Андрей Дай - Поводырь в опале Страница 9

Тем более что, ни чем другим все равно заняться бы не получилось. Похоже, весь город, вся полумиллионная столица Великой Империи, собиралась пойти поглазеть на маленькую и хрупкую датскую принцесску. Своих-то Санкт-Петербургские обыватели и так чуть не каждый день лицезреть могут. Царь ежедневно в Летнем саду гуляет. Да и царские дети почти без охраны по городу ездят. А вот Дагмара чай не по три раза в год приезжает. Историческое событие, едрешкин корень!

А прогуляться, кроме всего прочего, оказалось действительно полезно. Ночью спал плохо, как-то рывками. Орды бессвязных мыслей водили хороводы, прыгали через костер пышущего раздражением Германа и в четкую и ясную картину собираться не желали. Я испытывал острый приступ жалости к самому себе, когда казалось, будто бы все пропало, все труды насмарку, и оскорбленный моей выходкой наследник теперь станет гадить мне, где только возможно. Настраивать против меня финансистов и властьпредержащих. Мало кто в Империи решиться иметь дело с человеком, меченным неудовольствием царской семьи. А уехать за границу — какой же я тогда Поводырь?!

И уже через минуту засыпал, убедив себя, что ничего страшного не случилось. Что, даже если действительно придется уйти в отставку, смогу заниматься реализацией своих планов и без административного ресурса. Деньги тянуться к деньгам. Люди с деньгами охотно сотрудничают с другими богачами. Стоит один раз вступить в некое, неформальное, общество состоятельных, дать другим получить прибыль с совместных проектов, и ты становишься обладателем части их власти, их влияния.

Только к утренним сумеркам удалось уснуть по-настоящему. Без снов, но и без давящих мыслей о всякой ерунде. И спал, как младенец, пока слуги не забеспокоились и не отправили Артемку осведомиться, как я себя чувствую.

А вот неспешная ходьба по хрустящим ломающимся ледком — ночью подморозило — деревянным тротуарам, как ни странно, привело мозги в относительно работоспособное состояние. И перво-наперво я попытался сделать ревизию того, чем обладал.

Итак, Николай мне не верил. Я признал это и приказал себе с этим смириться. Не пытаться оправдываться, не добиваться его расположения — смириться и жить, как жил.

Конечно же — мне это не нравилось. Я не понимал, сколько бы ни размышлял по этому поводу, чем заслужил такое к себе отношение. Пытался что-то менять в жизни губернии, лазал по горным кручам и воевал с туземцами — ну так и что? Высунулся с этими дурацкими письмами? Так ведь как лучше хотел. Из собранных Василиной о цесаревиче сведений я знал, что Никса умен и отлично образован. Искренне любит братьев и сестру. Проявляет интерес к индустриализации и развитию наук. Стремится узнать жизнь в стране за пределами Обводного канала. Как было не попытаться спасти жизнь такому человеку? Даже если не учитывать его права на престол Империи.

Конечно же, я рассчитывал на его поддержку. Ну, или, по крайней мере — благодарность. Поверьте, с благодарностью второго в государстве лица, гораздо проще жить и работать, чем без нее. Так что, не получив заслуженное, я чувствовал себя разочарованным. Каюсь, даже задумывался о том, что не стоило лезть в этот гадюшник. Помер бы Никса в Ницце — погоревал бы вместе со всей страной, да и продолжил бы ковыряться в своей Сибири. Небо, чай, на землю бы не упало! А так — ходи теперь по столице, как оплеванный…

Благо, жизнь на этом не кончалась. Не верит — так Бог ему судья. Зато верит Александр. Он не показался мне слишком умным, о чем и Василина предупреждала. Но, надеюсь, его влияния на венценосного отца будет достаточно, чтоб оградить меня от чрезмерной лютости Николая.

Правда, у меня есть еще пара неплохих щитов от цесаревичивых стрел. Принц Ольденбургский и Великая Княгиня Елена Павловна. Первый, хоть и не слишком честен, но будет вынужден, в крайнем случае, меня выручать хотя бы уже потому, что семья Лерхе числится в «его» людях. А вторая, безмерно мной уважаемая, кинется на помощь уже из чувства справедливости. Ну, и еще — я, своими проделками, похоже, здорово развлекаю заскучавшую вне придворных интриг княжну.

Кстати, только тогда, придерживая причудливую парадную шляпу с перьями от покушений расшалившегося ветра, мне пришла в голову вся стратегическая хитрость, все коварство предложенной Еленой Павловной лекции в Вольном Экономическом обществе. Я имею в виду — планирующееся широчайшее освещение моего доклада в газетах.

