Дональд Кингсбери - Изгой Страница 10

— Тразин тебе не навредит. Растворится в крови.

Он даже не мог сопротивляться, пока ему надевали рукава. Под действием паралитического препарата глаза почти закрыла защитная пленка, но рыжий гигант вынул их по одному и вложил в. чехольные пазухи. Слеп и недвижен. Это наступила смерть, которой он стерегся всю сознательную жизнь?

Бежать, бежать! Но прежде чем он даже подумал о побеге… его вернули в лес. Каждая деталь отличалась удивительной четкостью и отсутствием запаха. Длиннолап будто бы не преодолевал стен и не выходил в дверь… Неужели после смерти попадают в непахнущий лес? Он все еще не мог пошевелиться, но «руки» крепко ухватились за ветви, чтобы избежать падения. Вокруг не было ни одного кзина Когда шок прошел, Длиннолап воспользовался случаем и помчался прочь. Он почти летел, перескакивая с дерева на дерево, едва касаясь веток.

Пейзаж был незнаком, и Длиннолап терялся без привычных ароматов-подсказок. Деревья казались слишком высокими. Вскарабкавшись так высоко, как только мог, он не обнаружил там потолочных ламп, только парящие скопища белого мха. Ни одного узнаваемого ориентира; то, что видели глаза и ощущала кожа, шло вразрез со сверхтонким чутьем. Назад повернуть не было никакой возможности, потому что окружение тут же меняло свой облик, едва пропадало из поля зрения. Получалось, что впереди лежала та же неизвестность, что и сзади. Неправильно.

Сквозь заросли мелькнуло озеро, гораздо больше любого водоема из когда-либо виденных Длиннолапом и столь насыщенного цвета, что терялось всякое впечатление естественности. Джоток последовал по широким ветвям, простертым над берегом, испугавшись, что если отвернется, то озеро исчезнет. Взобравшись повыше, замер.

Дерево вдруг раскрыло легочную щель и произнесло:

— Я дерево.

Задрожав от страха, Длиннолап перепрыгнул на соседний ствол.

— Великолепный прыжок, — пискнула птица, усевшаяся рядом.

Изумленный, он переводил три взгляда с дерева на птицу и обратно. «Сколько же миров здесь на самом деле?» — спросила вдруг Пятнистая «рука» в отчаянии. Но время шло, и Длиннолап начал привыкать. Странный лес преподавал ему уроки речи с теми же словами-кодами, что и Мягкий-Желтый. Говорили камни. Говорили коряги и пни. Животные тоже проявляли чудеса болтливости. Что совершенно сбивало с толку.

Ничего нельзя было предугадать. А потерять эту способность — значит подвергнуть себя опасности. Спрятаться и поразмыслить над последствиями.

Легкомысленная «рука» сорвала гроздь ягод вместе с листьями и запихнула в рот, чтобы утолить голод. И тут Длиннолап обнаружил, что жевать нечего. Шок.

Похоже, даже с едой в этом лесу проблемы. Слишком много проблем.

— Съешь меня, — сказал лист.

Джоток послушался. Только резкий вкус. Нечего жевать.

— Горький, — заявил лист, чудесным образом выросший на том же месте, откуда был только что сорван. — Съешь еще раз.

Вкус тростника, даже плодовых семян. Жевать нечего.

— Сладкий, — не унимался бессмертный лист. — Еще раз.

Ну, все. Где же Мягкий-Желтый?

— Наставник-Рабов! — жалостливо позвал он.

Призыв спровоцировал немедленные сумерки, сгущавшиеся слишком стремительно. Стало темнее, чем в самой темной пещере.

Неторопливо возник образ Мягкого-Желтого, словно загорелась лампа ранним утром, не испускавшая ни луча света. Изображение хищника подрагивало, слишком насыщенное и резкое. Пушистая конечность коснулась глаза Большой «руки».

Длиннолап внезапно оказался там, откуда начал. К одному глазу таинственным образом вернулась способность видеть. Пещера, машины, великан-кзин и Мягкий-Желтый привычного цвета. Длиннолап подпрыгнул, чтобы рассмотреть глаз Большой «руки».

Тугие рукава совсем лишили его чувствительности. Паника. Смерть… Длиннолап яростно забился в путах.

Гигант-кзин отпрянул, а Мягкий-Желтый ловко вернул глаза джотока на место и расстегнул рукава. Длиннолап отбежал в угол, вне себя от ярости, и только Пятнистая продолжала следить за большим желтым обманщиком.

— Шутка, — сказал Наставник-Рабов.

— У тебя мозги там, где твой кишечник! — буркнул Длиннолап, который уже усвоил кое-что из уроков анатомии. — Шутка! — добавил он, впрочем не желая обидеть хищника.

