Геннадий Ищенко - Коррекция Страница 90

— И что вы намерены предпринять?

— А что мы можем предпринять сверх утвержденного плана? — пожал плечами премьер-министр. — Части противоракетной обороны ведут круглосуточное дежурство в режиме полной боевой готовности, и стратегические силы готовы нанести удары по самым крупным городам Китая. Раньше мы хотели, в случае начала войны, эвакуировать часть городского населения в сельские районы. Но теперь это нереально.

— Мало нам было этого вулкана, так теперь еще и война! — в сердцах сказал президент. — А как наш договор с Вьетнамом? Что там у них творится?

— Почти то же самое, что у нас, только хуже. Не будут они воевать, если китайцы не полезут сами. У остальных соседей положение еще хуже. Исключение – это Лаос, но нам они не помощники.

— Вы узнали, с чем связана эвакуация советского посольства?

— Связались по выделенному радиоканалу с их министром иностранных дел. Они эвакуируют свои посольства по всему миру. Как нам сказали, тесного сотрудничества с другими странами не планируется самое малое пятнадцать лет, а отдельные вопросы можно решить по радиосвязи. Причем из-за беспорядков и развала государственности в ряде стран потеряна четверть дипломатического персонала. По нашей просьбе они сбросили нам всю имеющуюся информацию по извержению и свой прогноз о восстановлении климата. Освещение вернется к норме через два года, а тепло для нас – через пятнадцать лет. Первые посадки можно будет пробовать через десять лет, а у нас только трехлетний запас продовольствия. Они дали свои советы, но считают, что мы потеряем до девяноста процентов населения. Да и то только при отсутствии войн и крупных внутренних потрясений. И еще если сразу возьмем под контроль все продовольствие и резко ограничим его потребление.

— Собирайся, едем домой, — сказал Алексей жене по коммуникатору. — Или у тебя есть желание поработать сверхурочно?

— Одеваюсь и иду вниз, — ответила Лида. — Пусть сверхурочно негры работают, у нас их твоими стараниями скоро станет много.

Алексей надел шубу и спустился вниз. У выхода на ступеньках стояла Лида и смотрела на падающий снег.

— Я всегда любила на него смотреть, — сказала она мужу. — Еще девчонкой лежала в кровати и смотрела, как за окном в свете фонаря ветер несет снег. Что-то в этом есть завораживающее.

— Пойдем, — взял он ее за руку. — Сядем в машину, из нее любуйся, сколько душе угодно. Из-за этого завораживающего зрелища тысячи людей завтра с утра займутся чисткой улиц и дорог.

— И за этого мужчину я когда-то вышла замуж! — сказала она, идя с ним вместе к машине. — Приземленный ты человек!

До дома, как всегда, доехали очень быстро и через десять минут уже прошли пост контроля и поднялись на свой второй этаж. Ужинать было еще рано, поэтому оба расположились в обнимку на диване в гостиной и минут двадцать молча сидели, пока Алексею не захотелось поговорить. В последнее время подобные посиделки стали привычными и помогали снимать напряжение прошедшего дня.

— Помнишь, мы с тобой говорили о японских детях? — спросил он. — Ну когда я говорил, что наши женщины будут становиться в очередь на усыновление. Так вот они уже становятся. Японские девчонки из первых партий уже сносно говорят по-русски и начали ему учить своих подопечных. Научат, как проситься на горшок, и начнем их раздавать. Языку потом доучатся в школе. Завтра привозим последних и перебрасываем "Ковчеги" в Норвегию. Они отправили своих детей морем, но все на корабли не поместились, а второй рейс сделать не успевают, иначе просто не доберутся в порты. Море начало замерзать. Да и тяжело детям столько дней плыть в этих промороженных коробках.

— А девушек тоже берете? — спросила Лида.

— А как же. Скандинавки нам не помешают.

— Ты, случайно, не планируешь вводить многоженство? — пошутила Лида. — Тянешь отовсюду девиц, а у нас их и так было больше, чем парней.

— Хочешь, чтобы у меня была вторая жена? — пошутил Алексей.

Шутка получилась неудачной: жена обиделась.

— Если надумаешь брать, бери постарше, — посоветовала она, отодвинувшись от мужа. — Молодой от тебя никакого проку. Ты уже забыл зачем молодые нужны. Я, наверное, так никогда и не узнаю, сняли мне запрет на детей или нет. Плохо, когда тело молодо, а душа постарела.

