Your Name - Квинт Лициний Страница 8

Вот это взращиваемое сейчас поколенье и надо сохранять. Не допустить до руля плесени, озабоченной только собственным благополучием. Иначе уже в следующем поколении мальчики будут мечтать стать бандитами, а девочки — валютными проститутками. Понятно, какая потом из них будет власть: готовая отдаться за деньги сильнейшему и замочить слабейшего. Возникнет ситуация плохого равновесия. Попав в него, выбраться почти невозможно.

Задумчиво отложив стопку газет, я каким-то верховым чутьем отыскал банку кофе. Вот тебя-то я и искал, золотце мое. Две чайные ложки лёгкого, как пыль, тёмно-коричневого порошка, горячая вода и полторы ложки сгущенки… Тот самый кофе, тот самый вкус… Не самый ароматный, но привычно бодрящий.

Встал у кухонного окна, грея ладони о чашку, и опять вгляделся в жизнь Измайловского проспекта. Предстояло придумать, как жить дальше, чтоб потом опять не было мучительно больно… Один раз я уже пожил, поплевывая в вечность, больше не хочу.

Отставив чашку, начал нарезать круги по кухне, выплескивая переполняющую меня энергию. Итак, у меня две задачи. Одна — тактическая, вписаться в социум, не вызывая сильного удивления своим поведением. Тут есть сложности, но мне это по силам даже без памяти реципиента. В конце концов, реципиент — это я, только тридцать пять лет назад. Да, я многое забыл, но многое помню. А часть забытого быстро вспомню. К тому же, всё равно деваться некуда, я уже здесь.

Вторая задача — не менее как повернуть колесо истории. Могу ли я это сделать без особых способностей, которых пока нет и неизвестно, появятся ли? Предположим, они просто ещё не проявились. Предположим. Буду исходить из этого, так приятнее. Иначе мне остается только плыть по течению истории, наблюдая за переформатированием общественного сознания и распадом страны. И этот фарш будет невозможно провернуть назад.

Я опять задумчиво закружил, потом упал на руки и попытался в темпе отжаться.

Ууу… совсем забылся. Голова взорвалась болью, накатила дурнота. Сев на пол, я прислонился к кухонной тумбе, дотянулся до стоящего на углу стола стакана и отхлебнул. Это я погорячился. Пока надо обходиться без этого привычного способа концентрации.

Через две-три минуты полегчало. Ладно, пока стратегических идей нет, буду решать тактическую задачу и надеяться на лучшее. И я пошёл за учебником геометрии.

Где-то через час, исчиркав несколько листов в черновике, с облегчением откинулся на спинку стула и отложил в сторону китайскую чернильную ручку. Почерк, кстати, когда не задумываюсь над ним, получается «как кура лапой».

Первоначальный страх, что это не угол в треугольнике тупой, а я, сменился заслуженной гордостью — «кое-что могем». Вроде бы и не высока преграда — курс геометрии за восьмой класс, но за последнюю треть века я стал сугубым гуманитарием, у которого синусы-косинусы вызывают паническую реакцию. Но теперь я уверен, что прикидка сил была правильной — к субботе восстановить всю геометрию в памяти реально.

Особо радовала прорезавшаяся острота и резвость мышления. Всё же с возрастом способности мозга снижаются, причем настолько постепенно, что тебе это и не заметно. И только резкое омоложение дало мне возможность почувствовать разницу. Мозг работает как губка, интенсивно, чуть ли не урча от удовольствия, впитывая новые знания, и, как луч лазера, играючи препарирует логические конструкции.

«А неплохой мне процессор достался», — подвел я промежуточный итог, — «надо его холить и нежить, к примеру, давать вовремя отдохнуть. А лучший вид отдыха — это смена деятельности. Иди сюда, биология, полистаю я тебя…».

Звонок грянул неожиданно, оторвав меня от изучения тонкостей химического равновесия. Я изумленно похлопал глазами: «кого это чёрт принес»?

— Ловко ты от контр увернулся, — с завистью заявил Паштет с порога. — Один щелобан от стены, а сколько плюсов!

— Не слушай этого балбеса, — возникла за его плечом разрумянившаяся от морозца Света, — он сегодня по инглишу два трояка сразу схлопотал, теперь боится, что его в поход на каникулах не отпустят.

— Проходите, гости дорогие, — посторонился я, вглядываясь в своих товарищей и по-новому знакомясь с ними.

Зашедший первым Паштет быстро скинул ботинки, вздёрнул на вешалку потертую куртку и, слегка косолапя, уверенно направился в мою комнату, освобождая место для Светы. Высокий, крупный, круглолицый, с небольшим курносым носиком, засыпанным неяркими веснушками, тускло-рыжеватой шевелюрой и маленькими голубенькими глазками, он был лишь чуть моложе уже основательно поистершегося в моей памяти образа.

