Вернуться 3 (СИ) - Кириллов Альберт Кириллов Альберт Страница 9

— Есть!

Заместитель сам прекрасно понимал, что связываться с прокурорскими себе дороже. Времена советской власти закончились, так что флер их грозной и страшной организации давно прошел. Прокурорские работники в последнее время ФСБ ни во что не ставили, а закон был на их стороне. Друг за друга они стояли горой, сдавая «своих» только если действительно происходило что-то очень серьезное, а информация об этом утекала в общественное пространство или попадало на самый верх.

Глава 4

Удачно у него получилось с началом внедрения своих людей в ОВД в Сылве. Кое-какие чиновники на среднем уровне были прикормленными, но маловато будет. Надо продвигаться выше, пора начать вводить своих людей в государственные структуры на более высокие посты.

Так что Герман был доволен и последующие несколько дней находился в отличном настроение, как тут его вызвал начальник:

— Герман, я там одно заявление Костромину отдал, ты проконтролируй, чего и как он там будет делать, — озадачил Кузнецов, как только подчинённый сел перед ним на стул.

— Блин! Сергеич, дел за гланды, а ты мне ещё и это…

— Герман, ты задолбал! — возмутился Кузнецов. — Ты и так в основном на «экономике» сидишь, а остальные по тяжким преступлениям работают. У Урюпина три убийства — «бытовуха», Заславский = два расследует. Один ты и Костромин расслабляетесь, — махнул он на возмущенного Германа рукой, который хотел возразить, но тот продолжил: — Посмотрите, что там и как с Костроминым. Что-то там не так, — потёр начальник шею. — Свербит у меня в одном месте.

— Да ну тебя, нафиг! — раздражённо сказал Герман. — Ладно, блин, — он с недовольным лицом вышел от Кузнецова.

Спустя минуту он зашел в кабинет к «молодым».

— Саня, что у тебя там за заявление такое?

— Да бабка одна написала, что её соседа по дому избивают и пытаются пенсию отобрать. Старая перечница! — скорчил недовольное лицо Костромин.

— Опаньки! А мы тут при чём? Это же милицейская статья⁈ — не понял прикола от начальства Герман.

— Да, якобы, милиция покрывают тех, кто бьет пенсионера, — не очень довольно заявил Костромин.

— Ну-ка, дай! — Герман схватил заявление и стал читать, быстро пробежав по диагонали текст. — Ну, Сергеич! — он выскочил из кабинета и через минуту был у Кузнецова.

— С какого мы должны это рассматривать, а районный прокурор — баклуши бьёт? — с места в карьер начал наезд Герман.

— Потому что, тот районный прокурор мне совсем не нравится! — не сразу ответил начальник, не поняв, чего за ор на ровном месте. — Бабка второй раз пишет, так как районный прокурор её послал. Вот она в городскую и написала. Кроме того, там потерпевший — пожилой человек и ветеран войны.

— Опа! Другой вопрос, — Герман, как стремглав влетел в кабинет начальника, так же стремительно из него выскочил. — Ща, сделаем! — раздался его голос из-за закрывающейся двери.

— Дурдом! — неодобрительно сказал Кузнецов, погружаясь в документы, лежавшие в большом количестве на его столе.

— Так, Сашка, наша тема! Занимаемся по полной программе, — Костромин аж подскочил, когда Герман будто материализовался в кабинете.

— Да чего там проверять, наверняка ерунда, — заявил Костромин, которому не очень-то хотелось развивать бурную деятельность, с учётом того, что речь шла о сотрудниках милиции.

— Ты мне давай — не тут! Шо? За старых коллег решил горой встать? — Герман погрозил ему пальцем. — Ты теперь «прокурорский». Защитник сирых и убогих, понял?

— Блин, — бурчал Сашка. — Этот ветеран сам бы написал, так ведь не пишет. Может и нет ничего!

— Мало ли, а мы должны проверить, — безапелляционно смотрел на него Герман.

— Блин, плюнуть некуда, вокруг одни ветераны, — вдруг раздался голос до этого тихо сидевшего Заславского. — Померли бы быстрее и жизнь нам не портили.

