Олег Шушаков - И на вражьей земле мы врага разгромим. 1 книга. На сопках Маньчжурии Страница 9

В дверь постучали. Она приоткрылась с протяжным скрипом, и в образовавшуюся щель просунулось раскрасневшееся лицо старшины Николаева, парторга эскадрильи:

— Разрешите?

— Входи, Иван Иванович! — коротко взглянул на него Калачев. Дочитав бумагу, он аккуратно свернул ее, положил в нагрудный карман и повернулся к Владимиру:

— Товарищ младший лейтенант, вы сдали зачеты по матчасти и технике пилотирования?

— По матчасти сдал, товарищ старший политрук. На "хорошо". А по технике пилотирования не успел.

Калачев посмотрел на Иванищева, и комэска от этого взгляда стало очень неуютно. Ледневич деловито перебирал какие-то бумаги на своем столе, старательно не глядя на военкома.

— Значит так.  П р и к а з ы в а ю. Младшего летчика Пономарева допустить к полетам. Комэска Иванищеву сегодня же лично принять у Пономарева зачет по технике пилотирования. Адъютанту эскадрильи Ледневичу во внеслужебное время организовать для младшего летчика Пономарева дополнительные занятия по Уставам РККА, и принять зачет. Об исполнении доложить! Вопросы есть?

— Нет вопросов, товарищ старший политрук, — вяло протянул Иванищев.

— Парторг, — Калачев повернулся к Николаеву.

— Да, Владимир Николаевич! — вытянулся тот.

— У нас сегодня среда… — комиссар помолчал секунду, что-то прикидывая про себя. — На воскресенье назначай партийное собрание. Повестка: "Подготовка эскадрильи к итоговой проверке за зимний период боевой, политической и технической подготовки". А в субботу мы по этому вопросу заслушаем коммунистов Иванищева, Ледневича и Николаева на партбюро.

Лицо у Иванищева заметно вытянулось, но он промолчал. Ледневич уткнулся взглядом в стол.

— Слушаюсь, товарищ военком полка! — Николаев вынул из командирской сумки общую тетрадь и стал торопливо в ней что-то записывать.

— Связь с комполка! — повернулся Калачев к комэска.

Иванищев подошел к столу и начал крутить ручку телефона, вызывая полк.

— Пономарев, — Калачев взглянул на Владимира. — Вы же недавно окончили авиашколу. Когда это вы успели уставы позабыть?

— Да я… — замялся тот. — Виноват, товарищ военком полка…

— Это вы не мне будете говорить, а своим товарищам! На собрании. И поверьте, они с вас спросят гораздо строже, чем комэска или адъютант эскадрильи!

Владимир молчал.

— Уставы – это основной закон Красной Армии! Это наша красноармейская Сталинская конституция! Настольная книга красного командира! Надеюсь, что дополнительные занятия пойдут вам на пользу, товарищ летчик… И вам, товарищ старший лейтенант  т о ж е! — Калачев прищурился на Ледневича, который во время этой тирады, наконец, оторвал глаза от своих бумаг.

— Комполка на связи! — Иванищев протянул военкому трубку телефона.

— Да, Николай Георгиевич, я в первой!.. Да, посмотрел. Жалею, что сразу Шнуркова с собой не взял. Но оно и к лучшему. Пускай он с собой Калинина привезет… Да, нет, не настолько плохо. Но, уж коли проверять, так проверять!..

Капитан Шнурков был начальником воздушно-стрелковой службы, а военинженер 3-го ранга Калинин – инженером полка.

Иванищев незаметно повернулся к Ледневичу и повел глазами в сторону двери. Адъютант попытался бочком-бочком проскользнуть к выходу. Но Калачев краем глаза заметил его движение и остановил резким движением ладони.

— Да, Николай Георгиевич, я тут пока сам справлюсь… А они, оба, пускай немедленно вылетают!.. Все проверим, как следует! Не сомневайся!.. Да, я думаю, двух дней вполне хватит! А потом проведем разбор полетов! Вернусь, доложу подробно!.. Есть! Конец связи! — Калачев положил трубку и повернулся к Иванищеву. — Б о е в о й с б о р!

— Есть, боевой сбор! — четко ответил тот, и гаркнул, что есть силы. — Дневальный!

За дверью раздался громкий топот и в кабинет комэска заскочил красноармеец с вытаращенными глазами.

— Боевой сбор! — приказал комэска и дневальный убежал.

— Даю вводную! — Калачев посмотрел прямо в глаза Иванищеву. — Аэродром внезапно атакован бомбардировщиками противника. Командир эскадрильи убит осколком бомбы.

Иванищев открыл, было, рот, но, если и хотел что-то сказать, то передумал.

— Пойдем, Иван Иванович, поглядим, как эскадрилья собирается по тревоге, — сказал Калачев Николаеву и снова посмотрел на Иванищева. — А вы, товарищ капитан, раз уж вас убило, можете пока принять зачет по технике пилотирования у младшего летчика Пономарева.

