Sib - Пилот Страница 10

— Мой дом!

Забегая вперёд, скажу, что через три недели мы говорили на чудовищной смеси русских, греческих, английских и немецких слов, которые я подцепил у Катерины, припомнил из киношек "про войну", ну, и курса английского в училище. А "чёрт побери" я, кроме русского, знал только по-испански. Каррамба! И мы прекрасно понимали друг друга. Никто нас с ней не понимал, мы же понимали всё. Я даже заметил у неё частотный греко-русский словарик на три с половиной тысячи слов. И постепенно это проявлялось всё заметнее. В общем, не буду я дурковать пиджен-инглишем. Буду рассказывать так, как я сам всё понимал. Иначе надо писать другую книгу с названием — "Приключения лингвокретиноида в Греции и иных мирах". Точка.

Да. Дом. Сёма бы удавился. Я не буду. Мне здесь не жить. Так, погощу малехо, и в другой мир сдёрну. 

История пятая. Фессалоники

 Да. Вот так обстоят дела. Обкатаюсь машиной, и уеду. В неведомое. А красотка Катерина останется здесь. А ты как думал, Виталий Николаич? А чего ты хотел, чтоб она на шее у тебя повисла с радостным криком: "Витамин, я ваша навеки"?! Размечтался! Слышь, Виталя, заруби ты себе на курносом славянском носу: дамочке нужно продать ненужный ей самолет. И это раз. Дамочке ты нахрен не нужен, хотя бы по той простой причине что похож ты на Алена Делона только лишь тем, что тоже одеколон не пьёшь. И это — два. И только так. Так вот, прикрой раззявленное хлебало и тихонько устраивайся, где нить на лавочке. Ночи здесь тёплые, комаров и жуликов практически нету. Как нибудь протиснешься по стеночке. Не графин какой. А дама будет жить в своём прекрасном дому, своёй фантастически прекрасной, полной радостей и светских развлечений жизнью. Развлекая себя при случае светскими кобелями. Тебе-то что за дело? Чужой ты Витамин на этом празднике счастья. Ой-ой, да мы-ж вже-ж ревнуемо. Ой, да мы тут в страсти любовной усех перережимо. Уймись… пехота! Топай давай, да не забудь про хлебало. А то птички нагадят…

Госпожа Катерина аккуратно заехала на газон перед особняком, и остановила машину. Я было вылезти собрался, но решил погодить. Поскольку хозяйку встречали. Из кустов вылетел лохматый, давно не щипаный, но ещё узнаваемый фокстерьер, и злобненько покосившись на меня, попытался в прыжке облобызать хозяйку.

— Монморанси! Фу, нахал! Ты же меня всю испачкаешь, лапами своими немытыми. Опять за крысами охотился? Всё утро шлялся где-то, я тебя с собой хотела взять, а тебя нет и нет! Отвяжись, говорю, хулиган лохматый!

И всё на чистом греческом.

Пока поименованный хулиган исполнял танец собачьего счастья, я осторожненько, не делая резких движений, выбрался из "мерсика" и в сторонке встал по стойке "смирно". Знаю я ихнего брата. Фокс — псина серьёзная, несмотря на невеликий размер. Эвон, какой квадратненький, да ладный. Cамостоятельный. Вмиг без причиндалов оставит, ежели не по нраву придешься. Нет уж, я лучше пешком постою. Завершив пантомиму "хризантема закрывает на ночь свои лепестки" образина проявила интерес и ко мне. Подошёл, склонил на бок голову и вопросительно рыкнул, блеснув на солнце белыми клыками. Кого это, мол, черти принесли в мою конурку? И нахрена ты, кобелина, нам тут сдался? И не пора ли тебя уконтропупить?

— Свои! — заявила Катерина.

— Да какие он, нахрен, свои? — удивился пёс. — Ты ещё скажи, что замуж за него собралась! Лучше давай я его сразу кокну. И никакой мороки. А то, он же щас жрать запросит. А мне самому мало! Ну, сожрал я крысу. И что? Мою личную телячью вырезку этому, что ли теперь скормить? Щазз! Слушай, давай я его всё же кокну. А вырезку я и сам слопаю за милую душу… Я же её чую!

— Свои! — подтвердила распоряжение кирия.

Пес нехотя согласился, подошел ко мне, задрал лапу и брызнул на запылённые кроссовки пару капель, зачислив тем самым в штат. Сволочёнок. Как угол пометил.

— Ладно, живи пока — тонко намекнул он мне. Да, смотри не борзей тут, а то я и передумать могу. Мало не покажется!

И умчался за дом. За домом хлюпнуло и плеснуло водой. Купаться побежал!

Я спросил кивнув вслед своему потенциальному убийце —

— Монморанси, это из Джерома Клапки Джерома?

— Да. Извините, господин Рю-джей-ник-оф. Он такой невоспитанный, такой агрессивный. Просто удивительно, как это он вас сразу в покое оставил. Костаса он, например, уже три года, с тех пор как повзрослел, в напряжении держит. А ведь тот друг дома, и часто бывал у нас в гостях.