— Знаешь, что… — раздался тихий голос Германа, — ты при мне больше таких глупых слов не говори. А то я тебя огорчу… До нельзя! — его взгляд резанул по Заславскому. — Сашка, мухой ко мне в кабинет, съездим, посмотрим, что там и как.

— Бр-р-р, — поежился Костромин, после отповеди Германа.

— Да ну его… — махнул рукой Пётр Заславский, на самом деле ещё не отошедший от тона и жуткого взгляда Германа, внутренне ещё потряхиваемый от жуткого озноба, вызванный жесткой реакцией последнего.

Ни сейчас, ни через много лет, Герман никогда не понимал, почему к тем, кто прошел самую страшную войну, — молодежь и некоторые, особо «одарённые» личности, относились как не пойми к кому. Тем более, к пожилым людям, большая часть которых даже отпор дать не могла или ответить…

Поэтому любое высказывание при нём неуважительно о ветеранах — вызывало у него яростное желание что-нибудь сломать тем или тому, кто позволял себе подобное.

Матвей Сергеевич ковылял к аптеке, его тревожила когда-то поврежденная правая нога — тяжелое огнестрельное ранение, сильно беспокоящее в плохую погоду.

В 1941 году ему было всего четырнадцать лет, когда он попытался мобилизоваться, через военкомат, где ему мало, что по шее не дали. Выгнали, напоследок дав пинка. Так что пришлось ему трудиться на заводе слесарем на «Мотовилихинском» механическом заводе в Перми, участвуя в изготовлении артиллерийских орудий и снарядов для фронта.

Но как только ему исполнилось 16 лет в 1943 году, то он подделал свои документы и всеми правдами, и неправдами всё-таки попал в армию, прослужив аж до 1952 года, долгих девять лет.

Творящееся сейчас в стране и вокруг него вводило его в определенный когнитивный диссонанс. Ведь еще в восьмидесятых годах их — ветеранов — чтили, а вот потом… чем дальше, тем хуже.

— Уроды, из-за вас в такой жопе живем. А ведь могли пить баварское, — лично он слышал несколько раз подобное от молодежи, особенно когда стоял в очереди в сберкассу или в поликлинике.

Он не понимал, что же такого произошло в стране. Почему так всё изменилось? Ведь они победили страшную угрозу миру, потеряв миллионы своих людей. И вот сейчас…

— О! Старый козёл! — раздался мужской голос.

Командир разведроты 1 Украинского фронта, бравший Берлин в 1945 году, был не так чтобы стар — всего 73 года, и находился, если можно так сказать, в нормальной для его возраста физической форме. Выглядя лет на шестьдесят, поджарый и подтянутый. Вот только перебитая пулей берцовая кость в 1952 году на территории Западной Украины давала о себе знать.

Услышав знакомый, а от этого особенно неприятный для него голос, Матвей Сергеевич внутренне похолодел и сжал зубы. Ожидая очередных внезапно появившихся проблем.

Трое местных маргиналов, по 25–26 лет, нигде на работающих, проживающих в одном с ним доме, вдруг решили, что деньги можно получать простым и непыльным способом — отбирая пенсию у особо беспомощных стариков, возвращающихся с полученными деньгами домой из Сберкассы.

У одного из них родители умерли несколько лет назад, у двух других — оба родителя беспробудно пили, устраивая постоянные пьяные ночные «концерты».

Месяц назад они пытались отобрать у Матвея Сергеевича пенсию, но старый солдат дал им неплохой отпор. Не дав им ограбить себя. Правда после этого целую неделю отходил от всё-таки доставшихся ему тумаков. В милицию он не пошел, посчитав, что бесполезное это дело. У одного из них дальний родственник как раз работал в их районном отделении, так что жаловаться было практически бессмысленно. Уже было пару подобных случаев с другими пенсионерами. И как вывернули: изначально эти вымогатели просто просили деньги, не угрожая, но всячески показывая, что готовы применить силу. Бабуля и один дед сами отдали, а когда пришли в милиции, то там им сказали, что раз сами отдали, то и дел никаких не будет…

— Ну что, старый урод, пора платить по долгам, — заявил один из них — Сергей по кличке Щербатый. — А будешь сопротивляться, мы твою внучку и её дочку на «хор поставим» (групповое изнасилование, — вор. жаргон).