На исходе лета - Уильям Хорвуд Страница 9

Когда Мистл пришла к ней, Виолета потихоньку начала рассказывать ей о Камне — исподволь, деликатно, ласково, как взрослые говорят с маленькими, вспоминая, какими были сами, и Мистл почувствовала особую природу этих бесед и поняла, что это секрет, доверенный ей одной.

Когда настал июнь, Мистл неожиданно попросила бабушку, теперь уж совсем дряхлую, слепую и слишком слабую, чтобы ходить далеко, взять ее с собой посмотреть на Камни.

— Тише, моя милая, мы не должны говорить об этом.

— Но ведь ты не боишься их, как другие кроты, правда? Я слышала, как ты обращаешься к ним.

— И что ты подумала, любовь моя? — спросила Виолета, не решившись отрицать. Она знала, что в последнее время говорит сама с собой и, без сомнения, с Камнями.

— Я... я не знаю. Но думаю, я не боюсь Камней.

— Ты говорила кому-нибудь, что слышала, как я говорю с Камнями?

— Нет! — воскликнула Мистл. — Другие не поняли бы этого, хотя ты понимаешь, я знаю.

— Что я понимаю, моя милая? — тихо проговорила Виолета, и ее голос дрожал. Она чувствовала, что ее ведет Камень.

— Что Камни есть. Они были всегда. Они — как сама земля или небо. И... И...

— Да, Мистл?

— Мне... мне... мне страшно,— прошептала Мистл дрожащими губами. — Это... Я хочу сказать... Нас учат, будто Слово — единственный путь, но это неверно. Я чувствую, это не так, потому что Камни есть.

И она заплакала и поделилась с Виолетой своими страхами и тем, как они смущают ее душу.

— Вот почему я захотела, чтобы ты взяла меня к Камням, — чтобы я смогла сама увидеть их и решить, что это такое: пережитки прошлого или что-то еще. Ты понимаешь меня?

В ее глазах была боль, но также и мужество, и, хотя Виолета не могла видеть внучку, она почувствовала это, коснувшись ее лапой.

— Тише, милая, я скажу тебе то, чего не смела говорить никому с тех пор, как была почти твоих лет. Я верую в Камень. В Камне я была воспитана и в этой вере умру.

Мистл ощутила облегчение; она придвинулась поближе к Виолете, погладила ее, и та рассказала:

— В ночь, когда ты родилась, на востоке взошла Звезда, и в ту ночь я поняла, что на кротовий мир снизошла благодать, и надежда окрепла во многих старых сердцах вроде моего. Через несколько дней, впервые ощупав выводок Уоррена, я ощутила, что со мной говорит Камень. На тебе печать Камня, моя милая, хотя я не знаю, почему и с какой целью он коснулся тебя, как и не знаю, почему он говорил со мной, простой кротихой, которой недолго осталось жить.

Но рядом была ты, моя милая, и я молила Камень сделать так, чтобы ты пришла ко мне и я научила тебя, чему смогу. Свет озарил ночь твоего рождения, твоя жизнь пройдет, осененная этим светом, и ты должна хранить ему верность.

Они помолчали, прижавшись друг к другу, словно стали свидетелями истины, которая не нуждается в словах. Потом Мистл проговорила:

— Когда я заплакала, то не только из-за того, чему учит элдрен, а оттого, что ощутила сущность Камней. Это было что-то великое, и мне стало страшно. Что-то близится, и иногда оно снится мне, иногда я чувствую его, проснувшись. Но оно похоже на что-то, к чему я должна прикоснуться, чтобы узнать его, но не могу дотянуться,— я тянусь, но у меня нет сил...— Она снова заплакала, и Виолета обняла ее, поняв, что ее внучка начинает ощущать предназначение, какое имеет каждый крот, хотя не многие осознают его.

— Ты найдешь силы, любовь моя, ибо Камень не ставит перед кротами задач, которые они не могут выполнить. У тебя хватит сил и мужества.

— Ты расскажешь мне о Камне? — спросила Мистл.

— Я научу тебя всему, что знаю, всему, чему меня учили, и всему, чему научила жизнь. Но ты должна слушать внимательно и все запоминать, потому что времени у нас немного...

34

— А в других местах тоже есть Камни? Есть системы, где кроты могут свободно прикасаться к ним? Ты расскажешь мне о них?

— Непременно, и еще я помолюсь, чтобы пришел день, когда мы имели бы право снова вернуться к ним. А теперь, придвинься поближе, внученька, и ты узнаешь первое, что тебе нужно запомнить: имена Семи Древних систем, где есть Камень или Камни.

— Эйвбери — одна из этих семи?

— Да, моя милая, и, поскольку вера в Камень жива здесь, в тебе и во мне, я верю, она живет и в других и ждет времени, которое, мне кажется, уже начинается. Ног чти имена... На западе отсюда лежит Аффингтон, а за ним Файфилд. Потом таинственный Данктон и великий Роллрайт, — вместе с нами это будет пять. Еще две системы далеко на западе — это Кэйр-Карадок и Шибод.

Так старая Виолета стала понемногу рассказывать юной Мистл все, что знала сама, вплетая в свой рассказ истории о Камне, о связанных с ним ритуалах, стихи и песни.

— Из этих систем я слышала только о Данктоне, — сказала Мистл.— Это место, куда сослали злодеев и подонков.

Она содрогнулась. Хотя сама Мистл была тогда еще слишком мала, чтобы помнить изгнание больных и убогих, большинство помнивших частенько вспоминали, как по велению Хенбейн из Эйвбери и других систем самых убогих отправили далеко на запад, в Данктонкий Лес. Больных, а также смутьянов высылали туда по прежнему, и все кроты ощущали, что перед ними мочит Данктон, что всем им грозит приговор, равносильный смертному.

Виолета молча кивнула:

— Я хорошо помню это, и все же, уверяю тебя, в Данктоне остались кроты, заслуживающие доверия. По рассказам моих родителей, это всегда было загадочное, колдовское место, и, говорят, там есть Камень, такой же как наши, — а у нас добрые Камни, в чем, надеюсь, ты сама когда-нибудь убедишься! Может быть, Данктон и в самом деле так страшен, как о нем говорят, а может быть и нет. Но, моя милая, скажу тебе вот что: у Камня свои неведомые пути, и он дарит свою защиту так, как считает наилучшим. Сама я уже никогда не уйду отсюда, но, если бы могла куда-нибудь пойти, из всех мест