Борис Долинго - Странник поневоле

Борис Долинго

Странник поневоле

Глава 1

Тихо, но отчетливо тикали часы в столовой, и звук анкера, отсчитывающего зубья шестерни, разносился по квартире. Некоторое время Богдан лежал и слушал размеренное «так-так» этих старинных часов, оставшихся в их семье ещё от деда.

Богдан проснулся, но вставать не спешил – поезд отправлялся только в десять тридцать две, до вокзала добираться от силы с полчаса, так что спать можно было, по крайней мере, до половины девятого.

Часы стали отбивать удары.

«Бам, бам, бам…» – семь раз.

Богдан полежал ещё немного, встал и начал заправлять постель.

Родителей не было уже пять лет. Не было отца, весёлого и добродушного человека, который всегда учил его не делать людям подлостей и относиться к другим так, как ты хотел, чтобы относились к тебе. Не было матери, прекрасной хозяйки, многим казавшейся чуть слишком строгой и сосредоточенной внешне, но неизменно гостеприимной и доброй.

Как глупо – выскакивает шаровой палец, и машина на полном ходу ударяется в столб, банальный бетонный столб фонарного освещения. А он остаётся один – богатый наследник по советским меркам: полнометражная квартира плюс хоть и разбитая, но машина, чёрт бы её побрал!..

Богдан не торопясь умылся, размялся, принял душ и стал соображать, что бы приготовить на завтрак. Позавчера у него были гости – пара приятелей с девчонками, и холодильник подчистили основательно. Ещё бы – дорвались до бесплатного: по талонам в магазинах отоваривают в лучшем случае варёную колбасу, а Богдан через знакомых продавщиц регулярно даже в эти трудные времена добывал сервелат, сыр и приличные напитки. Позавчера у него было даже польское пиво «Окоцим». Было – вот именно, что «было»…

Богдан покачал головой: пивка бы он сейчас с удовольствием выпил.

«Стоп-стоп, – сказал он себе, – как же я забыл!» Он прошёл на застеклённый ещё отцом балкон и там, в стенном шкафу, который у него служил заначкой для подобных случаев, нашёл аж две бутылки. Одну он оставил для поезда, а вторую с удовольствием открыл сейчас.

В холодильнике, однако, оставались три яйца и кусочек сала, поэтому Богдан решил удовлетвориться яичницей, нарезав и поджарив на сковородке также оставшуюся тощую попку батона. Позавтракав, он вымыл посуду, чтобы не оставлять её на несколько дней киснуть в раковине, и стал собираться.

Он вышел из дому без двадцати девять и, не спеша, направился в сторону вокзала. Основная масса трудового люда уже схлынула, хотя довольно много ещё топали к своим учреждениям. День был пасмурный, но, к счастью, не дождливый.

Пройдя мимо унылой витрины соседнего продуктового магазина, где громоздились вырезанные из фанеры и раскрашенные подобия колбас и консервных банок, Богдан свернул на улицу, по которой курсировали трамваи. Он рассчитывал пройтись, но вдалеке увидел вагон и решил, что в таком случае стоит уже поехать.

Он посмотрел на большие красные буквы «Слава КПСС!» на крыше проектного института, стоявшего через улицу, и сел в трамвай.

Мимо проплывали серые, унылые осенью тротуары с кое-где встречавшимися такими же унылыми витринами магазинов, на прилавках которых почти ни черта путного не было круглый год. «Занудство и скука», – подумал Богдан.

Ничего, на следующий год он обязательно постарается взять путёвку в круиз вокруг Европы и где-нибудь в Амстердаме, например, или в Гамбурге, смотря, куда там корабль будет заходить, подойдёт к полицейскому.

«Sir, would you be so kind as to tell me the nearest way to the American Embassy, please?»… И good-bye, Родина, строй свой дурацкий «коммунизьм» без меня. Грустно, конечно, но тут ловить нечего: эти придурки уже сгноили не одно поколение, сгноят и ещё много других.

Впрочем, надо будет ещё суметь взять путёвку в капстрану – это тоже не так-то просто: он неженатый, родственников близких нет. Одна надежда на Людмилу, что сделает ему путёвочку по блату.

Этот момент был Богдану чрезвычайно неприятен, поскольку предполагал подставить ближнего своего: сильно дадут Людочке по шапке, если он не вернётся, возможно, даже работу свою хлебную потеряет, но, увы, что делать – иного выхода у него не было.

Трамвай повернул к вокзалу, и Богдан отвалился от поручня, придвигаясь к выходу.

