Валерий Елманов - Алатырь-камень Страница 76

Бела призадумался. Если не пустить, то что скажут римский папа, германский император да и все прочие? Пустить – Константин вполне способен превратить всю Венгрию в… Ох, лучше даже не представлять себе, во что именно он способен ее превратить.

Последний раз из войска, уведенного на Русь князем Александром Бельзским, вернулось всего два десятка. Правда, еще человек десять приехали через год-два, после уплаты выкупа. Итого – тридцать. И это все. На Русь же уходило три тысячи, из коих девять десятых, если не больше, составляли венгерские удальцы.

Он ломал голову над неразрешимой дилеммой целых три дня, осунулся и похудел. Увидев его воспаленные от бессонных ночей глаза наутро четвертого дня, глава русского посольства решил сам пойти навстречу.

– Мой государь не обидится, если ты даже пропустишь их, но только вначале задержав на месячишко, – с улыбкой произнес он. – И мне кажется, что твои проводники поведут их через Родну [180] . Или я ошибаюсь?..

Обрадованный Бела притормозил храбрых немецких воинов чуть ли не на два месяца. Рыцари, притомленные знойными красавицами, шумными пирами и обилием венгерских вин, ехали неспешно и никуда не торопились. Широкий проход, казалось бы, не таил в себе никаких особых опасностей, но о том, что началось потом, толком не мог рассказать никто.

Сходились все на одном. Сам господь воспрепятствовал их движению вперед, посчитав, что они слишком грешны для такого святого дела. Иначе чем объяснить тот загадочный факт, что под конскими копытами неожиданно вспыхнула сама земля?! Да и огонь был совсем не такой, каким обычно горит дерево. Пускай даже и сырое, но оно все равно занимается синим, но никак не черным дымом, к тому же изрядно смердящим.

Причем всевышний по своей милости четко разграничил грехи несчастного воинства и его предводителей. Наиболее злостными грешниками оказались граф Ольденбургский Оттон I, его тезка герцог Баварский Оттон II, а также маркграф Мейсенский Генрих. Их отряды, следующие впереди, оказались уничтоженными почти полностью.

Для остального воинства пламя было скорее предупреждающим, поскольку лишь несколько десятков человек пострадало от ожогов, но никто не погиб.

На другой день собрали все трупы, и выяснилось, что многие из них почти не тронуты огнем, но зато в теле зияют отверстия от ран, нанесенных преимущественно в сердце. Чем – оставалось только гадать, поскольку ни стрел, ни прочего оружия в самих ранах обнаружено не было. Да и чужих людей вокруг тоже не наблюдалось.

Когда Фридриху показали одного из покойников, он некоторое время стоял в задумчивости, затем безапелляционно произнес:

– Это стрелы небесные. Помнится, когда я освобождал гроб господень, то был в Палестине один рыцарь – приверженец папы и большой грешник. Так вот его настигла точно такая же кара.

– А где же стрелы?

– О-о-о, они истаивают буквально на глазах, после того как поражают несчастного грешника, – нашелся император. – Если бы мы подъехали несколькими часами ранее, то смогли бы увидеть это самолично.

Чтобы все окончательно поверили в это, он тут же навскидку назвал имена нескольких именитых людей, бывших с ним в эту пору и наблюдавших, как происходит это таяние под палящим сирийским солнцем. Правда, подтвердить сказанное императором они не могли. Кто-то умер от ран, кто-то погиб в бою с сарацинами, кто-то скончался еще от какой напасти. Однако авторитет знаменитых имен, пускай и мертвых, все равно оставался весомым.

Но, контролируя Европу, Константин никогда не забывал про Азию, особенно Среднюю. Ей он уделял особое внимание. Официально и тут всеми посольствами заправлял Евпатий Коловрат, но всех, кто собирался ехать с дружественным визитом куда-либо, везя слово царя и великого князя всея Руси Константина I, инструктировал не только он, но и Торопыга. Да и сам государь, хоть и не каждый раз и не каждое посольство, но удостаивал беседы.

Напрягая память, Константин неустанно извлекал из нее все, что возможно, затем сводил воедино и долгими вечерними часами пытался понять, как поступить в том или ином случае. Зачастую его решения и наказы казались несколько странными людям, окружающим его, но все уже привыкли к тому, что царю виднее и он с высоты своего трона видит намного дальше, чем тот же Зяблец [181] , собирающийся с товарами в «турне» по Закавказью, причем главная цель этого путешествия – навестить неведомое огузское племя кайы и пригласить его на Русь.