— Та-ак… — протянул Иванищев, когда за военкомом и парторгом закрылась дверь. Он отчетливо скрипнул зубами. — Пономарев!

— Я, товарищ капитан! — вытянулся Владимир, все это время стоявший ни жив, ни мертв.

— Бегом, на стоянку! И чтобы через двадцать минут спарка была на старте. Попробуй только у меня не сдать этот зачет!

Владимир козырнул и метнулся прочь из канцелярии. Уже закрывая дверь, он услышал громкие непечатные слова комэска обращенные к Ледневичу:

— А ты, какого…  тут расселся, адъютант! Марш в эскадрилью!

4. Сумеем кровь пролить за СССР…

Халхин-Гол, конец мая 1939 г.

…Весна в Забайкалье была совсем не такой, как в Одессе. Снег сошел очень рано. А солнца было столько, что Владимир с непривычки ходил прищурившись.

Понимая, что для летчика-истребителя умение видеть врага, атакующего со стороны солнца, является условием не то что победы, а элементарного выживания, Владимир постоянно тренировался. Сначала, наловившись солнечных зайчиков, он ходил и спотыкался. Но спустя какое-то время научился смотреть на солнце сквозь ресницы и не слепнуть.

А жизнь шла своим чередом…

Первая эскадрилья летала очень много. И младший лейтенант Пономарев, с легкой руки военкома допущенный, наконец, к полетам, с жадностью наверстывал свое отставание. Все экзамены и зачеты по матчасти, различным инструкциям и наставлениям, а также по знанию района полетов он сдал на "хорошо" и "отлично" еще до того, как угодил в "вечные" дежурные, и больше никаких препятствий не оставалось.

Потому что в конце марта капитан Иванищев, при активном содействии врио командира бригады майора Куцепалова, был назначен заместителем начальника штаба бригады и убыл к новому месту службы. А старший лейтенант Ледневич после суровой выволочки на партбюро и отъезда своего покровителя, ходил тише воды, ниже травы, больше к Владимиру не цеплялся, и жить не мешал…

Зачет по технике пилотирования младший летчик Пономарев сдал на "удовлетворительно". Комэска Иванищев, при всех его недостатках, на самом деле, был на своем месте. А пил бы поменьше, да летал побольше, и не держал возле себя эту шестерку Ледневича, то стал бы действительно неплохим командиром эскадрильи.

Так или иначе, сильно придираться к Владимиру он не стал. Видимо решив, что на первый раз хватит. В конце концов, это была его эскадрилья и в мае, на итоговой проверке, не адъютанту, а, именно, ему пришлось бы отвечать за подготовку летного состава. И, вообще, раз пошла такая пьянка, и в дело ввязался военком, имело смысл махнуть рукой на глупые амбиции. Тем более что это были не его амбиции.

Иванищев был старый комэска и отлично понимал, что гавкаться с комполка и военкомом себе дороже. Раз выше сидят, значит, дальше глядят. И лáдненько…

К маю Владимир восстановил навыки пилотажа. И простого, и сложного. Полетал и в составе звена, и в составе эскадрильи. Провел несколько воздушных боев, и даже пострелял пару раз по конусу. Понятное дело, чтобы стать настоящим боевым летчиком, этого было мало, но никто и не ожидал, что за три-четыре месяца он превратится в аса. Во всяком случае, в строй эскадрильи младший лейтенант Пономарев встал, и командир звена лейтенант Пьянков был доволен. А если командир доволен, значит, солдат кашу ест не зря.

О Наталье Владимир старался не думать. И, может быть, именно поэтому, думал о ней  п о с т о я н н о. Вспоминал ее задорную улыбку и льдисто-серые, смеющиеся глаза… Вспоминал, как она сдувала с лица свою непокорную золотистую челку, расправляя и укладывая парашют… Вспоминал, как она, такая стройная и ладная, стояла, запрокинув голову, на летном поле и, приложив ладонь к глазам, смотрела в небо… 

Светится солнцеЗолотом красным…Как одинокоВ небе прекрасном!..Как одиноко,Как безнадежно…В небе высоком,В небе порожнем… 

Долго ли коротко ли, настал май…

Эскадрилья вовсю готовилась к итоговой. Новый комэска старший лейтенант Черенков, принявший эскадрилью у капитана Иванищева, прятаться за его широкую спину не собирался.

Первая эскадрилья должна быть первой во всем!

И комполка майор Глазыкин расслабляться не давал, хотя и понимал, что молодому комэска нелегко. Поэтому полковые специалисты из первой эскадрильи не вылезали. Участившиеся строевые смотры лишь разнообразили армейскую рутину. А для Владимира они, вообще, были делом привычным до скуки (спасибо "Иван-царевичу", уж к строевым-то смотрам он любовь у своих подопечных привить сумел).