Командировка ему предстояла самая банальная, в небольшой город Верхняя Салда, на металлургический завод. В лаборатории, где работал Богдан, велась так называемая хоздоговорная тема с этим предприятием: средства контроля качества металлургической продукции, и всё такое. Городок так себе, в магазинах шар катается ещё лучше, чем в Свердловске, но одно обстоятельство скрашивало поездку: у Богдана там жил и работал старый институтский приятель Саша, закончивший Политехнический на год раньше и уехавший туда, где работал его отец, главный металлург завода.

Поезд тащился до Салды чуть меньше четырёх часов. В секции плацкартного вагона подобралась довольно простая публика, и Богдан не стал даже вытаскивать бутылку импортного пива, чтобы не вызвать завистливых взглядов – он терпеть не мог быть «коллектором» отрицательной энергии.

Добравшись до места назначения, он отметил командировочное у секретаря и устроился в заводской гостинице, простенькой, но чистенькой и совершенно не заселённой в данный момент. Ему в единоличное пользование достался двухместный номер, что само по себе было приятно. Тут имелся даже телевизор – чёрно-белый «Изумруд».

«Какой у нас, всё-таки, во всём идиотизм», – лишний раз подумал Богдан. «Вот те же гостиницы взять: понаделают трёх-четырёх местных номеров – и рады, придурки. Ну почему я должен жить ещё с какими-то охламонами в одной комнате? Что за коммуния? Нет, они, может, и неплохие люди, но не желаю я просто слушать чей-то храп, а то и ещё что-то у себя под ухом!»

Он не стал заранее предупреждать Сашу, поскольку тот, конечно, потащил бы его к себе домой, а Богдан не любил, когда его стесняли, и сам никого стеснять лишний раз не хотел. Да и для самого гостиница, даже с многоместными номерами – это относительная свобода и независимость. Ко всему прочему, он знал, что Саша недавно женился, жена в положении – какие тут могут быть остановки?

Когда Богдан уже около четырёх часов, после встречи с парой инженеров, работавших по совместной теме, нашёл Сашу в заводоуправлении, приятель начал приглашать его домой, но Богдан отказался по тем же причинам – пусть беременная жена отдыхает, а у него есть свободный номер.

Они купили бутылку водки и какую-то простецкую закуску, с трудом отыскавшуюся в магазине, и просидели до вечера под мурлыканье чёрно-белого «Изумруда». Когда из «ящика» затрубил гимн программы «Время» и появились кадры репортажа с очередного то ли пленума ЦК, то ли сессии Верховного Совета, Саша засобирался домой.

Следующий день Богдан плотно поработал в отделе главного металлурга, вечером в одиночестве (у Саши были дела, связанные с подготовкой к юбилею отца) немного погулял по городу, чуть не нарвавшись на пьяную драку у какого-то винного магазина, и поспешил вернуться в гостиницу к телевизору и программе «Время».

Работа почти вся была сделана, оставались кое-какие мелочи, поэтому Богдан хорошо выспался, позавтракал пшённой кашей и какао в заводской столовой и отправился подписывать разнообразные акты.

Проходя по заводскому двору мимо горы металлолома, он машинально бросил взгляд на кучу искромсанного железа. Среди ржавых и грязных железяк глаз вдруг выхватил какое-то странное отличие, какой-то диссонанс, и Богдан остановился.

Он вернулся и присел, чтобы получше рассмотреть то, что просовывалось между искорёженной арматурой, трубами и кусками ржавого металла. Необычно чистый предмет выглядел как половинка круга диаметром сантиметров 40–45. Полукруг, похоже, вывалился из-под обломков и теперь покоился у самого края кучи, освещённый вяловатыми лучами грустного осеннего солнца.

Именно вид вещи, не вязавшийся с тем, что её окружало, и привлёк внимание: поверхность предмета была абсолютно чистая, без ржавчины и такая гладкая на вид, словно только что отполирована. Однако при этом полукруг не блестел, он был матово-серым и, в общем-то, невзрачным, если бы не контраст с покореженным грязным металлом. Чистота его была поразительной.

Штучка оказалась довольно толстой – сантиметра четыре, и, по-видимому, достаточно тяжелой. Однако когда Богдан поддел его носком ботинка, полукруг перевернулся неожиданно легко. На обратной стороне параллельно краю шла глубокая борозда, а в центре образованного ею круга (точнее – полукруга) находился выдавленный рисунок. От рисунка, естественно, осталась тоже половина, но можно было догадаться, что полное изображение было похоже на цилиндр. На диаметральном торце полукруга имелись углубление и выступ, возможно, образовывавшие соединение со второй половиной.

Богдан поднял полукруг – тот весил от силы полкило, и по всем ощущениям не был изготовлен из стали, но даже и титановая деталь такого размера была бы тяжелее. Повинуясь любопытству, юноша сунул необычный предмет в свой объемистый портфель.