Она открыла багажник. Я подхватил вещички. Кирия Катерина, сделав приглашающий жест направилась к дому.

— Пойдемте господин Рю-джейник-офф! Я покажу вам комнату. Или может быть просто — Виталос?

— Да, кирия Катерина.

— Тогда просто — Катерина. Без — кирия. Вы такой обходительный, Виталос. Такой начитанный. Такая редкость в наше время! Вы сами будете летать на самолёте, или наймёте пилота?

Мама, я лётчика люблю! Мама я за лётчика пойду! Ой, мама! Да что ж это она, так меня облизывает? Неужели боится, что передумаю и откажусь от сделки? Да ну, чушь! А где ж тогда собака-то зарылась? Не может такая женщина на меня глаз положить. Ис-клю-че-но! Этого не может быть потому, что не может быть ни-ког-да! И не хрен мне мозги пудрить! Ладно, сочтёмся ужо. Но! Марку-то держать надо. Сделал левую ручку кренделем.

— Катерина? Прошу!

— О! Благодарю вас! Вы, вероятно офицер?

— Бывший.

— Бывших офицеров не бывает. Как не бывает бывших львов.

На правом плече рюкзак и ноут, в правой — чумодан по траве елозит на колёсиках. В левой — Катерина. Мул я. Не человек. Но кавалер! Этого не отнять. Десять метров — не верста, продержимся.

Катя на пультике кнопку надавила, в двери пискнуло и прошли мы в холл. Дама впереди, как положено, вдруг там под половичком ямку выкопали? Полумрак, прохлада. Я чеймодан на пол уронил мимоходом, и рюкзак рядышком привалил. Катюшу это чем-то огорчило, Катюша извиняться принялась:

— Простите, Виталос, однако я уволила прислугу неделю назад. Вам придётся нести багаж самому.

— Ничего страшного — ответил я даме улыбкой. Потом заберу.

Просто хочу осмотреться. У вас красивый дом! Уверен — это следствие вашего дизайнерского таланта! Удивительно тонкий вкус, и чувство меры помноженное на чувство прекрасного. Ах, не смущайтесь! Право, вам есть чем гордиться! Морёный дуб. Классический стиль. Великолепно!

Я те покажу, начитанного да обходительного! Интересно, хватило ей, или ещё добавить? Машу каслом…

— Боже, какой чудесный портрет. Восемнадцатый век? Ваш предок? Я не ошибаюсь? Вы удивительно похожи. Овал лица, разлёт бровей. Гордая осанка. Гордый взгляд. Чувствуется порода. Перепутать не возможно.

Есть контакт! Прониклась. Грудь заволновалась, и дыхание сбилось. Я такую пургу могу неделями нести. С перерывами на ужин и сон. Надо будет — добавим. Вот такой я неискренний и цыничный подлец. А то, ишь чего удумала. Комплименты мне делать. Я же и поверить могу, чего доброго. И проснуться бритым. Не выйдет. Не на таковского напала, хыщница.

— Идите за мной — улыбнулась Катя переварив наконец порцию лести. И на лестницу пошла. Ну вот, опять. Опять она впереди и всё что у неё позади у меня перед глазами раздваивается. Садизм какой-то! Так, ноут с плеча долой, используем как прикрытие. Не надо ей видеть, как меня легко из равновесия можно вывести. Никчему ей такое знание. Многия знания — многия печали. Обойдётеся, кирия Катерина. Уфф! Вот и мой апартамент. А, правда, неплохой вкус у тёти Кати. Солидно, удобно и без излишеств. Гостиная, кабинет, спальня, ванная, удобства отдельно. Необходимо и достаточно.

— Вам нравится, Виталос?

А что ж голос-то такой, будто её действительно волнует моё мнение? Ну, сказала бы из вежливости. А ей вроде и вправду интересно, нравится ли мне. Ну, нравится, чё те ещё-то, кроме денег от меня надо? Убить кого и в море утопить? Тонну героина из-за моря привезти? Аленький цветочек подогнать? В реку прыгнуть и голыми руками золотую рыбку поймать и в ручки подать? Ох, Катя, Катя. Будь ты попроще, и к тебе могут потянутся люди. Я, в частности. А то, как по минному полю с тобой.

— Разумеется, да! Но иного и ожидать невозможно!

Стоим близко, почти касаясь, и улыбаемся друг другу. И я с испугом осознаю — тянет меня к ней! Сильно. И между головным и спинным мозгами нешуточный конфликт разгорается. Спинной тупо хочет обладать и размножаться, а головному — подозрительно как-то всё это. Мысленным пинком под зад отправляю спинной мозг в дупу. Однако, надо разруливать ситуацию. Беру её ладонь в свою. Приподнимаю к губам, касаюсь пальчиков, глядя в глаза. Вздрагивает. Зрачки расширяются. Появляется налёт лёгкой паники и растерянности. Потом она несмело делает шаг назад, пытаясь отнять руку. Но совсем несмело, и ладонь остаётся в моём распоряжении.

— Разве в вашем личном мире хоть что-то может быть не совершенным?