Кровавый снег декабря - Евгений Васильевич Шалашов Страница 81

Для начала народ приходилось выпаривать в бане, выжаривать из лохмотьев вшей и откармливать. С едой теперь недостатка не было. Крестьяне окрестных сёл и деревень были готовы отдать последнее. Не то в благодарность за защиту, не то из опасения… А скоро отряд и сам стал «зарабатывать» на пропитание…

Клеопин заставлял народ учиться воевать по-новому. Ходить цепями в атаку, стрелять плутонгами, наводить переправы и взрывать мосты. Всё это в ближайшее время, как полагал Николай, вряд ли понадобится. А вот «скрадывать» часовых, ходить бесшумно и втыкать штык не в грудь, как удобнее, а в горло — это необходимо сейчас!

Сапёры учились быстро. Ну не зря же Великий князь Николай Павлович отбирал в эту команду самых-самых… Они и стали ядром будущего отряда.

Николай и сам не заметил, как его команда выросла до ста штыков. Это было больше, нежели бывало у него под началом в прежние времена.

Разумеется, кроме учёбы отряд делал и то, что должен был делать: отбирал провизию и фураж, что везли в столицу, разгонял карательные отряды, сжигал запасы. Штабс-капитан отметил: в столицу обозы двигались только в сопровождении солдат! Сами по себе крестьяне не очень-то жаждали ни съестные припасы везти, ни фураж.

Продовольствие и боеприпасы, которые удавалось отбить, приходились очень кстати. Крестьянам-обозникам возвращались часть провизии, сено, телеги и кони. Кажется, мужики были даже довольны, что на них напали. В столице уже давно рассчитывались бумажными деньгами, которые ни к чёрту не годились.

С солдатами, сопровождавшими обозы, разговор был короткий. Кто вовремя не успевал бросить ружьё и поднять руки, получал пулю. Других отпускали на все четыре стороны, предварительно, правда, сняв шинели и сапоги. Но были и такие, что просились в отряд. Таких брали, не брезговали.

Офицеров ждала более печальная участь. Независимо от того, сами сдались или нет, расстрел был неминуем. «Нижние чины — народ подневольный, — так говорил Николай. — А у господ офицеров был выбор. Встать ли в один строй с изменниками или выступить против них, сохранив свою честь и жизни людей!»

Партизанская война Клеопина очень быстро стала известна в столице. Первоначально на поимку партизан отправляли небольшие силы, с которыми отряд справлялся.

Из показаний солдат-перебежчиков штабс-капитан узнал, что на его поимку военный министр и генерал-губернатор Санкт-Петербурга Бистром отрядил целый батальон.

С сотней солдат, что были сейчас под рукой у Николая, нечего было и думать о войне с превосходящими силами противника. Да и село, где квартировал отряд, было не очень удобным. И тесновато, и крестьян не хотелось подставлять под удары карателей. По мнению партизанского начальника, следовало бы уйти в какой-нибудь уездный городок, где обывательских домов для постоя в достатке. И где, как положено, должны были наличествовать государственные магазины с мукой, порохом и свинцом. Ну а если новая власть уже успела всё забрать, то можно бросить клич по дворянству, чтобы поделились охотничьими припасами. Только — куда идти?

Хорошенько подумав и вспомнив знания географии Российской империи, преподававшейся в юнкерском училище, Клеопин выбрал Тихвин. Городок небольшой, но удобный. В том смысле, что расположен на водной системе, соединявшей, как он помнил, Балтийское море с Волгой. Опять-таки, вспомнив о каналах, можно вспомнить и о родной «Мариинке», соединившей «Тихвинку» с Волгой через Белое озеро и Шексну-реку, откуда рукой подать до родного Борисоглебского. Ну, немаловажным ещё казалось и наличие в Тихвине старинного монастыря, где хранилась икона Тихвинской Божией Матери…

Через сутки штабс-капитан приказал выступать.

Вперёд, как и положено, была «выдвинута» разведка. Ежели перевести сие с военного языка — штабс-капитан отправил впереди отряда двух нижних чинов. К слову — тех мародёров, которых когда-то взяли в плен. Обряжены они были… Вместо киверов — размочаленные крестьянские треухи, на ногах — лапти. Опять же — чёрные погоны спороли давным-давно, а новые сделать было не из чего. Так что выглядели они как дезертиры, что для разведчиков было и удобнее. Ну, а что бы не пугать народ, ружей «охотники» не имели. На двоих были только нож и пистолет.

«Основные» силы шли тремя колоннами. Или, если угодно, колонной в три шеренги. (Просто «тремя колоннами» звучит не в пример красивее!) Впереди, как и положено на марше, шествовал командир, а замыкающими шли заместитель Сумароков и фельдфебель Цветков, произведённый в главного интенданта. Интендантствовать, правда, было ещё не над чем. Команда не имела не то что обоза, а и самой захудалой телеги. Не было коня и у командира. Штабс-капитан полагал, что раз он возглавляет роту, то и лошадь ему не положена. Лукавил, конечно. Те лошади, что были у крестьян, под седло не годились. В бой на них не идти, а в дорогу — сойдёт. Но денег для покупки хоть самой скверной клячи у штабс-капитана не было, а отбирать у селян — казалось бесчестным делом. А все «неприятельские» лошади отдавались населению.

Все запасы умещались за спиной у солдат. А что? Всё, как и положено. Одна половина ранца занята сухарями (недели на две хватит!), другая — порохом и пулями. Маловато, но это было всё, что удалось наскрести. По подсчётам Клеопина, на двадцать выстрелов хватит. Для мелких стычек сойдёт. Крупного боя, хотя бы с двумя ротами полного состава, всё равно не выдержать!

Часа через два после выдвижения, когда команда уже стала подумывать — а не пора ли делать привал, — тот возник сам собой. Штабс-капитан, шагавший впереди, первым увидел бегущего разведчика.

— Стойте, ваше Благородие, — кричал тот, размахивая руками.

Клеопин поднял руку, останавливая колонны.

— Что там у вас? — спокойно спросил штабс-капитан. — Доложите по форме.

— Гонца поймали, что из Тихвина в Питер скакал. Нас увидал, коня остановил и пистолет вытащил. «Я, — говорит, — гонец. Прочь, мол, с дороги». А Тёмка, напарник мой, поклонился так ему низенько и пробормотал: «Простите, мол, господин офицер, крестьяне мы тутошние». Это унтеру-то!