Возраст – преимущество - Виктор Сергеевич Мишин Страница 8

– Какие-то залетные на грузовике проехали, не остановились, – вернувшийся «Кузьмич» рассказал о том, что видел у моста. – Давай ты сейчас, готов?

– Да, – кивнул я и, раздевшись, связал вещи в узел. Уложив их и оружие на свой плотик, вошел в воду. Ух! А водичка-то и правда пипец какая холодная! Внутри мгновенно все сжалось, да и снаружи тоже. С трудом переставляя ноги под водой, я наконец погрузился по шею и поплыл. Сразу стало понятно, почему Семен плыл так медленно, тут и холод, ноги руки буквально сводило, так еще и нельзя плескаться, нарушать тишину.

– Давай помогу! – подал мне руку Семен, как только я оказался на его берегу. Не противясь, вытянул свою левую и меня дернули из воды. Пока растирался полотенцем, его мне с собой тетя Капа дала, к нам присоединился «Кузьмич». Мужики, признаться, были очень худыми, плохое питание сказывается или то, что они все время на ногах, не знаю, но партизаны реально тощие. Откуда и выносливости столько, даже не поймешь.

– Отходим вправо на километр, там большой овраг и густой еловый перелесок, можно будет костер развести и нормально согреться.

Я удивился, конечно, как это, костер рядом с немцами, на что мне ответили без ложного стеснения, что это еще ерунда. Бывало, рассказывали партизаны, зимой сидели в засаде, холодно, мороз градусов двадцать, немцы в сотне метров, а они костер разводят и греются. Даже не поверил вначале, но, когда мы прибыли к оврагу и партизаны начали устраивать кострище, обалдел. Да, такому в немецкой школе почему-то не учили. Там все было заточено на действие, а тут… Партизан должен уметь прятаться и греться в любом месте. Костер без малейшего дымка был разведен очень быстро. Выкопали ямку, прямо в низине оврага, развели костер, вокруг все закрывали растущие очень плотно елки, настолько плотно, что мы сюда еле пробрались.

– Ночь сидеть не станем, нужно идти. Еще пяток километров на север и можно будет расслабиться. Там редко кто-то бывает, да и боятся немцы. Слухи среди деревенских разносятся быстро и обрастают домыслами, поэтому враги считают, что нас тут тысячи. Может, потому и боятся лишний раз малыми группами соваться в лес.

– Нормально так вы немчуру закошмарили, – восхитился я.

– Так давно уже здесь, еще в прошлом году обосновались.

– Понятно, – кивнул я, раздеваясь.

Иван Матвеевич, он же «Кузьмич», ловко обработал мне спину и перебинтовал, я покрутился, нормально, и не сваливается, и не мешает. Нагрелись, перекусили и вновь двинули в путь. То ли свежая мазь как-то по-другому работала, то ли холодная вода подняла тонус, но усталость ушла, и брел я, наравне с мужиками. Остановились лишь когда совсем рассвело, Матвеич скомандовал привал. Место выбрали хорошее, березовая роща, за ней луг широченный, красота, да и только. Я посчитал примерно, а нехило мы топаем. Если взять хотя бы три километра в час, выкинуть час отдыха… Километров двадцать прошли, это точно, а ведь еще и днем шли.

– Ложись спать, – в приказном порядке произнес Матвеич, блин, ему бы плащ еще, как в кино, Кузьмич, копия просто. – Полдня я сижу, полдня Семен, вечером выходим. Думаю, к утру придем куда нужно.

– А мне когда дежурить? – не понял я.

– Ты не серчай, парень, но вдруг уснешь, у тебя раны, ты устал, я не могу пока на тебя рассчитывать. Подежурим сами, спи спокойно, набирайся сил.

И я преспокойно уснул. Продрых аж до четырех часов дня, даже кости ломить стало, во как поспал. Умывшись, дежуривший Семен указал на озерцо неподалеку, попросил его сменить мне бинт. Тот не отказал, с каким-то уверенным спокойствием нанес мазь и забинтовал, думаю, еще пару раз и хватит, наверное. Вообще, у обоих партизан чувствовался опыт в перевязках, наверняка много приходится их делать.

Мне оставили еды, перекусил и от нечего делать почистил автомат. Время убил, как оказалось, весьма много. Проснулся Матвеич, закончив с подготовкой к ночному переходу, вышли, не дожидаясь темноты. Как уклончиво объяснили товарищи партизаны, к утру должны дойти, но предстоит еще найти расположение отряда. Из-за все тех же националистов партизаны постоянно перемещаются, меняя места дислокации. Немцы ведь как в этих краях, далеко от населенных пунктов на дорогах и железных дорогах не отходят, зачем им рисковать, для этого есть сброд в виде украинских националистов. А те, твари, резвятся как хотят. Грабят, насилуют, жгут, им плевать на все, делают, что хотят.

– Подождете меня немного, – посреди ночи Матвеич подошел ко мне и коротко бросил одну Фразу.

– Что-то случилось? – поинтересовался я, не рассчитывая, впрочем, на откровенность.

– Надо обстановку узнать, тут деревня рядом, полчаса и вернусь, – все же пояснил Матвеич.

– Как скажете, – кивнул я, – не опасно это, посреди ночи в деревню на оккупированной территории?

– Там наши, быстро узнаю, что к чему, и назад.

– Наши? – удивился я.

– Почти в каждой деревне у нас есть «маяки», – видя, хоть и темно вокруг, что я не понимаю, Матвеич добавил: – Два-три человека из отряда или их родственники.

– Хрена себе вы развернулись, – уважительно покачал я головой, хотя вряд ли партизан видел мое выражение лица.

– Мы давно здесь, это необходимость, иначе нас уже бы всех переловили, немцы не дураки.

– А я все думал, как отряду, да еще большому, удается так хорошо скрываться, при этом еще и эффективно действовать. Ай да партизаны! – восхищался я ловкостью и бесстрашием лесных воинов.

Матвеич ушел, мы с Семеном расположились под большой елью, нарубив нижних веток для подстилки. Не на голой же земле сидеть. Костер да, не нужен, не зима, но сидеть на мягких ветках все же приятнее.

– Семен, далеко деревня? – поинтересовался я, когда мы с оставшимся партизаном перекусили.

– Да не, полчаса ходу. Там днем плохо, подходы голые, одни поля. Тут вообще везде так, лес, поле, деревня или село, или хутор какой, потом опять поле и снова лес. Так от одного к другому и перебираемся. Но если отступать по три-четыре километра от населенных пунктов, можно вообще из леса не выходить, крайне редко прерывается.

– Нормально. Как вспомню окрестности Сталинграда, так зависть берет, там одни колючки да овраги, степь.

– Ты в Сталинграде был? – удивился партизан.

– Ага, – кивнул я, – две недели, пока не закатали в госпиталь.

– Сколько же