Андрей Посняков - Ладожский ярл Страница 8

— Наши скоро должны вернуться, — улыбнувшись, шепотом ответил Снорри. — Трофим Онуча уже беседует с людьми бонда в бане, а Жердяй… Жердяй должен познакомиться с девами.

— Подождем, — Хельги кивнул, прислушиваясь к ровному дыханию спящих воинов, в любой момент готовых к кровавой сече.

Ждать пришлось недолго. Первым явился Трофим Онуча. Тщательно обмел веником снег с постолов, довольно почмокал губами и, стараясь не разбудить спящих, направился к ярлу.

— Не были они у Конди, — покачал головой он. — Мужики говорят, давно уж в те края не захаживали. Совсем в другую сторону на охоту ходили, к Куневичским погостам ближе.

Ничего не ответил ярл, лишь, отпустив Трофима, переглянулся со Снорри. Тот хотел было что-то сказать, да Хельги не дал, перебил:

— Теперь подождем Жердяя.

А Жердяй, оказывается, нашел себе зазнобу! Черноглазую краснощекую деву, чуть полноватую, но вполне приятственную вдовицу.

— Попарься подольше, — заглянув в баню, намекнула она. — Потом жди.

Вот Жердяй и ждал, напарившись да покатавшись в снегу вместе с прочим обозным людом. А в крайней избе его возвращения терпеливо ждали ярл и Снорри.

Вдовица пришла с двумя кадками и метелкой — убраться в баньке. Убралась… Да так, что Жердяй ушел оттуда едва живой… Но в полном — в полнейшем! — восторге. И долго еще вспоминал потом ее жаркие ласки…

Вошел в избу, блаженно улыбаясь.

— Ну? — накинулся на него Снорри.

Парень махнул рукой. В перерывах между ласками вдовица поведала про мужиков то же самое: не ходили они к Конди — далек путь, ходили близехонько, на охоту, затемно вернулись.

— Это хорошо, что затемно, — прошептал ярл, подстилая под себя плащ.

Утро выдалось солнечное, веселое. Солнце еще не взошло, но вершины обступающих усадьбу сосен уже окрасились ярким прозрачно-золотистым светом. Морозило, но было ясно, что день будет теплым.

— Ну, в добрый путь, — провожая, сказал Келагаст. — Ждать через год?

Хельги лишь усмехнулся. А как же?

— У тебя нет больше соперника на озерах, — задержавшись и провожая взглядом спускавшийся под гору обоз, неожиданно произнес он.

— На каких озерах? — озадаченно переспросил весянин.

— Тех, что близ болота Чистый Мох, — пояснил ярл. — Старик Конди и все его люди убиты, убиты страшно.

— Что?! — Келагаст удивленно открыл рот. — Кто?

— Мы застали их уже мертвыми. Погребли, как сумели… Курган надо бы повыше насыпать, иначе доберется зверье.

— Засыплем… — задумчиво пообещал весянин. — Значит, снова объявились колбеги. Если… если… — Он вдруг пристально взглянул на ярла, настолько пристально, что тот, не выдержав, рассмеялся. Покачал головой:

— Нет, это не мы их. Невыгодно. Кстати, я тоже поначалу подумал про тебя.

— Значит, колбеги, — снова протянул Келагаст. — Что ж… Повоюем.

— Если отыщешь их, пришли своего человека, — садясь в седло, попросил Хельги. Легкий ветерок трепал его волосы цвета спелой пшеницы, а в глазах отражались утренняя лазурь неба и сосны. Тянувшиеся ввысь сосны…

— Пришлю, — пообещал весянин. — Отыскались бы только…

Он стоял на холме, у распахнутых настежь ворот, провожая взглядом уносящегося вниз, к реке, ярла, а там, внизу, вслед отъезжавшему обозу весело светило выкатившееся из-за дальнего леса солнце.

Медленно вытянув руки, Дивьян разжал пальцы — с глухим стуком лук упал на обшитый полусгнившими досками пол.

— Теперь — нож! — потребовал тот же голос. Отрок повиновался, чувствуя, как чуть ослабло давившее на шею холодное злое железо.

— Руки за спину.

Что ж, пришлось исполнить и это. Дивьян не очень-то испугался — что с него взять грабителю? Правда, может, это был кто-то из тех, кто…

Он и не заметил, как исчез противный холодок около шеи. Убрав нож, ему проворно стянули за спиной руки.

— Можешь сесть, — разрешили.

Отрок повернулся и медленно опустился на лавку, украдкой рассматривая незнакомца. Тот оказался довольно высок ростом — на полголовы выше Дивьяна — в толстых меховых штанах и овчинном полушубке, подпоясанном наборным поясом из бронзовых бляшек, в надвинутой на самые глаза шапке, обшитой пушистым беличьим мехом. На лавке лежал небрежно брошенный плащ из синей заморской ткани с красным подбоем. А гость-то — не нищий! Так что же ему тогда надо?

