Экспедиционный корпус - Георгий Лопатин Страница 8

— Так то картинки…

Дальше Климов уже не услышал и снова скривился. Ну да, представляли, что русские — это такие дикари… как кавказские горцы сейчас.

Пока шли, солдаты, которым быстро передалось восторженно-праздничное настроение встречающей толпы, украсили свои винтовки цветами, а офицеры обзавелись букетами цветов в руках. Лишь Михаил сбрасывал себе под ноги всю ту зелень, что ему пихали в руки и с каким-то мстительным наслаждением давил их сапогами.

Всех этих европейцев Климов ненавидел до глубины души. И правителей, и простых тупых обывателей, выродившихся непонятно во что с этой пидорастией и попытками легализовать педофилию. В свое время, будучи молодым и глупым он восторгался Европой, ну как же, свобода, законность, порядок и все такое прочее, что так жаждали считавшие себя демократической общественностью. Сам либералом был и даже голосовал за «Яблоко».

Но постепенно восторги стали проходить, чем дальше, тем шире открывались его глаза на происходящее. Образ Европы потускнел, особенно с началом второй Чеченской кампании, когда отъявленных террористов-головорезов взрывавших дома, захватывавших театры, школы и больницы принимали в верхах президенты с министрами и называли повстанцами. Этого он понять уже не смог.

Так-то он считал, что раз хотели чеченцы независимости, то пусть бы они ее получили. Право народа на самоопределение как-никак, Бориска с дирижерской палочкой в своей трехпалой клешне опять же сам вякнул, дескать берите суверенитета сколько сможете унести, понимаешь… но так, чтобы все чеченцы из России умотали к себе в Ичкерию.

Еще кто-то хочет независимости? Да валите на хер! Никому вы не нужны. Пиндосы с гейропейцами, поимев вас во все щели, только потом подотрутся вами же и выбросят на помойку…

Но окончательно он разочаровался в либеральном движении, так что слово либерал стало для него синонимом предательства, когда все эти либералы начали уже не стесняясь бегать в посольства западных стран с протянутой рукой. Даже главный Яблочник в этом отметился…

И Михаил все никак не мог понять, почему либерал не может продвигать патриотическую повестку отстаивая интересы своей страны? Почему либералы обязательно ложатся под коллективный Запад и активно ему подмахивают при этом, обсирая собственную страну? Это ведь тем более удивительно, что именно они в начале девяностых захватили власть! Но как оказалось, ничего толкового сделать не смогли, только обворовали государство и снова упустили бразды правления. Слабаки только и способные что тявкать, а как доходит до дела…

Ведь такой шанс представился Белому, одному из лидеров либерального движения, коего выбрали не то мэром, не то губернатором, и что же? Разжирел как свинья за считанные месяцы, а потом и вовсе поймали за руку со взяткой, как мелкого мошенника. Ведь знал же, что за ним будут следить особенно тщательно и ему нужно быть святее Папы Римского, но все равно не удержался от соблазна хапнуть.

В какой-то момент заведенная толпа смешалась с русскими солдатами и полк сбившись с шага вскоре встал. Солдат угощали сигаретами, дарили шоколад, печенье. Откуда ни возьмись, появились ведра и кувшины с вином, сидром, и вот уже солдаты утоляют жажду. А кое-где француженки уже обвивают нежными руками крепкие шеи русских солдат и раздаются звуки поцелуев. Солдаты теряются, но все же отвечают полной взаимностью.

Особенно активно француженки вешались на солдатах первой роты первого батальона, прозванной ротой великанов, ибо туда отобрали солдат с ростом в пределах ста восьмидесяти сантиметров, в то время как средний рост солдат составлял сто семьдесят сантиметров плюс-минус и больше в минус, чем в плюс.

Кинулась и на Михаила какая-то француженка, но он ее мягко перехватил и не дал состояться поцелую, перенаправив на ближайшего солдата.

— Право слово, что вы ведете себя как бука, Михаил Антонович?! — поручик Бодько, опьянев от происходящего, да и винца хлебнуть успел, и оттого позволившей себе несколько фамильярное обращение.

Самого Василия, как и еще пару младших офицеров четвертой роты еще одного поручика и подпоручика, молоденькие француженки зацеловали так, что на лице «живого» места от «ран» не осталось, все заляпано «кровью» помады.

— Французский насморк не хочу подхватить, господин поручик, — с ироничной усмешкой ответил Михаил Климов. — Кто их знает, кем они работают? Может это проститутки из ближайшего публичного дома? Не забывай, город портовый и тут их много как нигде и сношаются они с моряками со всего света пропуская через себя минимум по десятку клиентов в день! А так поцелуют и у тебя сифилис или гонорея, или все сразу. Согласись обидно обзавестись сими срамными болезнями, даже не трахнув как следует ни одну из них.

Поручик сначала вылупился на Михаила глазами по пять рублей от изумления, потом до него дошла вся опасность и от следующей желающей его поцеловать мамзели, он принялся отбиваться руками и чуть ли не ногами, между делом пытаясь лихорадочно оттереть носовым платком с лица помаду.

В конце концов французов удалось оттеснить и полк продолжил марш. Так, провожаемый ликующим населением, бригада прибыла в расположенный рядом с Марселем лагерь Мирабо, обнесенный каменной стеной с массивными железными воротами.

7

Но если кто-то подумал, что на этом все закончится, то нет, не прошло и часа, как горожане буквально осадили лагерь словно вражеское войско. Словно бомбы через стену полетели сначала все те же треклятые букеты, а за ними корзины со всякой снедью. Потом и вовсе марсельцы пошли на штурм, откуда-то взяли лестницы и приставив их к стенам ползли наверх откуда передавали вино и пили сами.

Продолжался этот бардак порядка часа, пока наконец подоспевшие полицейские не оттеснили всю эту восторженную до помешательства братию, что перепилась собственного вина от стен лагеря, дав наконец солдатам нормально устроиться в бараках-казармах и отдохнуть.

Для офицеров естественно подготовили условия получше.

— Сегодня и завтра отдыхаем, — сказал генерал Лохвицкий. — Сегодня только разгрузят наши пароходы, а завтра имущество загрузят на паровозы…

Все понятливо кивнули. Помимо солдат везли всякое имущество бригады вплоть до собственных полевых кухонь.

Офицеры поняли генерала об отдыхе весьма своеобразно и начиная от поручика и выше, тут же всем скопом свалили в Марсель, где устроили грандиозную попойку в «старом квартале».

Климов, видя такое дело, тоже выбрался в город, подумав: «При желании можно свалить хоть сейчас…»

Искушение было велико, но делать это именно сейчас не стоило. Без значительных средств далеко не убежишь, а идти на дело, когда полиция на усиленном режиме службы верх безрассудства.

Бухать с остальными Михаил не стал и осмотрев доступные достопримечательности до сумерек, вернулся в лагерь, где оказался самым