Коррупционер - Роман Феликсович Путилов Страница 9

— Молодец, дело хорошее — я вспомнил инновации врывающегося в нашу жизнь «евроремонта»: — только на потолок кафельную плитку не клей, хорошо?

После двух заседаний районного суда меня восстановили на службе, с выплатой среднего заработка до вынесения решения. И если на первом заседании юрист УВД с пеной из рта доказывал, что уволен я был законно, на основании собственноручно написанного заявления, то на второе заседание он уже прибыл с подписанным за неделю до того, приказом о моем восстановлении. К этому моменту я уже три дня как ходил на занятия в Учебном центре УВД.

— Взвод, смирно, равнение направо — наш куратор, капитан Трехшапкин, лихо печатал шаг по вычищенному от снега плацу.

Мы сцепили пальцы рук, и с криком «И, раз!» стали лупить сапогами по бетонным плитам с еще большим остервенением, проходя по плацу Учебного центра строевым шагом первый и последний раз, в связи с его окончанием и присвоением очередных званий. Три месяца учебы, в расслабленно-школьном режиме, с девяти утра и до трех часов дня, после чего официально отбывал домой на самоподготовку — что может быть прекрасней, разве не так?

— Здравия желаю, Сергей Геннадьевич, разрешите поздравит вас с присвоением звания майора.

— Привет, Паша, закончил курсы — ротный ответил на рукопожатие.

— Так точно.

— Ладно, давай, к заму — cдаешь зачет по оружию, потом ко мне, я приказ подготовлю. Завтра к двенадцати получишь у старшины оружие и сдашь его в дежурку, ну а послезавтра выходишь на работу.

— Понял, еще вопрос разрешите — куда пойду и с кем?

— Я пока не знаю, завтра решу.

— Старшина, что за хрень — ствол ржавый.

— Да тут чуть — чуть, тряпку с маслом возьми и потри, все отойдет. На кобуру.

— Не, я за такую расписываться не буду.

— Что тебе не нравиться, нормальная кобура, мягкая уже.

— У нее здесь ниток нет, и она явно года три как ношенная.

— Слушай, берешь шило, нитки я тебе дам, и по дырочкам шилом…

— Старшина, я эту кобуру брать не буду.

— Бля, молодежь совсем оборзела. Нет у меня кобур. Вон, «гаишную», белую, возьмешь?

— ты так пошутил?

— Пошутил, пошутил, на кобуру, расписывайся.

— Стой, я этот шомпол не возьму.

— Что опять не так?

— У него конец обломан.

— Да тебе какая разница, тряпку намотал и чисти ствол.

— Да ты же сам на строевом смотре мне предъявишь, что шомпол сломан.

— Ладно, пошли в дежурку, есть у меня там шомпол.

— Вот дашь шомпол- потом я вернусь и, у тебя, в журнале распишусь.

— Бля, вот не никакого доверия людям.

Я стоял на крыльце, подставив лицо почти весеннему, февральскому, солнышку.

— Здрасьте, дядя Паша.

— О здорово Рыжий, ты что здесь?

— На учет пришел становится, мне три года «условки» дали.

— О как, ну молодец, отделался легким испугом. А остальным что… Э, Рыжий, ты меня слышишь?

— Дядя Паша, а это кто?

— Где? — я обернулся.

Из взвизгнувшего тормозами «УАЗика» — «таблетки» выгружали нашего «доктора Лектора» — три милиционера под руки принимали закованного в наручники, с большим пакетом в руках, подследственного Кудюмова, прибывшего с очередной «проводки».

— А это наш убивец, девчонок из техникума насиловал и убивал, слышал, наверное? А что?

— Помните, тот вечер, когда мы на вас нарвались?

— Конечно помню.

— Так с этим дедом Длинный тогда сцепился, и мы его собирались по жесткому запинаться.

— Лучше бы вы его тогда запинали.

— Так, товарищи, слушаем расстановку на сегодня… пост двести двадцать три, идут Громов и Боголюбский, дальше….

Ко мне повернулось усатое лицо старшего сержанта Боголюбского. Это было фиаско, мое фиаско.

Глава 6

Глава шестая. Новый напарник.

Старший сержант Олег Боголюбский был легендой роты патрульно-постовой службы Дорожного района. В милиции, на момент моего появления, Олег отработал более десяти лет. Однажды, в начале карьеры, Боголюбскому очень не повезло. Его путь на работу пересекся с дорогой какого- то психа. На вежливое замечание Олега, что негоже приставать к женщинам, мужик без разговоров достал шило и выразил свое несогласие с мнением оппонента. К сожалению, у Олега не хватило ни сил, ни умения, справиться с обезумившим субъектом, пытающимся проткнуть его. Взаимные прыжки, удары и захваты на Привокзальной площади, среди бела дня, продолжались минут пятнадцать, пока водитель одного из стоящих в отстойнике на конечной остановке автобусов, не подошел, и одним ударом в голову не прекратил антиобщественное действия сумасшедшего. Козырек фуражки Олега был пробит в трех местах, на теле тоже было несколько кровоточащих отверстий. Командир роты долго думал, не дать ли Олегу медаль и, от греха подальше, отправить на пенсию по инвалидности, но сразу что-то не срослось, а потом забылось. Поэтому Олег продолжал, из всех своих сил, тянуть лямку постового милиционера, каждый раз с гневом отвергая предложения уволится. Очень добрый, в чем-то, абсолютно, по-детски наивный, в купе с лицом, украшенным залихватскими рыжеватыми усами, которые не шли ему абсолютно, мой новый напарник, в странном возбуждении, сидел впереди меня, ежеминутно подпрыгивая и оборачиваясь ко мне, подавая какие-то таинственные знаки. Развод еще не успел закончиться, а Олег, пригнувшись, полез по ногам сидящих на стульях сотрудников, к выходу. Как только была дана команда «Вольно, разойдись», Олег, исчез из Ленинской комнаты, чтобы через несколько секунд, запнуться на крутой лестнице, ведущей вверх, чуть не разбив голову под веселое ржание личного состава. На мой недоуменный и вопросительный взгляд, мне пояснил что, пока я учился, наш отдел стал ближе к цивилизации — в дежурку поступила партия «демократизаторов», или «Палок Резиновых -73». Но, как всегда, спецсредств поступило меньше необходимого, и, сейчас, эти «вундервафли» выдаются дежурным персонально, с записью о факте выдачи в отдельном журнале. Так как, Олегу, за прошедшие десять лет, пистолет так и не выдали, во избежание утери служебного оружия, последнюю неделю Боголюбский приходит на работу на пол часа раньше положенного срока, боясь, что единственное, доступное спецсредство ему не достанется. Дежурная же часть, как злые маленькие дети в детсаду, каждый день выдумывают новый повод помучить бедного Олега, рассказывая ему страшные истории, что вот, «только что последнюю палку