Призеры конкурса рассказов - Вселенная Метро 2033

Вселенная Метро 2033 — призеры конкурса рассказов

Ирина Баранова

Паровозик из Ромашкова

Главное в этой жизни — не опоздать…

Взвизгнули ржавые петли, лязгнул засов. «Опять смазать не удосужились, — Зуев поёжился от выступивших мурашек. — Ну, здравствуй, родная темница…».

«Родная темница» в лице заспанного дежурного, не особо радовалась его возвращению.

— Ты бы ещё пораньше приперся! Все люди — как люди, понятие имеют….

— Хватит дрыхнуть! Там, — Зуев кивнул в сторону закрывшейся двери, — рассвело уже! Сходил бы, прогулялся!

— Нет уж, увольте, меня и здесь не плохо кормят.

— А что? — Зуев хитро прищурился. — Давай, пошли. Если хочешь, даже с собой могу взять.

В отличие от других разведчиков, Илья был одиночкой, напарников никогда не брал, полагая, что каждый должен отвечать за себя сам.

— Свят-свят! С кем бы другим — еще куда ни шло. А с тобой, того гляди, костей не соберёшь….

— Трусишь? — Зуев фыркнул. — А там солнышко, небо голубое… — он знал, что дежурный и в самом деле был трусоват, поэтому всегда пользовался случаем поддеть его. — Эх, ты, крыса подземная…

Что касается его самого, то ничего страшного в прогулках по поверхности Зуев не находил. Главное — не лезть на рожон самому. А зверьё? Зверьё всегда было мудрее людей…

— О, Илья, привет! — в двери «предбанника» материализовался начальник охраны Хитров, — Антон, — дежурный, явно смущённый неожиданным появлением начальства, подскочил, — буди старшого…

— Ну, как, они там, сегодня, текут? — это уже разведчику. Они — это реки, Ока и Волга, каждый раз, когда Зуев поднимался наверх, он ходил на Откос, и об этой его странности на станции знали все.

— А что им сделается? Текут, конечно…

— К Шамину зайдёшь? Он спрашивал, отчёта ждёт.

— Подождёт…

Покончив с обычными в таких случаях процедурами, вымывшись и переодевшись, Зуев поспешил домой. Отчёт он составит потом. Главное сейчас — Маша. Жена никогда не выказывала своего беспокойства, но он знал, что она каждый раз с нетерпением ждёт его.

— Доброе утро! — дежурный поцелуй, в щёку.

— Привет! Чай горячий, будешь? — глаза радостно сверкнули.

Чай…Чай — это хорошо, чай — это замечательно. «Чай не пьёшь — какая сила…».

— Спрашиваешь! Я когда отказывался? — принюхался к запаху, — Ммм, божественно!

Запах действительно был приятным, горьковатым и пряным одновременно. А ещё, (или это ему показалось?), как мёдом пахнуло. Хотя и запах, и вкус мёда давным-давно забылись…

Зуев, пока жена наливала в кружки душистый настой, украдкой наблюдал за ней. Он вообще всегда любил смотреть, как она хозяйничает, наливает ли чай, или штопает порвавшиеся вещи — тогда их убогое, крошечное жилище казалось ему настоящим домом, тёплым и уютным. Хорошо…

Как же она сдала, всё-таки…Ввалившиеся глаза в темных полукружьях, заострившиеся скулы, цыплячья шейка в вырезе ношеного свитера….Пальцы на руках — как спиченки…

Сердце от жалости защемило…

— Ты сегодня хорошо выглядишь….

Подбодрил…О том, какую глупость сморозил, он сообразил, ещё не договорив фразу до конца. Виновато поглядел в сторону жены: «Машенька, прости балбеса, я не хотел». Ох, вроде пронесло…Руки только дёрнулись. Или показалось? Эх, дурак, дурак… Воистину: «Хотели как лучше…». А что получилось — сами знаете.

— Кипяточку подлей, — на самом деле он уже напился, но надо же было как-то исправлять ситуацию.

Маша долила и себе. Чай они оба любили, только Зуев с сахаром, а жена — нет (сладкое вкус перебивает). Речь, правда, шла о том, настоящем чае, который давно уже был на вес золота. Но «на безрыбье и рак — рыба». Тем более что напиток не только пах весьма приятно, но и действительно был вкусным. С медовым привкусом… И из чего, интересно, его мешают?

— Завтрак там, под подушкой. Будешь? Я закрыла, чтоб не остыл.

В переводе на нормальный язык это значило, что пойти и подогреть ему еду сил уже не хватит!..

Деревянным голосом спросил:

— А сама-то ела?

— Угу, — а глаза отвела…Врёт!..

Сколько там остаётся, после того, как есть перестают?!..

