Владимир Яценко - Бог одержимых

                                         Бог одержимых

                                         Владимир Яценко

                                         СВЕЖАЯ КРОВЬ

   Григорий опасливо покосился на оранжевый пар, вьющийся над кружкой, и напомнил:

   - Девушка, я заказывал чай...

   Официантка хмыкнула, сбросила с подноса на стол тарелки, завернутые в салфетку вилку и нож, и ушла.

   - Не пей, козленочком станешь... - негромко сказал кто-то из соседей.

   Григорий с тоской посмотрел вслед официантке - "так себе", а голос проигнорировал: ссориться с местными - что в колодец плевать. Официантка скрылась за стойкой бара, возле которой не терял надежды наладить общение с залом невысокий, невероятно изможденный человек в монашеской рясе:

   - ...сколько бы люди ни ломали игрушки, дарованные им Господом, сколько бы ни уродовали, ни насиловали свою среду обитания, Господь раз за разом обращает все на пользу любимым чадам своим. Ядерные могильники снабжают горючим реакторы звездолетов. Химическое и бактериологическое оружие превращаются в активную среду биостанций, извлекающих из морской воды водород и тонны ценнейших металлов...

   - Эй, Пост, это ты про золото, что ли? - прерывает монаха кто-то из дальнего угла зала. - Так нам оно, вроде, и ни к чему. После нас, кто же его в руки возьмет?

   Раздались жиденькие хлопки, кто-то несколько раз свистнул.

   "По-видимому, это у них такое развлечение, - подумал Григорий. - Что ж? Как кормят - так и шутят..." Скользнув взглядом по темному экрану телевизора, прикрученному под потолком над стойкой бара, он посмотрел на блюда, стоящие перед ним, и понял, что совсем не голоден. В глубокой тарелке чуть подрагивало желеобразное варево. Что-то вроде холодца: полупрозрачная вибрирующая масса, в которой неизвестное растение раскинуло свои веточки по всему объему.

   "Что бы это значило? - задумался Григорий. - Желе, кисель? Вообще-то я заказывал овощной суп. Это они вилкой и ножом суп едят?.." В любом случае, для него, язвенника с пятилетним стажем, эта пища была неприемлемой.

   Григорий почувствовал привычную боль чуть пониже груди, засосало-закололо под ребрами в правом боку ближе к спине...

   - Не "мохай", паря, - оскалился сосед по столику - невзрачный дедок в кепке-ленинке. - Ешь. Проверено - мин нет!

   Участие завсегдатаев в его недоумении от местной кухни злило. Но спрашивать, а уж тем более обостряться, Григорий не хотел. Да и стоит ли испорченного на несколько дней настроения несостоявшийся ужин?

   Он взглянул на вторую тарелку и понял, что у него просто нет выбора, - следовало немедленно расплатиться, встать и уйти. На плоской тарелке несколькими отдельными горками были разложены разноцветные, мелко натертые массы, обильно залитые фиолетовым соусом. "Салат, - решил Григорий. - Впрочем, я могу и ошибаться: вот это - суп, а желе - салат..."

   Он принюхался: сложная смесь пенициллина и машинного масла. Еда так пахнуть не может.

   - ...Страждущих много, - неожиданно повысил голос Пост. - Господь дал надежду каждому. Чтоб, значит, пользовались. А мы - как собаки на сене. Ни себе - ни людям. Почему сами настойки не производим? Почему ученый люд тесним? Зверьем травим, плесенью кроем? Да хотя бы сырье продавали, если перерабатывать не умеем, а учиться не хотим. И экономику бы подняли, и людям добро...

   - Ага, - выкрикнул кто-то рядом с Григорием. - Вот свалится эта чума нам на голову: туристы пополам со студентами. Порежут нас на кусочки и будут исследовать да шнобелевские премии за кордоном получать...

   Зал одобрительно зашумел, кто-то засмеялся.

   - Чего ржете? Вот положат под микроскоп, там и будете смеяться, на стекле ихнем, под лампами...

   Несмотря на смех и двусмысленные шутки, Григорий не чувствовал враждебности. Если бы не голод и необходимость в строгой диете, он нашел бы способ принять участие в общем веселье. Эх, если бы перед ним стояла тарелка супа! С картошкой и зеленью. С редкими ракушками рожков. И соль... и мелкая пудра молотого перца на золотистой поверхности куриного бульона. И хлеб! Хлеб?

   В отдельной корзиночке лежали тонко нарезанные ломтики серого цвета. Григорий взял один, принюхался, потом разломил. Нет. Это был не хлеб. Две половинки никак не хотели расставаться друг с другом: по месту разлома белесыми пружинками вытягивались, распрямляясь, тонкие ниточки.

