Курсант. На Берлин 4 - Павел Барчук Страница 9

Но конкретно сейчас вопрос поведения фрау Книппер немного отошел на второй план. Клячин смог стать звездой этого вечера, затмив всех остальных. Поэтому я лишь кивнул, опускаясь в кресло напротив.

Бернес выглядел изможденным, под глазами залегли темные круги, словно он провел часы в ожидании. Марка явно что-то беспокоило. Черт… По-моему, я хреновый друг. Служба службой, но надо поговорить с ним, выяснить, почему он пребывает в таком состоянии.

— Предсказуемо паршивый. — Ответил я Марку, — Хотя цель достигнута. Контакт с Леманом установлен. А вот что действительно волнует, так это наш старый друг. Клячин. Он появился на премьере.

Бернес наклонился вперед, свет от настольной лампы высветил его напряженное лицо.

— Клячин? В «УФА-Паласт»? Странно… Он почти месяц не давал о себе знать. Честно говоря, надеялся, что его где-нибудь кто-нибудь прибил. Что ему там нужно было?

— Что ему всегда нужно? Гадить, — я взял стакан, стоявший на столике рядом с креслом, графин, наполненный водой, налил себе попить и залпом опрокинул содержимое в свой слегка утомившийся организм. — Подкатил к Геббельсам. К Йозефу и Магде. Играл в светского льва. «Николая Старицкого». Представился рейхсминистру. И…можно сказать, засветил Магду. Напомнил ей про визиты сюда. Про тебя. Про «прекрасного румынского скрипача».

Марк замер. Казалось, он перестал дышать. Потом медленно выдохнул, провел рукой по лицу.

— Черт… Он же понимает, что делает⁈ Клячин. Он понимает? Йозеф ревнив как черт. И подозрителен. Если он заподозрит Магду в чем-то…

— Он уже заподозрил, — я поставил стакан со звоном. — Видел его лицо. Он чуть не взорвался прямо там, в фойе. Магда пыталась выкрутиться, божилась, что это все «благотворительность» и что она просила за тебя именно потому, что совершенно случайно встретила у Марты. Но Клячин… он намекнул. Намекнул на то, как Магда была «тронута» твоей игрой. Дядя Коля знает, Марк. Знает про ее интерес к тебе. И теперь Йозеф тоже знает. Чертов фашист подозревает, что-то в этом есть. Что-то, о чем ему не сказали.

— Зачем Клячину это? — Бернес покачал головой, недоумевая со всей ситуации. — Что он выигрывает? Сеять раздор? Пугать? Через Магду выйти на нас? Так он и без того знает, где мы. Он знает о нас больше, чем кто-либо. Почему именно Магда?

— Не знаю. Но это чистой воды провокация, и она очень, очень опасная.

— Алексей… Раз уж зашел разговор… Я несколько дней пребываю в смятении. Думал, стоит ли обсудить с тобой… Наверное, стоит. Что-то мне подсказывает, ты сможешь объяснить один маленький факт. Когда мы виделись с Магдой в последний раз. В Тиргартене, — Бернес сделал паузу, налил себе воды и тоже залпом ее выпил. Затем, глядя прямо мне в глаза, продолжил. — Когда мы виделись, кое-что произошло… странное. Магда… — Марк замолчал, его взгляд стал острым, аналитическим, каким бывает только у человека, пытающегося уловить фальшь. — Она несколько раз назвала меня Виктором. Сначала я подумал — оговорка. Но потом… снова. И снова. Смотрела на меня так… будто сквозь меня. Как на призрака. И вот я думаю, Алексей… Что бы это значило? Кто этот Виктор? И почему она видит его во мне? Ты что-то знаешь. Я уверен. Да и потом, неспроста именно на мою долю выпала сомнительны честь сблизиться с супругой Геббельса.

Холодная волна прокатилась по моей спине. Это был не самый удобный и не самый приятный разговор. Дело в том, что я не посвятил Марка в ту историю, которую мне рассказал Подкидыш. Про Арлазорова. Подумал, это будет лишним. Если бы Шипко считал нужным данную информацию Марку донести, он бы так и поступил. Но Панасыч скрыл от всех нас факт схожести Бернеса с бывшим любовником Магды Геббельс. Очевидно, не просто так. В общем, я как старший группы принял решение не рассказывать Марку, расценив данную информацию лишней, способной помешать Бернесу.

Но… Марк не идиот и сам все прекрасно понял. Момент истины настал. Я глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Скрывать дальше было нельзя.

— Марк, — начал я тихо. — Много лет назад, еще до прихода нацистов к власти, в Берлине… Магда Геббельс, тогда еще Магда Квандт, была безумно влюблена. Его звали Виктор Арлазоров. Он был… невероятно талантливым и… да, он был очень похож на тебя. Вернее ты очень похож на него. Прямо одно лицо.

Бернес не шевелился, впитывая игформацию, но его глаза сузились, и это не сулило ничего хорошего. Похоже, когда я закончу свой рассказ, Марк скажет мне очень много не самых приятных слов.

— После отъезда из Германии он, можно сказать, работал на… определенные круги. Вернее, стал едва ли не их идейным вдохновителем. Боролся с набирающим силу нацизмом. Честно говоря, всех деталей не расскажу, знаю только общий смысл. Геббельс о Викторе знал. Ну и как ты понимаешь, ненавидел. Особенно, если учесть, что это Арлазоров был…

Я замолчал, пытаясь подобрать правильное слово, чтоб не обидеть Бернеса. Так-то они с Арлазоровым представители одной национальности и не хотелось бы выглядеть грубым.

— Еврей. — Коротко бросил Марк. Наверное, понял, в чем причина моего ступора.

— Эм… Да… Верно. Арлазоров уехал. В Палестину. Думал, там будет в безопасности.

Я замолчал, чувствуя тяжесть того, что сейчас скажу.

— Его убили, Марк. В Тель-Авиве. Не несчастный случай, как потом объявили официальные источники. Убийство. Холодное, расчетливое. Он гулял с женой по набережной. К нему подошли двое. Один выстрелил в упор, в живот. Он умер от потери крови, помощь опоздала, — я смотрел на побелевшее лицо Бернеса. — Все, кто был в курсе настоящих раскладов в Берлине, не сомневались: заказ исходил от Геббельса. Йозеф не терпел соперников, особенно тех, кого любила его жена и кто был опасен политически.

Марк медленно встал. Его лицо было мертвенно-бледным, но в глазах полыхал ледяной гнев. Он сжал кулаки так, что костяшки побелели.

— Ты… ты знал это? Знал все это время и молчал⁈ — Его голос дрогнул. — Почему, Алексей⁈ Почему ты не сказал мне раньше⁈ Ты понимаешь, во меня втянул приказ Центра⁈ Я — живое напоминание о человеке, которого убил ее муж! Я хожу по лезвию бритвы, играя в какого-то призрака, а она… она сходит с ума от этой иллюзии! И теперь Клячин подливает масла в огонь! Это не просто игра, это безумие!

Слова Бернеса, громкие и резкие в