Роман Буревой - Боги слепнут Страница 8

А в конце коридора появился Юпитер. Лицо у него было красное, борода встала дыбом, волосы реяли вокруг головы. Минерва дотронулась до стены, и от её прикосновения образовалась глубокая ниша. Обе богини тут же в неё нырнули. В следующую секунду мимо пронёсся клубок фиолетовых молний. Судя по визгу на другом конце коридора, удар из перуна Юпитера достиг цели.

– Кажется, мой братец узнал, что такое, когда Юпитер сердится.

– А Юнона…

– Нет, нет, при мести Юноны я присутствовать не хочу, – поспешно заявила Минерва.

Вновь мимо пронеслись друг за другом несколько молний. Но эти разряды были куда слабее. Да и Марс успел спрятаться в своих покоях.

– Я вспомнила! – воскликнула богиня мудрости. – Я вспомнила, чему равна скорость света!

Глава 3

Августовские игры 1975 года (продолжение)

«Сегодня состоятся похороны императора Руфина».

«Судя по всему, монголы покинули территорию Содружества. Шестой легион до нормализации обстановки останется в Месопотамии. Срочно возводятся пограничные укрепления. Первый Месопотамский легиона царя Эрудия доукомплектовывается». «Вчера в день Вулкана и кузнецов повсюду горели костры, жертвами народ выкупал себя от пожаров. Состоялись также скачки в Цирке – никакие беды не могу заставить Рим отказаться от его традиций». «Большой Совет принял решение о возмещении ущерба гражданам Содружества, пострадавшим в результате рейда монголов».

С утра по улицам Рима разносились крики глашатая:

– Смерть похитила императора. Кто может, пусть проводит Марка Руфина Мессия Деция Августа, его выносят из дома.

Толпы народа стекались к Палатину. Фасад, обычно сверкающий золотом, теперь сплошь покрывали еловые и кипарисовые венки. Все пространство между Большим цирком и дворцом императора было затоплено народом. Люди взобрались на крыши стеклянных лавок, что шли сплошной галереей по наружной стене Большого цирка. Всем хотелось посмотреть на грандиозное шествие. Наконец из дверей Палатинского дворца медленно вышла процессия. Впереди музыканты, за ними плакальщицы и наконец актёры. Один из лицедеев, в пурпурной тоге и раскрашенной маске, в дубовом венке на редких волосах, старательно подражал походке и жестам императора.

– Эй, ребята, не печальтесь! – кричал актёр собравшимся квиритам. – Я, конечно, был не так велик, как Юлий Цезарь, но похороны у меня куда пышнее! Эй, диссигнатор! – обратился актёр к распорядителю похорон. – На моё тело не забыли надеть дубовый венок? Я не могу предстать перед моими божественными предками без венка.

– На твоё тело надели не только венок, но и парик, – отозвался актёр, изображавший императора Корнелия.

За «императором» шествовали другие актёры, тоже в масках и пурпуре, изображая предков Руфина – императоров из рода Дециев, – начиная с основателя династии Траяна Деция и его сына Гостилиана и кончая отцом покойного. Наряжённые в пурпур или в одежды триумфаторов, расшитые золотыми пальмовыми ветвями, «предки» всходили на золочёные колесницы, и ликторы с пучками фасций на плечах сопровождали знаменитых «властителей» Рима.

Их было так много, что процессия двигалась несколько часов. Сотни факельщиков несли восковые свечи и еловые факелы. Наконец вынесли украшенные пурпуром и расшитые золотыми пальмовыми ветвями носилки Руфина – покойный император был удостоен триумфа за победу в Третьей Северной войне. На носилках несли доспехи викингов – трофеи, якобы добытые Руфином на поле брани, хотя лично покойный не принял участия ни в одном сражении, а если где и побывал, то разве что в окопах, когда «вики» уже отступили.

За носилками двинулись родственники Руфина. Их одежда из некрашеной тёмной шерсти на фоне сверкающей пурпуром и золотом процессии предков казалась особенно мрачной. Инвалидную коляску старика Викторина толкала Мелия, а следом шла Летиция с непокрытой головой, держа на руках малыша Постума, закутанного в тёмные пелёнки. Криспина старалась идти рядом, не желая уступать крошечному императору законного первого места, и демонстративно старалась поднять повыше маленькую Руфину, которая никого в Риме не интересовала. И это несоответствие казавшейся бесконечной процессии предков и жалкой кучки родственников так поразила римлян, что все голоса смолкли, и воцарилось тягостное молчание. Ощущение неминуемой грядущей беды нависло над Римом. Лишь вопли плакальщиц да звуки труб, доносившиеся уже с улицы Триумфаторов, напоминали о том, что процессия сейчас выйдет к Колизею и свернёт на Священную дорогу.