В носу предательски защипало…

Между собой они никогда не обсуждали её болезнь — оба знали, что помочь нечем, и что скорый конец неизбежен. Смотреть на то, как жена тает на глазах, как пытается скрыть, что с каждым днем слабеет, просыпаться по ночам от её стонов и знать, что ни чего не можешь для неё сделать — это для Зуева было невыносимо. Поэтому последнее время он всё чаще и чаще стал уходить наверх. Маша не протестовала — ей тоже так было легче.

— Илья? Что-то случилось?

— Да нет, просто устал, — «устал» — универсальная отговорка. Зуев притянул жену к себе и легонько подул в ухо.

— Ой, щёкотно, же, — женщина засмеялась. — Перестань, ешь лучше.

— Давай со мной, а то неудобно: я буду жевать, а ты на меня смотреть?

— А я не буду смотреть, ешь!

Она действительно сначала отвернулась, сделала вид, что читает, но всё-таки не выдержала, повернулась к нему.

— Как там сегодня, — Маша кивнула головой куда-то вверх и в сторону, — что нового?

Что она имеет в виду, Зуев понял без объяснения.

Как-то так получилось, что мало кто из нижегородцев замечал это удивительное явление: в месте слияния двух рек, Волги и Оки, вода была двуцветная. Темно-синяя — от Волги, и мутно-коричневатая — от Оки. Реки так и текли от Стрелки какое-то время, не смешиваясь друг с другом, разделённые как бы невидимой чертой. Сверху, с Откоса, и из кремля, особенно в солнечный день, «водораздел» просматривался особенно чётко. Впервые Зуев увидел это совсем маленьким, мама показала («Илюша, смотри-ка, чего покажу»), и с тех пор постоянно ходил туда, сначала с ней, потом один. Потом водил друзей, девушек…

А потом, в одночасье, рухнул привычный мир…

Первое, что сделал Зуев, выбравшись наконец-то на поверхность, это пошёл на Откос: он внезапно почувствовал жгучее желание убедиться, что хоть что-то здесь осталось прежним. И реки не обманули его. Для них ничего не изменилось. Воды Волги всё также были тёмно-синими, а воды Оки — мутными, коричневатыми… И так же, как и раньше, они не спешили смешивать их друг с другом…

С тех пор он стал ходить на Откос каждый раз, как поднимался на поверхность…

— Всё как обычно, развалины — разваливаются, а реки — текут.

Обычный вопрос, и обычный ответ. Ритуал, своего рода. Потом он, конечно же, расскажет ей, где был, и что видел в этот раз. Расскажет, как рассказывают сказку маленькому ребёнку: о том, что там так же светит солнце, что небо такое же голубое, что там, где когда-то были клумбы, стали опять появляться цветы… И эта сказка будет обязательно с хорошим концом.

Маша опять уткнулась в книгу. В молчании прошло несколько минут, потом женщина тихо спросила:

— А мне с тобой можно?

Илья от неожиданности поперхнулся и перестал есть.

— Илья, мне с тобой можно? — повторила она. — Наверх.

Зуева как холодным дождём окатило: идиот… Он положительно просто идиот. Нет для неё больше хорошего конца, есть просто ко-нец… Без неба, без солнца, без этих самых несчастных цветов…

— Ты действительно хочешь? — спросил он на всякий случай. — И сил хватит? — про себя он уже решил — не хватит, так на руках понесёт.

— Дойду, — Маша кокетливо поправила волосы, улыбнулась. — Сам же сказал, что хорошо выгляжу.

— Тогда нечего рассиживаться, дел много, а вставать рано.

«Утро добрым не бывает». Эта древняя присказка очень точно подходила к сегодняшнему Машиному состоянию. Ночка выдалась ещё та — забыться удалось только к утру. Слава Богу, Илья не видел, как она тут корчилась. Не видел, и не узнает. Уж она-то об этом позаботится! Хотя, заботиться-то, как раз, с каждым днём всё труднее. Зеркало она забросила подальше — любоваться не на что. Но что зеркало? Достаточно соседских взглядов, да шушуканья за спиной. Правда, как раз сегодня рискнула, нашла спрятанный с глаз долой осколок, взглянула на себя, любимую… О, да, что ни говори, а красота — страшная сила…

Хоть и не надеялась увидеть там Василису Прекрасную, но всё равно… Больно уж портрет-то страшненький. Личико с кулачок, носик остренький, волосики торчат… Жуть! Но даже не это главное! «И почему у одуванчика такие толстые щёки и такая тоненькая шейка?». Толстых щёк у неё отродясь не наблюдалось, сейчас — тем более. Сейчас эти толстые щёки с успехом заменяют уши. Огромные, каждое — размером с её теперешнюю физиономию! И то-о-ненькая шейка! Слезам достойно… Никогда и не думала, что она такая лопоухая…Что бы придумать такое, чтоб эти проклятущие уши спрятать? И угораздило же её еще и постричься…

Да ну его, это зеркало. Одно расстройство. Будем думать о приятном.