— Может ты и права, — сказал он, не делая больше попытки ее обнять. — Но я думаю, малыш, что дело не в старости и даже не в том, что я устал от однообразия жизни. Просто такое время. Повсюду смерть и горе, и то, что нас это обошло, ничего не меняет. Я почти не устаю физически, но морально к концу дня сильно измотан. Мы ведь до сих пор получаем сводки из разных стран. Наших там нет, работают местные, которым мы заплатили продовольствием. Им это нетрудно, а мы в курсе их дел. Понимаешь, мне по вечерам хочется прижать тебя к себе и не отпускать. А заниматься любовью нет никакого желания. А ты молчишь. Если тебе нужно, стоит только сказать.

— Дурак! — услышал он в ответ.

— Может быть, — согласился Алексей. — Годы не делают человека умнее, только добавляют ему опыта. А если заниматься все время одним делом, то и опыта много не будет. Ну станешь асом в своем деле и будешь верно оценивать людей с первого взгляда, но и только. Тебя я должен бы вроде знать, как облупленную, ну и что? Иной раз и общаться не нужно, и так знаю, что ты думаешь и скажешь в следующую минуту, а иногда невинная шутка вызывает такой вот эффект. Если я постарел душой, наверное, это и тебя тоже коснулось. Раньше ты никогда на подобное не обиделась бы, и не почувствовала бы себя ущемленной. Подошла бы и разорвала на мне трусы!

— Считай, что я их на тебе разорвала! — сказала Лида. — И что дальше?

— Известно что, — ответил Алексей, подхватил ее на руки и унес в спальню.

Вышли они из нее минут за десять до прихода Лены, которая в это время занималась ужином. До окончания готовки опять сели на диван.

— Знаешь, мы, наверное, не будем воевать с Китаем, — сказал Алексей. — Они решили, что Индия предпочтительней стылой тундры или промороженной Сибири. И индийцы, как противники, будут послабее. Хотя за последние тридцать лет они многого добились. Продовольствия, кстати, много набрали. У них же раз в несколько лет все заливает водой, поэтому скупают продовольствие и делают запасы, благо средства имеются. А тут еще три года подряд были свои очень неплохие урожаи. При их численности все равно, конечно, не хватит, но если им китайцы эту численность сильно сократят…

— Атомное оружие? — спросила Лида.

— Конечно. У индийцев много городов с очень большой численностью населения. А защиты вроде нашей и у американцев не было. Они, как противники, примерно равноценные, поэтому если сцепятся, потери с обеих сторон будут огромные.

— Неужели они этого не понимают? Я имею в виду китайцев.

— Понимают, но у них просто нет другого выхода. Или внутренняя свара, или война с внешним врагом. Ну и, наверное, подготовили какие-то сюрпризы. А города им все равно покидать, там сейчас из-за кислотных дождей жить тяжело. Всех при этом выводить не будут: и некуда, и все равно лишние люди. А индийцы теряют больше, хотя бы потому что у них основные запасы продовольствия хранятся в городах.

— А нам эта война выгодна, — сказала Лида. — Ведь так?

— Нам выгодно, что не нам драться, — вздохнул Алексей. — В уничтожении индийцев никакой выгоды нет. Нам они ничем не мешали, наоборот. Понимаешь, мы ведь все равно не подгребем под себя весь мир, да никто и не ставит такой цели. Будем основной силой нашего мира, но не единственной. Освоим Европу, оставив кусочек немцам, и займем часть Штатов. Потом, может быть, будут какие-то территории в Азии. После катастрофы останется слишком мало людей. Во всем мире их будет не больше, чем у нас, причем разбросанных небольшими группами. И все они потянутся к нам, потому что за двадцать лет одичать не успеют, а современное производство всего необходимого малой группой людей не создашь. Даже такой стране, как наша, была выгодна кооперация. Поэтому я считаю выгодным помогать другим. Не всем и без большого ущерба для себя, но помогать. Выживут и будут помнить.

— Будут ли?

— Кубинцы с бразильцами запомнят, и японцы тоже. А вот у большинства поляков это будет только лишним поводом для неприязни. Поэтому мы им помогать и не станем, разве что кое-кого пустим к себе, когда у них закончатся припасы. Сейчас Грабинский удавится, но к нам не обратится. Он знает о том, что я ему скажу.

— Что, неужели совсем не поможешь? Не верю!

— Помогу я им, помогу! Но не в ущерб себе и на моих условиях. И еще заставлю отработать. Это будет только справедливо. А после оттепели им придется смотреть нам в рот, любят там они нас или нет. Это еще если хоть кто-нибудь уцелеет. Отношение между людьми – это одно, а между государствами – совсем другое. И я должен в первую очередь заботиться об интересах своей страны и своего народа. И никто не сможет меня упрекнуть. Ресурсы у нас не безграничные, и жаждущих помощи гораздо больше, чем мы ее можем оказать. Так что выбирать кому оказывать помощь, а кому отказать – это наше право. Хотя по-человечески мне жалко их всех, даже поляков. Люди не заслужили такой судьбы. Тем более если это дети.