Посмотрев на Дивьяна и хмыкнув, незнакомец деловито засунул в ножны длинный узкий кинжал. В прыгающем свете горящих в очаге веток тускло блеснула золотом рукоять с навершьем, украшенным гладким голубым камнем. Отрок усмехнулся, молча ожидая вопросов. Вряд ли его будут сейчас убивать, коли не сделали это сразу. Пытки? А что он такого тайного может знать? Дорогу к разоренной усадьбе? Дивьян вздохнул, вспомнив убитых родичей. Внезапно ему стало страшно — ведь он даже не погреб их, а надо было! Вернуться! Вернуться немедленно, вернее, как только будет возможно, совершить упокойный обряд, а дальше уж видно будет, дальше — как дадут боги. Снаружи завыли волки. Заскреблись лапами в стены — ну, скребите, скребите, уж тут-то вряд ли чего выскребете, чай, не на дереве!

А вот незнакомец вздрогнул от волчьего воя, повел зябко плечами, поежился… Или это только показалось Дивьяну?

Затем он услышал вопрос на незнакомом лающем языке. Отрок отрицательно покачал головой — не понимаю. Незнакомец снова повторил вопрос, с явной угрозой вытащив из ножен кинжал. Тот же результат. Подумал немного, потом спросил по-славянски:

— Далеко ли ваши?

Уж конечно же его не интересовал сам Дивьян, куда больше был интересен род. Ну а род у парня был уже в пределах недосягаемых.

— Далеко, — подобрав нужное слово, ответил наконец отрок. — В той стороне, откуда обычно не возвращаются.

— Загадками говоришь, — поиграв кинжалом, нахмурился незнакомец. Голос у него был какой-то странный, слишком уж тонкий, такой больше подошел бы девке. Он хотел еще что-то спросить, но передумал. Ходил нервно около очага, посматривая на горящее пламя. Видно, прикидывал: хворост уж догорал, у стены осталось охапки две — хватит ли на ночь? Он нагнулся за ветками, так неловко и быстро, что слетела с головы шапка… Длинные золотистые волосы рассыпались по плечам. Незнакомец резко обернулся… Миловидное лицо, чуть припухлые губы, глаза, большие, блестящие, синие, как весеннее небо. Девка!

— Что смотришь? — Подобрав шапку, девица усмехнулась. — Иль не боишься боле?

— Чего мне тебя бояться? — хмуро отозвался Дивьян и не удержался, спросил, кусая губы: — Не твои ли разграбили нашу усадьбу?

— Какую усадьбу? — Девчонка округлила глаза. — Не грабила я никакой усадьбы. Да и не с кем… — Она вдруг тяжко вздохнула и словно пожаловалась: — Одна я.

Отрок недоверчиво шмыгнул носом. Ага, одна… В глухом лесу, где только лешие бродят да такие неприкаянные охотники, как он сам. Рассказывай сказки!

— Не веришь, — грустно кивнула дева. — Ну и не верь, больно надо. Ты ведь не варяг, местный? Не знаешь ли здесь поблизости старика Конди?

— А что тебе до него? — Дивьян зло ощерился. Девчонка словно не замечала его злобного взгляда.

— Старик Конди — дальний родич ладожского Вячки-весянина, — пояснила она. — А он, Вячко, с моим дядькой Онфимом побратимы. Знаешь в Ладоге кузнеца Онфима Лося? Нет? Да ты что? Онфима всякий знает!

Дивьян молчал. Слыхал он от Конди про Вячко, родича дальнего, да так, особо не прислушиваясь. Да не врет ли девка? Вдруг не из Ладоги она, а пришла с колбегами, теперь вот сидит, зубы заговаривает?

Жарко вспыхнул в очаге хворост. Девчонка, расстегнув пояс, сбросила на лавку полушубок, оставшись в заправленной в меховые штаны коричневой рубахе из толстой шерсти. На шее блеснуло ожерелье из бронзовых ромбиков… А ведь, похоже, не врет. Такие ромбики славяне-венеси любят… примерно так же, как весяне — уточек.

— Жара, — снимая меховые штаны, неожиданно улыбнулась девушка. — Вчерась упарилась в них по лесу шастать. С Куневичского погоста иду, тамошние сказали, увидишь за болотом избушку, там и озерца, а за озерцами — недалеко и до Шугозерья. Там ведь усадьба Конди?

Дивьян молчал, уставившись взглядом в огонь. Девчонка оказалась ладная — красивая, проворная, стройная и — видно, что сильная. Отрок невольно залюбовался ею. Под меховыми штанами девицы оказались вторые, из тонкого зеленоватого полотна. Из того же материала была и длинная мужская рубаха, украшенная по подолу и рукавам вышивкой в виде солнца и тех же ромбиков. Тонкие запястья украшали серебряные браслеты. Девчонка осторожно прошлась босыми ногами по полу, уселась на лавку рядом с Дивьяном, взглянула глазищами синими:

— Ну, что? Давай зайца жарить?

— Развяжи сначала, — хмуро буркнул отрок и тут же спросил: — А тебе зачем Конди?

— Да так… — Девушка вдруг вздохнула, да так тяжко, что, казалось, гнетет ее какая-то мука. — В род его попроситься хочу. Вячко-весянин сказал — примет Конди.