Но на весь остаток дня он погрузился в угрюмое молчание. Ночью, когда Мягкий-Желтый спал, пять мыслительных центров принялись размышлять над тем, где они сегодня побывали. Происходящее Длиннолапу совсем не нравилось: слишком подозрительно и опасно. Прячься, молили все его инстинкты, но, странное дело, любопытство с легкостью заглушало эти вопли! Говорящие деревья! Ходить сквозь стены! По миру на каждый глаз! Что за невидаль!

Едва заметив, что Мягкий-Желтый проснулся, Длиннолап потребовал отвести себя к двери.

— Еще шуток, — попросил он.

Второй урок в странном лесу был посвящен числам и их визуальным символам. После занятий потрясенный Длиннолап принялся считать все, что видел. Диапазон между числом «три» и «много» можно делить бесконечно на отдельные части различной величины. И какое бы число ему ни казалось самым большим, всегда находилась величина внушительнее. Он считал кзинов, лампы, листья, которые отправлял в рот, потому что Пятнистая желала знать, сколько листьев ему требуется, чтобы почувствовать себя сытым.

В лесу без запаха существовало несколько типов миров. Когда сознание уставало от одного, картинка тут же менялась. Были миры, где Длиннолап обучался математике, искусству управлять машинами и правильному обращению к хозяевам-кзинам. Еще миры игр, царства лесов и подземелий, где законы природы изменялись причудливым образом, порой пугающим, порой забавным. Если игры утомляли — возникало исполненное успокаивающих мелодий измененное гравитационное поле. Когда же и гармоничные напевы начинали навевать скуку, вновь возникало пространство, предназначенное для активной игры. Сущее удовольствие.

Длиннолап постепенно терял чувство времени. С Мягким-Желтым он виделся все реже, но зато их разговоры становились все насыщеннее. Наставник-Рабов обнаружил, что Смотритель весьма и весьма суровый начальник, тогда как друг-джоток обучал его геометрии и устройству механизмов. Как-то раз им не удалось разобрать машину, поскольку раб еще не дошел до соответствующего раздела в своих занятиях. За это оба были наказаны и отправлены соскребать грязь с полов.

Лучшие дни проходили за охотой. Длиннолап носил униформу, отличавшую рабов Мягкого-Желтого, кружевную, в зелено-красную полоску. Они бродили по загону в поисках новых рабов, но, по сути, просто отдыхали, не обремененные приказом о возвращении в определенный срок. На взгляд Длиннолапа, знакомые с детства заросли, тенистые озерца и скалистые уступы были куда приятнее, чем сменявшие друг друга леса тренировочной машины. Свежий запах листвы, деревья, которые не говорят. На потолке, как и положено, лампы, а пещеры ведут лишь на уровень ниже.

Длиннолап выслеживал добычу, зная, где молодые джотоки собираются в больших количествах. После Наставник-Рабов выманивал их, пока его верный раб и друг прятался в засаде. Не всегда охота завершалась успешно. Обнаруженный джоток мог оказаться достаточно взрослым, но лишенным любопытства. Такого следовало немедленно отпустить. Или же особь оказывалась необратимо одичавшей, годной лишь на обеденный стол. У диких джотоков способность к вербальному общению была принесена в жертву изощренному хитроумию.

Лучших из пойманных джотоков Наставник-Рабов оставлял себе. Трое образовали его личную свиту: Длиннолап, Шутник и Ползун. Они прекрасно разбирались в математике, различных устройствах и сервисе гравидвигателей. Но помимо этого, неизменно сопровождали Мягкого-Желтого на охоте. От их чуткого внимания не ускользнуло, что их кзин нажил себе врагов среди остальных, и они тайком обсуждали друг с другом, как помочь хозяину избежать опасности. Незаметно из рабов они превратились в его телохранителей — силу, неусыпно следящую за тем, что творилось у Наставника за спиной.

Глава 8(2396 н. э.)

С каждым днем армада была все ближе. Но в порядках Патриархата не было места бездумной спешке.

Когда крейсер «Победа при Ш'Ро» вышел на орбиту Хссина, он не выслал вперед ни свиты, ни дипломатов, но, следуя приказу Патриарха, со всем присущим ему имперским величием возглавил Орбитальное Командование. Траат-Адмирал выполнял обязанности Чрезвычайного-Воина-Посла и посредника между Чуут-Риитом и местными властями. Адмиралу были даны четкие предписания при первом же контакте с хссинскими кзинти занять главенствующие позиции. Его предупредили, что население базы отличается яростным, но послушным воле Патриархата нравом.

Траат-Адмирал, родом из центра Империи, привык к формализму и жесткой субординации, но здесь, на окраинах, жила менее дисциплинированная порода кзинти, славящаяся особой драчливостью и ревниво оберегающая трофеи. Прояви посланник Патриарха хоть толику неуверенности, и его, оставив все церемонии, перестанут слушать и даже просто замечать. А Патриарх находился от Хссина в тридцати годах, если путешествовать лучом света, и в сорока — если кораблем.