– И как мне искать это кайы, и за что мне такая напасть, – втихомолку сокрушался Зяблец. – Да неужто мы и без них со своими ворогами не управимся? Опять же они все сарацины по вере, так чего их в нашу христианскую страну приглашать. А ежели веру откажутся сменить – тогда как?

– А кто у нас лучше всех на их чудном языке лопотать может? Потому государь именно тебя и шлет. Доверяет, стало быть, – несколько смущенно пояснял Зяблецу, сыну именитого в прошлом ростовского боярина, Евпатий Коловрат.

Честно признаться, не только послу, но и ему самому было совершенно невдомек, зачем Константину понадобилось это неведомое племя. Невдомек, потому что не верилось в сказанное государем по поводу этого племени:

– Это сейчас у них полтысячи шатров, а лет через двести от них большой вред может быть для Руси. Было у меня такое видение, – внушительно заметил он. – Вот и выходит, что их надо либо истребить на корню, либо к себе на службу взять. Теперь понятно?

Евпатий вздохнул, недоверчиво передернул плечами, но переспрашивать не стал, решив поверить на слово, хотя звучало все это как-то… сомнительно.

«Полтысячи шатров. Если с нашими половцами сравнить, то получается никак не больше тысячи воинов. Да пускай полутора или даже двух, – рассуждал он мысленно. – И это опасность? Не-е-т, видать, тут кроется что-то еще. Какая-то сокровенная тайна».

Коловрату стало немного обидно, но он успокоил себя мыслью, что, скорее всего, в том же самом видении государю было строго воспрещено рассказывать о сути дела кому бы то ни было.

– А на самом деле зачем они тебе? – уточнил Вячеслав, заинтригованный загадочными словами.

Его Константин также привлек к инструктажу Зяблеца, и теперь воевода очень хотел знать, что в действительности понадобилось другу.

Тот оглянулся на дверь – вроде закрыта плотно.

– Думаешь, я ему наврал? – усмехнулся Константин. – Чистая правда. Разумеется, кроме видения, – тут же поправился он. – Это сейчас они кайы, пока на службе у Джелал ад-дина, которого то ли убили, то ли вот-вот убьют. После его смерти большая часть племени во главе со своим вождем Эртогулом придет в Иконийский султанат, к Кей-Кубаду I, который выделит им местечко в где-то в Анатолии, причем на границе с византийцами.

– То есть в пограничную стражу их примет, – сделал вывод воевода.

– Примерно так. Они будут долго расти и усиливаться. Трогать их особо некому. Византийцы о чужом еще долго помышлять не будут – свое бы удержать. А самих сельджуков эти места тоже не особо прельщают, да и не до того им. Тем более что скоро на эти земли придут монголы, и весь султанат развалится на маленькие эмиратства. Эртогул будет править долго, а потом передаст власть своему сыну Осману. Тебе это имя ни о чем не говорит?

– Что-то такое вертится на уме, но как-то туманно, – ничуть не смутившись, заявил воевода. – Да и чего голову напрягать, когда ты сам сейчас все расскажешь.

– Расскажу, – кивнул Константин. – Так вот, с тех пор это племя и станет называть себя османами. Ну, по имени вождя. И потом, через полтора века, произойдет резкий взрыв. Они покорят все эмиратства, и в 1389 году произойдет знаменитая битва на Косовом поле – боль и трагедия Сербии.

– Погоди-погоди, там же албанцы живут, если мне память не изменяет, – остановил друга воевода.

– Это чужаки. Пришли они туда намного позже. Считай, такие же захватчики-оккупанты вроде турок. А на самом деле это исконная территория Сербии. Возвышение турок притормозит хромой Тимур, который разгромит их войска, восстановит все эмиратства сельджуков, а самого султана Баязида I упакует в железную клетку, в которой тот и умрет.

– Прямо в клетке?

– Ну, может, и не в ней, но в плену, – пояснил Константин. – Лет двадцать его сыновья будут грызться за отцовскую власть и резать друг друга, но потом останется один, который приступит к дальнейшим завоеваниям. И тогда взвоет вся Европа.

– Так что, мы будем спасать Европу? – деловито уточнил Вячеслав.

– Да плевать я на нее хотел, – устало произнес Константин. – А вот братьев-славян мне жалко. К тому же у меня на Болгарию особые виды, с учетом того, что Святослав женат на дочке Иоанна-Асеня II и успел обзавестись уже двумя сынами.

– Никак завоевывать решил? – изумился Вячеслав. – Но ты же говорил, что тебя эти границы вполне устраивают. Или аппетит приходит во время еды?