Света отпихнула ногой брошенный в прихожке портфель Паштета, разгребая себе пяточек для маневра, и начала снимать пальто. Я протянул руки, чтоб его принять.

— Ты это что? — удивленно замерла она в неудобной позе.

— Пальто помочь повесить… — с недоумением откликнулся я.

— Да… Крепко тебя приложило… — кривовато улыбнулась Света, удивленно покачивая головой. — Ты мою просьбу выполнил?

— Каку-таку просьбу?

— Плиточку волшебную пометил?

Я шагнул вперёд и взял лёгкое пальтишко.

— Не холодно в таком бегать сейчас? На улице не лето.

— Ничего, я короткими перебежками, по два-три прыжка. От дома к метро, от метро к школе. Не шубу же сейчас носить. Ты как? — она встревожено уперлась взглядом мне в глаза.

— На западном фронте без перемен, — теперь пришла моя очередь кривовато улыбаться. — Жить можно. Гони Паштета руки мыть, и на кухню давайте. Будем практиковать высокое искусство приготовления горячих бутербродов.

— Горячих? Это как?

— Сейчас покажу. Я в старой «Работнице» недавно рецепт видел. Легче сделать, чем рассказывать. Кыш глистов с рук смывать, — и я пошёл на кухню приводить в порядок мысли.

Появление Паштета всколыхнуло во мне старое чувство вины, хотя разве я был виноват, что он лег за Пянджем? Светка же привела в недоумение тем, что первое впечатление о ней совсем не совпало с воспоминаниями. Да, красавицей её не назовешь, это факт. Но и точно не «уродина», как я думал раньше.

На полголовы выше меня, тонкая-звонкая, длинношеяя. Вытянутая голова, крупные черты лица, развернутые углы челюсти. О таких лицах иногда говорят «лошадиное», но в данном случае у меня возникала иная ассоциация. Широко расставленные большие тёмные глаза, высокие рельефные скулы и агрессивная линия подбородка — всё это, в сочетании с веретенообразной фигурой, наводило на мысль о стрекозе, но не беззаботной «попрыгунье», а серьёзном хищнике мира насекомых, грозе мошек и букашек. Впечатление усугублялось привычкой смотреть слегка исподлобья и иногда прорывающейся властностью характера. В такие моменты я невольно чувствовал себя той самой букашкой, на которой с недобрыми намереньями остановился фасетчатый взгляд.

Но это чуть неприятное впечатление развеивается, стоит ей начать говорить. Блеск глаз, живая мимика и милая улыбка четко оконтуренных губ заставляет забыть об особенностях внешности, оставляя на поверхности лишь интересную и лёгкую в общении девушку-подростка. Странно, что в детстве я замечал лишь худшее.

И ноги у неё стройные… Интересно, это она так выпендривается с длиной юбки до середины бедра, или это мода сейчас такая? Если мода — то я горячо «за». Как много нам открытий чудных…

Жизнерадостно насвистывая «Прощание славянки», я начал потрошить холодильник. Сосиски, сыр, масло сливочное, сметана, горчица и томат-паста. Основа есть. Городской батон, растительное масло. Отлично, всё необходимое в наличии.

Сковородку на огонь, лью масло. Косо нарезаю батон и начинаю обжаривать ломтики, ожидая появления похрустывающей золотистой корочки. Одновременно включил духовку на нагрев. И кастрюлю с супом на плиту, сосисок не много, надо и на родителей оставить.

За плечом нарисовался вечно жизнерадостный Паштет:

— Люблю повеселиться, особенно пожрать, двумя-тремя батонами в зубах поковырять!

— Но-но. На слишком много не рассчитывай, надо на маму с папой оставить.

Паштет оживился:

— А что, предок сегодня должен приехать? Ты ж его в пятницу вечером ждал?

Я взял тайм-аут на раздумье, имитируя бурную деятельность:

— Чёрт, подгорает! Пашка, на лопатку, переворачивай куски, я пока сосиски с сыром нарежу и приправу замешу.

Но сбить Паштета с мысли не удалось, ловко работая руками, он с энтузиазмом продолжал допрос:

— Так приехал? Магнитофон привез? В воскресенье «Иглз» будут передавать по «Вашему магнитофону», наверняка запустят эту новую песню, «Отель Калифорния». Надо обязательно записать.

На помощь, с сочувствием взглянув на меня, пришла Света:

— Нет, раз конгресс в Париже до вечера среды, значит, раньше пятницы не приедет, чего спрашивать? А в понедельник программу всё равно вечером повторят, можно будет записать, если магнитофон появится.