Сергей Анисимов - За день до послезавтра Страница 11

Николай по-прежнему продвигался вперед осторожными приставными шагами, не отводя прицельную линию от чуть приблизившегося угла забора, где вот-вот могла возникнуть чья-нибудь голова. Нервы у него были натянуты так, что в любой момент могли не выдержать, заставив его рвануться вперед, и хорошо, если молча. Такое с ним пару раз уже происходило, и ни один из этих раз не заканчивался благополучно. Да вообще и не мог закончиться… Поэтому он и держался.

Слева! Резкий звон металла по металлу был оглушающ. Николай крутанулся, ожидая неминуемого удара между лопаток, но деваться было некуда: в эту секунду он был зажат на утоптанной тропинке между стеной того же громадного дома и остовом ржавого сельскохозяйственного механизма слева. Он успел даже развернуться, поэтому вторая пуля, с визгом раздирая воздух, прошла в десятке сантиметров от его головы. И даже выстрелить он тоже успел – в никуда, не целясь, просто в снежно-белое пространство перед собой. Но все это было уже бесполезно. Стрелка он увидел лишь после того, как третья пуля попала ему точно в грудь. Противник был на заборе и хладнокровно производил выстрел за выстрелом, опираясь животом на то бульбообразное расширение, которое строители пускали на нескольких верхних рядах кирпичей. Вторая попавшая в Николая пуля ударила ниже – в левую полу «Горки», чувствительно ужалив бедро, а следующая снова прошла мимо, со звоном влепившись в тот же проржавевший механизм.

– Убит! – проорал Николай, кривя губы от острой боли в коже на груди и особенно в левой ноге: 4,5-миллиметровый свинцовый шарик угодил точно в проекцию бедренной кости. С трудом заставив себя разогнуться, он поднял «ИЖ» над головой обеими руками. Стрелок не ответил, – он уже исчез за забором, как будто провалился. Елки-палки, там же высота метра три, – как он туда залез?

По-прежнему держа ружье горизонтально над головой, Николай, прихрамывая и чертыхаясь, пошел назад. Весь путь, на который у него ушло около двадцати минут второй фазы задания, он прошел теперь минут за пять или шесть.

– Док! – проорали из-за сетки, когда он вышел в образованный навешенными на столбы матами входной коридор безопасности. – И тебя тоже, солнце мое? Ты последний, между прочим!

Машка дождалась, пока он, опустив руки, разрядит оружие и впихнет в ствол «Ижки» увенчанную игривым пластмассовым сердечком заглушку, пролежавшую все это время в его нагрудном кармане. Только после этого она откинула сетку в сторону, дав товарищу пройти.

– 39 минут, – широко улыбаясь, отметила при этом она. – Мы не ожидали, что ты так долго продержишься. Витька на 25-й вышел, а тебя все нет и нет. Пошли, наши уже чай пьют.

– Спасибо, Маш…

Николай наконец-то содрал с лица покрытый разводами инея прозрачный защитный щиток и с наслаждением вдохнул холодный воздух.

– Ух, хорошо…

– Шестой? – поинтересовался подошедший инструктор с яркой нашивкой «Барса» на плече форменной куртки.

– Так точно.

– Тогда все?

Николай только кивнул, кривясь. Настроение у него было даже не сказать чтобы паршивое – просто «никакое». Казалось бы, делов-то: два проигранных захода, оба «вчистую», то есть с соотношением потерь более 2:1. А переживалось это худо. Впрочем, иначе было бы менее интересно.

Инструктор дождался подтверждающего кивка от Маши и, подойдя к черному просмоленному столбу с неизвестно где добытым классическим «Не влезай, убьет!», ткнул длинным пальцем в пластмассовую кнопку. Над площадкой взвыла и тут же угасла сирена. Ждать смысла не было – уцелевшие члены выигравшей задание группы все равно должны были прийти в ту же соседствующую с мужской и женской раздевалками комнату отдыха. Поэтому, в очередной раз поморщившись и растерев пылающее болью бедро несколькими круговыми движениями, Николай пошел за Машкой, прыгающей через сугробы с такой легкостью, будто пережитые за последние два с половиной часа нагрузки ее не касались. Впрочем, она могла уже успеть отдохнуть.

– Док пришел! – объявила Маша, распахивая дверь и склоняясь в издевательском поклоне. Делать было нечего, – пришлось входить навстречу вою и улюлюканью. Стоявший у стойки с кофейниками высокий парень из инструкторской команды только ухмыльнулся.

– Новый рекорд! – объявил Железный Винни. – Док умудрился продержаться дольше всех нас в третий раз за месяц! Презрев опасность, крался он по торосам и расщелинам, сжимая в напряженных руках верное ружжо! Пули свистели вокруг, но это не смущало нашего героя! Нет! Он смело прокрадывался в тыл врага, стращая его меткостью своего огня!..

– Ладно, я понял уже…

Контроль над своим голосом Николаю удалось сохранить, хотя он не заявил бы, что это было особенно легко. Одна и та же ошибка, совершенная несколько раз, могла стоить ему как минимум репутации, а то и позиции в команде.

– Ну, понял, так садись. Ребят, налейте ему там чаю. Лен, к тебе ближе всех, между прочим, – не спи там.