   - Друг, я возьму парочку? - молодой парень в оранжевом свитере кивнул на ломтики. - Что, аппетита нет?

   Старикан в кепке засмеялся. Григорий вздохнул, взял всю корзинку и протянул парню:

   - Да мне только две! - запротестовал тот.

   - Забери все, - тихо попросил Григорий. - И если надумаешь, то и это тоже, - он кивнул на тарелки.

   - Напрасно ты так, - заметил парень. - Оно поначалу только горькое, потом ничего, привыкаешь. Даже гнилостный привкус уходит...

   Григорий покачал головой: "Надо же: "гнилостный привкус", - подумал он. - Где эта дура в переднике? Заплатить и бежать. Только залить в термос кипяток. В автобусе - чай и вареное мясо в холодильнике. Со вчера еще кусок хлеба оставался. Выживу! Часа два до Копти, а там по бетонке до границы. Если бы не эта компания в Тернополе, уже проезжал бы Шостку. Заладили: "Подбрось, дядечка, до Бродов". Деньги, конечно, не малые. Считай, еще один заработок за поездку. Вот и соблазнился. Только кто ж знал, что броды эти через реку Уж? В карантинной зоне? Пропуска-то нет! За въезд пассажиры заплатили, а вот во что выезд обойдется, завтра узнаем..."

   - И пусть изучают! - не сдавался Пост. - Вот так, сообща, всем миром и будем с бедой справляться. Мы им черемуху, живосил, мяту нашу черную, а они нам врачей, клиники...

   - О какой это "беде" ты толкуешь, Пост? - возмутились с передних столиков. - Как по мне, жизнь удалась!

   - Да на кой нам, к лешему, их врачи, Пост?! - особенно злобно закричал кто-то. На крикуна неожиданно зашикали. - Только и спасения, что живосилом балуемся, оттого и сами, и дети на людей похожи. А врачи твои - убийцы в белых халатах.

   - Это кому здесь врач нужен? - осаживает чью-то злость сильный уверенный голос. - Тебе, что ли, Пост? Или тому идиоту, который машину на траве бросил?

   Как-то сразу все стихло.

   - Ты о чем это говоришь, Грыць? - отозвался в тишине уже знакомый голос неподалеку от бара. - Кто-то машиной на траву выехал?

   Григорий почувствовал, как обострилась боль в боку, кровь прилила к щекам, а спину обдало холодом. Сомнений быть не могло. Речь шла о его микроавтобусе. Табличку "на траву не выезжать" он видел, но значения, как обычно, не придал. Мало ли? "По газонам не ходить", "собак не выгуливать"... Лес! Кругом дремучий лес, чтоб ему пусто было. И как только угораздило в такую глушь забраться?

   - Эй, парень, - повысил голос Грыць, и Григорий понял, что отсидеться не получится. Взгляды всех присутствующих теперь были обращены к нему. - Похоже, это я к тебе обращаюсь!

   - Да? А мне показалось, к какому-то идиоту... - с облегчением отодвинув от себя тарелки, сказал Григорий.

   - А как еще назвать человека, который читать не умеет? Ясно же написано: на траве машины не оставлять! Специально двор бетонировали... знаешь, во сколько доставка цемента обошлась?

   "А что? Хороший повод встать, выйти и уехать, - подумал Григорий. - Все равно, есть ЭТО я не буду. А если съем - умру, и никакая но-шпа не поможет..."

   - Бегом, парень. - Грыць, высокий мужчина в черном, кожаном плаще, - был не на шутку встревожен. И его тревога каким-то необъяснимым способом передалась остальным. - Возможно, еще успеешь...

   "Что за черт? - подумал Григорий. - Это у них тут табу такое? Какая-то религия?"

   "Давай, давай", - поддержали Грыця еще голоса. Парень, что от загадочных хлебцев Григория избавил, озабоченно поинтересовался: "Давно стоит? Кажется, Степан с Пришибом выходили. Что же: вернуться сказать не могли?.."

   Кто-то за спиной добавил: "Может, специально навел кто?"

   Неожиданный интерес к столь простому вопросу пугал и сбивал с толку. "Это они так чужаков не любят? - подумал Григорий. - Или траву берегут?"

   - Ладно, ладно, мужики, - громко сказал он, перекрикивая общий гомон. - Если это для вас так важно, все! Ваша взяла. Пойду переставлю...

   - Это не нам, - ласково поправил его Грыць. - Это для тебя важно. Нам-то, вообще, плевать...