На форуме труп императора вынули из носилок и поставили стоймя, предки-актёры сошли с колесниц и уселись в курульные кресла, украшенные золотом, пурпуром и слоновой костью. Теперь сын или ближайший родственник покойного должен был подняться на ростры и перечислить его заслуги. И этим родственником оказался Валерии – его коляску вкатили на трибуну, и старик принялся перечислять заслуги мператора перед собравшейся толпой. Динамики лишь усиливали дребезжанье его старческого голоса. Неожиданно кто-то крикнул:

– Глядите, какой старенький сын у Руфина! И смех, непочтительный, гадкий, пополз по форуму.

– Не надо ему было рассказывать правду о Трионе, – шепнула Криспина и с ненавистью посмотрела на Летицию, как на главную виновницу смуты.

Летиция не ответила. В одно мгновение ей показалось, что она присутствует на похоронах не Руфина, а Элия, и её захлестнула такая тоска, будто она погружалась в ледяные воды Стикса и ладья Харона плыла ей навстречу. Свет померк. И вместо жаркого дня нахлынул мерзкий пронизывающий холод.

– Пусть Постум скажет речь! – крикнул кто-то в толпе, и крик этот вернул

Летицию к реальности. – Он наследник. Мы хотим его послушать. Пусть перечислит заслуги умершего.

И тут младенец на руках Летиции разразился отчаянным рёвом.

– Он говорит, как умеет! – выкрикнула Летиция.

И смех в толпе смолк.

С утра было солнечно. После полудня набежали тучи. Хлынул дождь сплошной стеною.

Тысячи, миллионы стеклянных копий обрушились на Вечный город. Струи дождя растрепали кипарисы, превратив их в чёрные метёлки, струи дождя смешались со струями бесчисленных фонтанов. Дождь шумел в водостоках и наполнял сердца тревогой пополам с печалью.

Дождь залил остатки погребального костра. Кости Руфина не успели сгореть, и их пришлось ломать, чтобы сложить в погребальную урну. А дождь все шёл и шёл. Пурпур сделался тяжёл и чёрен, шерстяные тоги ледяными доспехами льнули к телу. Динамики внезапно онемели. Сделалось очень тихо, и только шум дождя наполнял Вечный город. Шум дождя и шум шагов. Ни крика, ни даже шёпота. Дождь загонял людей в дома, каждого в свою нору. Вместе с мокрой одеждой и мокрыми сандалиями к очагу ложились чёрными псами Печаль и Тревога. Никто не знал, что принесёт завтрашний день. Прежде над Римом была простёрта охранительная рука. Теперь она исчезла. Дождь лил и лил. Вечный город будто вымер. Лишь немногочисленные авто, вздымая фонтаны брызг, сновали по безлюдным улицам, и жёлтые их огни лишь усиливали тревогу.

Ариетта смотрела из окна на залитый водою сад. Хорошо, что она не пошла на похороны. Хорошо сидеть в тёплой комнате, вертеть в пальцах стило и чиркать бумагу. В конце концов, какое ей дело до того, кто правит Римом? Куда больше её занимает отзыв «ценителя», начертанный красивым почерком на первой странице её книжки.

Гимп плескался в ванной и что-то напевал. М-да, с его голосом не поступишь в Одеон[14]. А жаль…

Дождь кончился часам к четырём. Но вода ещё шумела в водостоках, ещё стекала с крыш. И тучи по-прежнему нависали над Римом.

– Я должен пойти на похороны Руфина, – сказал Гимп.

Он был в тёмной траурной тоге из некрашеной шерсти. И где он её только раздобыл? Заказал заранее?

«На мои деньги», – отметила про себя Ариетта.

– Костёр уже потух? – спросил Гимп.

– Радио молчит с полудня.

– Проводи меня, – попросил Гимп.

– Тебе так надо идти?

– Я – гений Империи, – напомнил он. – Сегодня хоронят императора.

Они вышли на улицу. Чёрный пёс, обливающий угол фундамента, рассерженно гавкнул и устремился к ним огромными прыжками. Почуял гения, собака…

Гимп, услышав злобный рык, предостерегающе поднял руку.

Пёс послушно приник к земле, заскулил и пополз назад, царапая когтями мостовую.

– Теперь пошли скорее, – сказал Гимп и стиснул плечо Ариетты. – И будь внимательна.

Фонари уже горели. Но как-то тускло. Лиловый свет струился через силу. Почему-то отражения в лужах были гораздо ярче, желтее, злее. Когда Ариетта и Гимп проходили, отражения выскакивали из одной лужи и спешно шлёпались в соседнюю, и плыли за людьми, постепенно отставая. Стихи о лужах писать просто – отражения притягательны для поэтов.