Черные короли. Свинцовые небеса - Николай Владимирович Зайцев

Николай Зайцев

Черные короли. Свинцовые небеса

1

Глаз.

Я думал, что вижу космос с сияющими звездами и шлейфом фиолетовой туманности и только собрался расслабиться и умиротворенно раствориться в газовом облаке, как вселенское око жестко уставилось на меня черным зрачком. С секунду разглядывало фокусируясь, а вслед за этим каждая клеточка моего бытия разорвалась от шелеста векового шепота:

— Помни, — зазвенел мрачно голос, наполняя меня древним ужасом и дрожью страха, — помни!

Глаз смотрел на меня не мигая, пожирая душу без остатка, а потом черный зрачок уменьшился в размерах, и я уже увидел перед собой обыкновенное лицо типичного европейца. Молодой мужчина заботливо встряхнул меня за предплечье, и сжав губы в тонкую линию, натянуто улыбнулся.

— Сэр? — голос звучал слишком снисходительно: ко мне обращались, как к малому ребенку — сейчас по головке погладят и дадут кусочек халвы. Излишняя забота вызвала во мне бурю досады.

Я смотрел на мужчину в белой военной форме и, медленно приходя в себя, отчетливо понимал, что никакой я не ребенок.

Руки сжались в большие кулаки, унимая дрожь.

Я заморгал глазами, пытаясь согнать наваждение.

Свет мерцал, и мир троился. Под стать неустойчивой картине приглушенно играла музыка — современная попса, изредка наполняется какофонией дополнительных звуков: то глухими ударами в бубен или в барабан, то оркестровыми трубами. Я морщился, пытаясь убрать из головы лишние мелодии и оставить одну. Картины менялись, подстраиваясь под музыку: я в транспортнике среди солдат, кругом стерильная чистота и запах дешевого парфюма и экокожи; я в мокром кустарнике, среди чахлых и гнилых деревьев; я в космосе, и на мне новый скафандр Д-13 с дополнительным аварийным комплектом; я глажу белого волка, зверь тяжело дышит, вздымая крутые бока, и высовывает длинный розовый язык, облизываясь; я глажу свои отполированные витые рога, огромные и тяжелые они растут из лба, и я готов кого-нибудь боднуть на смерть; ко мне прижимается дивная белокурая красотка, в странном открытом платье; и тут же к другому плечу склоняет голову девушка в расшитых шкурах, с татуированным лицом. Грезы кружились в хороводе, дурманя голову. И, признаться, я не знал на чем остановиться.

— Лейтенант! — Теперь молодой мужчина не стесняется и сильнее трясет меня за предплечье.

Я смотрю на него и сквозь него. До меня постепенно доходит: парню в белой форме наплевать на приличья и, что подумают остальные солдаты. Кажется, я не в себе и роняю честь мундира.

Мягко встряхиваю руку сержанта со своего бицепса и медленно поднимаю руку в белоснежной перчатке с оттопыренным вверх большим пальцем. Я в порядке. Я в полном порядке. Я вижу обеспокоенного рейнджера и стройные ряды кресел в транспортнике. Я понимаю, что он боится и переживает, и тут же напускает на себя безразличие и холодную вежливость. Я молчу. Потому что я так же вижу слайд картин за солдатом: космос, тундру, красивых женщин из сказок, темное помещение в винтажной драпировки и одинокую свечу, залитую медовыми каплями воска. Пламя колеблется. Видения меркнут. Тают исчезая. Ветер задувает свечу.

И проступает одна явь.

Сержант удовлетворенно кивает и откидывается в синем кресле. Вертит головой, устраиваясь по удобнее и искусственная кожа обшивки скрипит. Парень прикрывает глаза, сквозь щелки наблюдая за мной. Руки беспокойно двигаются, пальцы гладят черные подлокотники дутого кресла и никак не могут замереть. Незнакомые запахи дразнят обаяние. От сержанта пахнет пачули и мандаринами. Зачем, так душиться? Я морщусь и не скрывая упрека, смотрю на подчиненного.

Чужие пальцы мелко подрагивают.

Волнуется за меня. Пытается контролировать ситуацию и злится от того, что не получается. Я понимаю солдата. Будь я на его месте, сам бы не знал покоя, ведь от такого командира, как я, можно ожидать любого приказа.

От нелепого танца чужих пальцев, я прихожу в сознание окончательно. Пелена сходит, медленно отступая.

Я осматриваюсь по сторонам. В глазах резь. Картинка четкая и понятная. Видения прошли. Кругом ряды кресел и все заняты военными. Свободных мест нет. На добрую сотню парней две девушки и возле их кресел оживление и смешки. Мы в транспортнике. Ни у кого нет оружия. Многие в парадной форме, но кто-то в робе, решив не заморачиваться. Парни — все пехи, молоды, пышут здоровьем, приветливы и улыбаются. Хмурых лиц нет.

Не считая моего.

Так одна явь из многоликой дремоты стала пугающей реальностью, и картина вошла в действительность, глуша остальные видения.

Я осознаю произошедшее: сегодня мне повезло. Я вынырнул и готов жить дальше. И пусть сержант не боится — я поборол стресс. Кажется, так это называет наш психолог.

Но я еще не отошел от тревожного сна. Капкан видений исчез, но не исчезла паника. Каждая клеточка тела наполнена ужасом одного слова: «Помни!»

Что помнить? Что?!

Почему так тревожно от неясного вопроса? Я ведь не мог забыть что-то важное? Мне срочно нужна любая помощь и дополнительная информация.

Я смотрю на притворяющего спящего сержанта, однако контакта больше нет. Молодой человек старательно сопит. Веки подрагивают. Пальцы цепко сжимают подлокотники, выдавая чужое притворство. Такого и не потревожить. Да и не хочет он, чтобы его расспрашивали, задавая вопросы. Интересно, а раньше были похожие случаи? Я уже спрашивал: кто я? Я тяжело сглатываю: бедный сержант, не завидная у него участь. Во рту горечь от принятого перед полетом лекарства. Медленно осматриваюсь по сторонам, не привлекая внимания, прислушиваюсь к обрывкам солдатских разговоров и улавливаю:

— А зачем нам пловцы? — молодой паренек кивает в нашу сторону и тупит к полу глаза, когда наталкивается на мой взгляд: офицера, который не понимает, где он и кто он. Я бы такого тоже испугался. Я оцениваю говорящего, но не могу выцепить характерные детали для подсказки, по виду только из учебки: цыплячья шея торчит из воротника, а на лопоухих ушах короста от натертого тесного шлема.

— Да! Зачем нам пловцы, если здесь джунгли и пески, а море только в местных сказках. Где они собрались плавать? — Поддерживает его такой же малорослый сосед — конопатый вчерашний подросток.

Откликается старый капрал — бравый старший солдат.