Прусское наследство - Герман Иванович Романов Страница 9

Флегматично отозвался генерал, чуть отступив от трупа, и приставил к глазу подзорную трубу, внимательно оглядывая затянутое белыми клубами порохового дыма поле сражения.

— А вот и король Карл с инфантерией подошел, ваше величество. Смотрите, левый фланг пруссаков зашатался!

Петр Алексеевич стал тоже всматриваться, и спустя секунды увидел, как впереди, справа, через лесок, тоже появились густые клубы дыма. А там разглядел плотные линии выходящей пехоты в синих и зеленых мундирах — обход шведскому королю удался, но для пруссаков это не являлась неожиданностью, они встретили врага дружными залпами. Зато кавалерии Меншикова пока не видно — на этом и строился весь расчет — вывести во вражеский тыл корвалант, «летучий корпус».

Вот только битвы, подобно «матери полтавской баталии», там не выйдет, у Фридрикуса под рукою куда больше войск, чуть ли не вдвое, по крайней мере в полтора — казна у него полнехонька.

Или все же…

— Ай-да, Алексашка, что творит, сукин сын! И не скажешь, что на московских улицах пирогами с тухлой зайчатиной торговал! Настоящий воитель, и по праву фельдмаршал, иптыть…

Петр не заметил, как перешел на русский язык, щедро приправленный отборной бранью. И было, отчего так ему искренне обрадоваться — все же «светлейший» хитер как змий, и опять прибегнул к «машкераду», который был сотворен четырнадцать лет тому назад под Нарвой. И к такому наглому обману пруссаки оказались не готовы — вот где пригодились захваченные в Мемеле мундиры и шапки-митры. В них и приодели преображенцев с семеновцами — и сейчас гвардейцы яростно атаковали.

— Что вы сказали, ваше величество⁈ Я не совсем хорошо понимаю русский язык, нам лучше дальше говорить на немецкой речи, она для меня более понятливая. Прошу простить…

— Посмотрите, генерал! Атака нашей кавалерии и моих гвардейцев уже внесли сумятицу, неприятель явно ошеломлен нападением с тыла!

— О, ваше величество, хитрый маневр удался. Мне говорили, как вы обманули нарвского коменданта, но я не думал, что эта хитрость принесет здесь успех. Фельдмаршал Меншиков искусный полководец, что еще тут скажешь. Но это успех — пруссаки начали отступать к реке.

С Левенгаупта спала меланхолия, швед явно оживился, и, подзывая к себе адъютантов, принялся отдавать приказы. Петр не вмешивался, доверяя опыту маститого генерала — тот хорошо разбирался в деле, а потому указывать ему, что дальше делать, не стоит. И спустя десять минут увидел, как орудия усилили обстрел тонких «брусочков» прусской пехоты, ядра оставляли в плотных рядах кровавые «просеки». А «синие» шеренги накатывались все ближе и ближе, в подзорную трубу Петр Алексеевич хорошо разглядел Карла — король выехал вперед, воодушевляя атакующих шведов, что бестрепетно навалились на пруссаков.

И тут за его спиной дружно забили барабаны и взревели трубы — Левенгаупт отдал приказ на общее наступление, и царь решительно направился к пехотному батальону, что находился в резерве. Солдаты и офицеры в зеленых мундирах встретили его ликующими криками…

В атаке шведы были страшны — но действовали не штыком, старались колоть шпагами, которыми мастерски владели. Русские же полагались в рукопашных схватках на багинеты и штыки, и при этом проявляли удивительную стойкость, а она залог будущих побед…

Глава 8

— Для державы нашей лютеранские земли, и тем паче те, что густо заселены католиками, зело опасные будут, бояре. И никогда они нам ни подданными добрыми будут, ни вассалами, ни братьями — даже те из них, кто с нами на прародительском славянском языке говорит. Враги они, или недоброжелатели в лучшем случае, злопыхатели и сутяжники, ибо вера в их душах чуждая и таковой останется на века и доброе наше к ним отношение никогда не оценят. Но эти мои слова касательно земель, где эти народы проживают, но вот людей по отдельности привечать надобно и дальше, и дельных из них на службу царскую без препон принимать. Тому наша слобода Кукуйская примером будет — служат немцы верно и честно, многие обрусели давно и православную веру нашу восприняли.

Алексей замолчал, внимательно посмотрел на Ромодановского и Толстого — оба стали ему главными советниками. Несмотря на то, что намного старше его были прожитыми летами, в отцы годились, относились к нему с почтением, не поучали, однако перечили порой, старались свои взгляды отстаивать — и то правильно, они помощники в делах, не холопы. Последнее особенно важно, не нужно всех под одну «гребенку стричь».

— Тогда как с Ливонией быть, государь? Ты что на самом деле не намерен ее к державе своей присоединять после смерти родителя?

— Зачем мне это делать, Петр Андреевич? Ведь тогда все католические и лютеранские страны угрозу для себя видеть будут, и при удобном случае альянсы создавать, и воевать с нами почнут. Первыми нападут, ибо нет опасней врага, который тебя самого до икоты боится. Но Ливония подручником станет вечным, ибо королей ее русские цари утверждать будут, и на престол возводить, а те присягу им давать особую, что кондиции соблюдать верно и честно станут. А буде кто предать похочет, во враждебные альянсы вступив, живота лишать сразу, но тайно, для острастки. Но лучше сделать так, чтобы все ливонские людишки от нас полностью зависимы были, и в защите нашей нуждались — тогда взбрыкивать не станут. Пусть своей независимостью пыжатся, коли оседланы и взнузданы — куда им деваться?

Алексей усмехнулся, посмотрел на советников — те переглянулись, оба были явно озадачены. И он поспешил расставить все точки над «и» — ведь в отличие от них, у него было знание истории, той самой, что должна была произойти. Сейчас не все однозначно, и «река» направлена в другое «русло», к худу или добру пока непонятно.

— Ливония должна служить для нас своеобразными воротами в европейские страны, нам очень нужны сведущие в науках и ремеслах люди, и те изделия и товары, которые мы сами не умеем и пока еще не можем создавать. Или даже… Да, скорее это канальный шлюз, через который проводят суда — на то больше всего похоже. Пусть соседи думают, что «король Петер» самостоятельный владыка и его наследники