Сдав оружие продолжающему ухмыляться инструктору и высыпав остаток пулек в стоящую на стойке закопченную консервную банку, Николай уселся с края скамьи. Поерзав сразу заледеневшей задницей на твердой доске, он с удовольствием прижался к теплому боку неунывающей Машки, уже успевшей избавиться от куртки и оставшейся в одном свитере. Самому ему, чтобы поступить так же, пришлось выхлебать первую кружку едва ли не до дна.

– Ну что, Док, пока ты там шлялся, мы уже поговорили, перемыли друг другу косточки. Но еще раз все обсудить никогда не вредно, поэтому приступим. И про первую серию тоже – в свете результатов второй. Готовы?

Все вразнобой покивали, но как раз в этот момент в комнату ввалилась вторая группа – известная в среде игроков «Нарва», и пришлось ждать, покуда они не сдадут свои стволы, не проорутся и не просмеются. Только когда «нарвцы» обхлопали всех по плечам, с шуточками и прибауточками уговаривая не расстраиваться и не переживать лишку, возможно стало более-менее начать говорить. Длился «разговор» больше часа и, как обычно, утомил всех не меньше, чем собственно состязание. Обычно такое общение после окончания беготни на западный манер именовали «дебрифингом», но если говорить простым языком, это был просто разбор действий членов группы и группы в целом, своих и чужих. А поскольку группа «Юрк» провалила оба выпавших им на сегодня задания – «Великий Мумрик» и «Охоту на снайпера», – то легко это не было. Не избежал критики и сам командир группы, Железный Винни (в миру Витя Искандеров), единственный из них всех ветеран настоящей войны. Не спецназовец, не десантник – просто рядовой пехотинец, которому повезло найти себе в гражданской жизни занятие, удовлетворяющее его без остатка и целиком. Неглупый и зрелый мужик, ночами он руководил сменой охраны крупного жилого комплекса в Озерках, утром отсыпался, а днем подрабатывал вооруженным курьером, развозя на ухоженном «Гольфе» документы между какими-то офисами в Центре. Вечерами и по выходным он занимался тем, для чего ему нужны были все деньги, которые он успевал зарабатывать. Группа в складчину оплачивала Вите треть расходов на хардбол, страйкбол, пейнтбол (чтобы не закостеневать в тактике, их «циклы» они регулярно чередовали) и спортивное ориентирование. Он же за это отвечал за «логистику» в отношении резервирования баз и экипировки, закупки билетов на дальние выезды и карт на ориентаторские соревнования. И командовал, когда группа выходила на игровое поле или ввязывалась в серьезную ситуацию в реальной жизни. За остальное он платил сам, и денег ему вечно не хватало. Как и другим, конечно.

Витя был даже не самым старым из всех них, как не был самым старым и Николай Ляхин. Он не был самым агрессивным или просто хищным, хотя в стаях именно такие обычно и становятся вожаками. Но они не были стаей – они были именно группой, объединенной общими интересами в жизни. Не всеми, конечно: интересы у всех были разными, просто они перекрывались какой-то частью, как сложносочиненные окружности в венновских диаграммах. Маша, например, была старшекурсницей истфака, а в свободное время уходила с поисковыми отрядами в самые глухие углы Карелии и Псковщины – копать ржавое железо последней большой войны. При всем этом она была не «своим парнем», стриженным «под мальчика», а совершенно нормальной веселой девчонкой со всеми причитающимися ей по возрасту плюсами, то есть с коллекцией мягких игрушек на спинке дивана и фигурой, заставившей бы удавиться от обиды половину моделей знаменитого художника Бориса Валлехо. То, что она любила выкопанные из речного ила старые танки, лихую атаку уступом на отстреливающуюся с деревянной вышки в центре пейнтбольной площадки снайперскую пару и рукопашку в полный контакт, не портило ее совершенно.

Имеющий рост в 190 сантиметров Леша Тихомиров, обычно именуемый просто Тихим, был еще интереснее. Он совершенно боготворил домашнюю электронику и электрику: причем не какие-нибудь компьютеры или системы увлажнения воздуха, а бытовуху, вроде электроплит или тостеров. Ни почему так вышло, ни зачем ему это нужно, никто особо не понимал, но посмеивались над Лешей исключительно по-доброму. А если кому-то требовалось купить холодильник, то отлично знали, у кого спросить совета в отношении выбора. Как ни странно, Леша был не слесарем, а почему-то ветеринаром. Бывает. Не имеющая никакого прозвища Лена Карпат была старше большинства остальных членов группы. Профессиональный фармаколог и мать очаровательного белокурого чуда с голубыми глазищами размером с чайную чашку, она отличалась мягкой улыбкой и хладнокровием, которое вызывало у Николая тщательно маскируемую оторопь. Лена любила упражнения продвинутых комплексов сувари-ваза, бросковые техники классического самбо, ножевые рандори[2] и мужа – осевшего в Питере дальневосточника, смотрящего на все занятия своей верной боевой подруги с уважительным и философским спокойствием. Николай и сам любил многое из всего этого: или даже не любил, а принимал, как часть себя самого, – как часть того, что считал нормальным. Кто-то из их шестерки неровно дышал к лыжным гонкам на 30–40 километров: но таких было всего трое – Витя, например, был южанином, и в его родных краях на лыжах не ходили. Кто-то обожал плавание, вызывающее у Николая разве что тоску. Траншейный стенд любили почти все. Пиво и шашлыки – все без исключения. Нормально, в общем… Таких людей в России было три четверти городского населения.