. — Но в то время он не был ни президентом, ни образцом добродетели.

— Так же как и ты.

— Конечно, — невозмутимо согласился он, и она, расстегнув пуговицы, скользнула рукой ему под брюки. — Это прелюдия к любви?

— Конечно, — кивнула в свою очередь она. И он вздрогнул, когда ее ладонь коснулась его возбужденной плоти.

— Ах Пенелопа! — выдохнул О'Киф, тяжело дыша.

— Я еще никогда не занималась любовью на кухне.

— Но сюда могут в любую минуту войти.

— Тогда отнеси меня туда, где запирается дверь.

Он взял ее на руки и отнес в комнату с телевизором. Поставив па ноги, Рэмзи быстро снял с Пенни халат и кружевную комбинацию. Тихо засмеявшись, Пенелопа развязала веревочку, удерживающую его брюки, и, когда тс упали на ковер, толкнула Рэмзи на диван. Затем, присев рядом, провела рукой между его ног. Он сладостно застонал и вдруг, быстро приподнявшись, стиснул ее в объятиях.

— Ты лишаешь меня сил, — прошептал О'Киф, подбираясь рукой к средоточию ее чувств, чтобы доставить ей такое же наслаждение.

— Я думаю, это невозможно, — ответила она, наслаждаясь движением его пальцев.

И тут, резко приподняв ее, Рэмзи слился с ней воедино. Пенни вскрикнула и, обхватив его шею руками, крепко прижалась к нему. Улыбка чувственного удовольствия застыла на ее губах. В то время как тело быстро двигалось в стремительном ритме жаркой любовной страсти. О'Киф не отрываясь смотрел в ее горящие изумрудным огнем, полные неги глаза. Теперь он как никогда понимал тех неистовых в своих желаниях мужчин, что, сражаясь на дуэли, погибают из-за любви к одной-единственной женщине.

Вдруг мышцы Пенелопы напряглись, бедра сжались вокруг его тела, и Рэмзи, позабыв о себе, сосредоточил все свое внимание на ее удовольствии. С силой притянув к себе, он крепко обхватил Пенни руками. Она застонала, извиваясь и дрожа, и ритм ее дыхания стал созвучен его сердцу.