ЖД (авторская редакция) - Дмитрий Львович Быков Страница 92

— Если там действительно боевые действия, ты никак туда не попадешь.

— Я-то попаду, — сказала она, глядя в сторону. — Я туда всяко попаду. Мне лишь бы по дороге никто зла не натворил.

— Что, могут?

— Ой, могут. Все уж знают небось. Наша почта быстрая.

— Я сам отвезу тебя.

— Далеко везти, губернатор. Тебе нельзя отлучаться настолько. Ну, а скажут мне, чтоб я в горы шла? Ты куда денешься — со мной пойдешь?

— Ничего тебе не скажут, брось глупости.

— Ладно, не о том речь. Как ты отправишь меня?

— Мне сейчас надо вылетать, самолет выслали. Я тебя отправлю, когда вернусь, а пока ты здесь пересидишь под охраной.

— Нет! — крикнула она. — Здесь я ни под какой охраной сидеть не буду. Здесь без тебя что угодно сделают. Есть у тебя в городе где прятать меня?

— А у своих тебе негде пересидеть?

— К моим мне нельзя теперь, я для своих теперь зачумленная.

— О черт. — Губернатор принялся лихорадочно одеваться. Прятать Ашу ему никогда не приходилось, да и не от кого было. Черт бы их побрал с их древними поверьями. И тут он вспомнил о Григории — безобидном местном алкаше, не из туземцев, который приторговывал изделиями местных промыслов и пару раз консультировал губернатора по истории края, когда требовалось выступать на городских праздниках. Знания у Григория были самые поверхностные, о волках он только слышал и личным знакомством похвастаться не мог, но город и его окрестности знал, как свои пять пальцев. Как его занесло в эти края — никто толком сказать не мог; сам он смутно намекал, что жил когда-то в Москве и работал на расхазаренного впоследствии олигарха; «расхазаренный» — был его собственный неологизм, по аналогии с раскрестьяниванием и расказачиванием. Еще до того, как олигарх был взят к ответу со всей семьей, пиарщик бежал в леса: закатиться в Сибирь, в щелку дальнего и темного округа, представлялось ему единственным спасением, и он не ошибся. Его, быть может, искали в Москве, а может, он преувеличил опасность, — но в Сибири ему жилось славно, он взял в жены туземку из простых, полуграмотных и по-гогеновски смуглых, с блинообразным, но не лишенным миловидности лицом; жил на окраине, в разваливающейся хрущобе, работал на разбитом рядом с нею огороде, печатался за копейки в местной газете — словом, вел нормальную жизнь провинциального интеллигента, отличаясь от такого интеллигента только тем, что было у него кое-что припрятано с пиаровских времен. Губернатор любил пообщаться с Григорием, потому что больше разговаривать в городе было особо и не с кем — а тут все-таки столичный житель, вращавшийся некогда «в кругах». Удивительней всего в бывшем пиарщике была его бытовая непритязательность: судя по его рассказам, он должен был привыкнуть к роскоши, — но то ли в профессиональный кодекс людей его круга входила полезная способность быстро привыкать и отвыкать, приспосабливаясь к любым обстоятельствам, то ли он так уж был рад уцелеть, что и хрущобу на сибирской окраине считал счастьем. По всему выходило, что Григория напугали крепко; его олигарха расхазарили уже в те времена, когда нефть не была никому особо нужна, и потому отбирать ее не имело смысла — сами отдавали, приплачивая; но дело было, как всегда, не в нефти, а в показательном наказании зарвавшегося хазара. О том, что с ним сталось, Григорий умалчивал, да и губернатор знал не больше — с укреплением вертикали на нижних ее этажах все меньше узнавали о том, что делалось на верхних. У Григория Ашу точно никто не стал бы искать: он умудрился так хорошо закатиться в щель, что о нем в самом деле забыли. Он и губернатору не раз советовал поступить так же: «Погодите, сейчас всех будут менять, дойдет и до вас. А если вы просто так отползете в сторону, вашего отсутствия в первый год никто и не заметит. Поставьте за себя хоть Никиту — он этикет знает. Помяните мое слово: сейчас уже ничего никому не нужно, кроме как сажать. Иначе государство просто не прокормится. Оно тихо жрет само себя, и вас обязательно схарчат — потому что надо же брать и начальство, чтобы народ не возроптал».

Губернатор выслушивал все это с легкой усмешкой — Григория так напугали, что он теперь только и ждал, когда возьмут всех; возможно, общение с ним было приятно еще и потому, что подтверждало правоту государственной линии. Если такие трусы и приспособленцы, не лишенные обаяния, но начисто лишенные аналитических способностей, когда-то рулили тут судьбами крупных корпораций — все делалось правильно; не уничтожать, конечно, но вытеснять… Странно, однако, что теперь Григорий со всей его беспринципностью был единственным человеком, на которого губернатор мог положиться, — но с другой стороны, бывшие люди всегда надежны, им нечего терять. Оставлять Ашу в резиденции в самом деле что-то мешало: эти ее волки знали, что она здесь. Жена Григория была стопроцентно надежна, умела молчать и никому бы Ашу не выдала, да и сколько ей тут быть без него — полдня, день… Губернатор поднялся в кабинет (стекло уже вставили, славно, не распускаю), распечатал на всякий случай показатели последнего месяца, сложил их в портфель и вызвал водителя. Тот явился незамедлительно, словно и не спал.

— Васильич, через четверть часа поедем в аэропорт. Ашу возьмем с собой. Меня высадишь там, а ее кружными путями, на всякий случай, чтоб никто не засек, отвезешь к Григорию Емельянову, мы у него были, на Саврасовской.

— Знаю, — кивнул шофер.

— Там высадишь, проверишь, чтобы все чисто, — я ему позвоню, предупрежу. Не болтай особенно. Из Москвы позвоню, встретишь.

Шофер снова кивнул. Пожалуй, из всей обслуги это был человек наиболее надежный — привык иметь дело с механизмами и сам почти превратился в машину.

Губернатор позвонил Григорию, извинился за ранний звонок и с места в карьер приступил к главному:

— Григорий, у меня просьба к вам. Можете взять к себе на сутки девушку? Ее надо спрятать, туземцы принимают ее за ведьму и угрожают убить.

— Почему ко мне? — испугался Григорий. — Посадите куда-нибудь к себе в каталажку…

— Я не могу оставлять ее под присмотром местных. Они по сарафанному радио живо разузнают, где она, и будет погром. А своих кадров у меня — только обслуга. Не в резиденции же мне ее держать. Люди подумают черт-те что.

— А потом куда вы ее?

— Отправлю в соседний округ, неважно. Вы же знаете, они в последнее время верят любой ерунде. Колдуны, знахари. Не волнуйтесь, ее