Это может стать моим третьим, и не меньше первых двух по надежности, щитом! Сейчас я кто? Да практически — никто. Винтик в гигантской государственной машине. И даже после прилюдного объявления Государем меня спасителем священной особы Наследника Престола — я, всего на всего, из винтиков перешел в разряд забавных зверюшек. В объект любопытства. В средство для развлечения заскучавшей столичной публики. Широко известный в узких кругах временный шут четвертого ранга по Табелю.

Если же у нас с княгиней получится привлечь внимание публики думающей, озабоченной путями развития страны, я могу в один момент стать персоной широко известной. Обсуждаемой. Тезисы доклада, если удастся его правильно подать, имеют большой шанс расползтись по страницам многих и многих газет. И как только это произойдет, я стану неприкасаемым.

Вроде лидеров оппозиции действующему президенту в мое время. Попробуй — тронь! Немедленно вонь на весь мир поднимется! Как же! Репрессии! Притеснение инакомыслящих! Диктатура!!! А в отношении меня — вообще явный заговор! Оговорили радетеля России-матушки! Красота!

Другое дело, что я к публичной известности и не стремился. Из темного угла гораздо удобнее всякие не слишком законные делишки обделывать. Что тогда, в другой жизни, что теперь. А кое-что для меня, освещенного со всех сторон любопытством всей страны, окажется и вовсе запретным. Стоит, например, положить лишний рубль в карман, как сидящие в засаде господа завоют, заорут во всю глотку: «Ага! Какой он радетель!? Вор и корыстолюбец! Вот оно все для чего затевалось!»

Даже отбросив в сторону тонкие моменты, вроде моей личной безопасности, плюсов все равно выходило больше. Если я правильно вычислил объект негодования Великой Княгини, профессор Чернышевский уже успел подсмотреть сон какой-то чужой женщины. И свой знаменитый вопрос — девиз ленивцев и профессиональных бездельников — уже задал. И наверняка юноши пылкие со взором горящим уже шепчутся по студенческим общежитиям, сбиваются в стаи, выдумывают себе звучные названия и, заодно, оправдания для применения оружия бессильных — террора. Так что я, с правильно распиаренным докладом придусь как нельзя кстати.

Что делать? Работать, блин! Нет таких преград, которые нельзя преодолеть, если действительно этого захотеть. Чиновники воруют? Так идите, смените их. Административный аппарат Империи испытывает постоянный дефицит образованных сотрудников. Ну, может быть, кроме столичных губерний. Так, а в провинции что? Не воруют? Законы несправедливы? Предложите лучше! Народ беден? Голодает? Вы пытались разобраться — почему? Земли мало? Урожаи низкие? А новые сорта выводить кто должен? Другие культуры внедрять? Или лень? Самого главного обвинять гораздо проще, не так ли? Проще бухтеть по кухням, что всюду грязь, чем пойти и убрать.

У меня в Томске… в том, другом, который сто пятьдесят лет вперед, был один, скажем так, бизнесмен. Банк у него свой был, и малая часть нефти в нефтяной трубе ему же принадлежала. Дом — полная чаша. Дети в лучших Университетах мира. Казалось бы — живи и радуйся. А он вдруг строительством занялся. Причем, как-то неправильно. Подозрительно. Строил целыми микрорайонами. Сразу магазины, детские сады и школы рядом размещал. Цветы везде, детские площадки, спортивный центр и удобные обширные парковки. Красота! Только квартиры в его домах почему-то всегда дешевле, чем у остальных застройщиков были. Естественно, жилье в его домах как горячие пирожки расхватывали. А этот мерзавец честно показывал в отчетности убытки. Глумился над налоговыми инспекторами, гад. Те в суд подавали, аудиторские проверки устраивали — ему все нипочем. Говорит — мои деньги, что хочу то и делаю! Хочу дома дешевле себестоимости продавать, и буду. И нет закона, это запрещающего! Точка!

А еще одним его, не стану имя с фамилией называть, увлечением была охота. Так и познакомились. Можно сказать, что и подружились. Хотя у таких как мы с ним людей друзей быть не могло по определению. Ну, как-то сошлись…

Вот я его однажды и спросил. Что это, мол, ты шум на пустом месте поднимаешь? Зачем тебе все это? А он… Мы уже по паре — тройке рюмок пропустили к тому времени, на философию потянуло. Он и отвечает. Знаешь, говорит, понял вдруг, что устал от этого бардака вокруг. Гляну, мол, и сердце сжимается. В чудесном же месте живем. Природа какая вокруг, люди хорошие! А нас за бугром грязными безрукими ленивыми пьяньчужками считают. Вот и решил, говорит, я хоть немного, хоть маленький кусочек Родины в нормальный вид привести. В то, как это должно было бы быть. А вдруг! Вдруг кто-то еще присоединится. Свой кусочек приберет. Со временем и вся страна такая станет…