Павел Буркин - Краденая победа Страница 11

Воцарилась тишина. Потеряв троих, преследователи малость призадумались: наверное, решили, что им противостоит не меньше отделения с мушкетами. Будь у Пратапа вдосталь боеприпасов, а главное, не будь с ним жены, наверное, имело бы смысл продержаться еще какое-то время, а уж в лабиринте немощеных, кривых и темных переулков он бы положил хоть весь взвод, а сам ушел бы живым. Сейчас, увы, за сожженные деревни и превращенные в пустыни поля не отомстить. Важнее увести жену… и позволить ей выполнить поручение госпожи.

— Осмотри улицу — узнай, куда она ведет…

Бледность пробилась даже сквозь природную смуглость, губа жены закушена — последствия мушкетного выстрела Амрита увидела слишком хорошо. Но до жены дошло на удивление быстро: еще бы, все-таки женщина из воинской касты, с гордостью подумал Пратап. Амрита вскочила и, пользуясь затишьем, скрылась в глубине переулка.

Теперь надо продержаться, пока она не найдет выход. Пратап наскоро осмотрел боеприпас и едва не застонал от обиды. Трофейный патронташ был полон, а вот пороха в пороховнице… Хорошо, если хватит на пяток выстрелов. Еще немного пороха есть в его пороховнице — но мушкету его требуется больше, чем пистолю. Еще выстрелов десять, и все. Потом останется надеяться только на тальвар и кинжал — не густо, если помнить, что против него сорок мушкетов, а их обладатели настроены более чем решительно. Еще бы: какой-то вояка из дворцовой стражи, которую они и воспринимать всерьез перестали, уже положил троих, и еще парочку ранил. «Сволочь, не мог перед выходом в город проверить пороховницу?» — мысленно отругал Пратап покойного темесца.

Пратап навскидку выстрелил еще три раза, но, увы, больше везение не повторялось. Мушкет нешуточно нагрелся, без особой стальной сошки держать его было все тяжелее. Но главное — пороха стало вдвое меньше. Еще чуть-чуть, может, минута-другая — и мушкет, главная надежда в неравном бою, станет бесполезной железякой. С одним тальваром и кинжалом много не навоюешь. Пора уходить.

Пратап бесшумно отступил в тень и, прижимаясь к пыльной стене, стал отодвигаться от спасительного угла. Пока темесцы не поняли, что к чему, все так же тупо палили в стену. Лишь однажды шальная пуля взвизгнула около уха и, обдав щеку ветром, ударила в стену.

Всего через пару шагов Пратапа встретила Амрита. Она не сказала ни слова, но по ее лицу Пратап понял: случилось нечто страшное.

— Тупик? — спросил он.

Амрита хотела ответить — но муж уже не слушал, коря себя за самонадеянность. Пока он сдерживал лобовые атаки, темесцы кое-что придумали. Северян нельзя недооценивать, их командиры не станут зря класть солдат. Пока Пратап геройствовал, отстреливаясь от врага, темесцы послали нескольких отборных стрелков на крыши. А уж по ним, ловко перебираясь с одной на другую, а где надо — с обезьяньей ловкостью прыгая, северяне вполне могли выйти в тыл. Он сам бы на их месте спрыгнул сзади и атаковал засаду со всех сторон, но темесский командир не желал рисковать. Стрелки уютно расположились на крышах, они не выдали себя ненужным шорохом, выждали, пока противник покажется посреди улицы. Если бы еще чуть лучше прицелились, первые же два выстрела стали бы и последними.

Грохот выстрела и вскрик Амриты слились почти что воедино. Она падает, роняя уже заряженный пистоль, падает на загаженную улицу покрывало жены, по плечам женщины рассыпаются черные, как смоль, волосы. Жена пытается приподняться, но снова вскрикивает и оседает в пыль. Из простреленной ноги толчками выбивается кровь. Еще одна пуля взбивает фонтанчик пыли у его ног. «По ногам бьют, сволочи, — зло подумал Пратап. — Живыми взять хотят — наверное, уже придумали что-нибудь этакое».

Его выстрел запаздывает лишь на миг, отдача бьет прикладом в плечо. Выстрелив с крыши, темесец потрудился спрятать оружие — но темную тень Пратап все равно уловил. С крытой пальмовыми листьями крыши шагах в тридцати от улицы скатывается тяжелое тело, грузно валится на улицу, глухо звякает о землю кираса. Убит? Да нет, вскочил, убегает. Если и ранен, не так уж серьезно. Второй мушкетер выстрелил — и промазал совсем чуть-чуть, пуля ударила в стену рядом с головой Амриты.

«Расстреляют нас тут, как мишень на плацу». Выстрелить по напарнику сбитого с крыши из пистоля (авось долетит, не попадет, так хоть заставит затаиться), схватить жену за руку, метнуться в какой-то грязный закуток между двумя стенами, вонь от мусорной кучи кружит голову, но сейчас эта куча — спасение. Пули взвизгивают, со смачными шлепками входя в стенку, взбивают фонтанчики пыли, разбрасывают отбросы, еще больше усиливая вонь, дырявят саманные стены, но не могут нащупать уголок, где затаились двое.

— Они нас не найдут? — превозмогая боль в ноге, шепчет Амрита.

— Идти можешь? — вопросом на вопрос отвечает муж, наскоро осматривая рану.

Он и сам понимает, что спросил глупость: крупная мушкетная пуля ударила наискось, снизу вверх. Чудо, что не перебила кость, но вся икра залита кровью и разодрана. Опытный лекарь из тех, что прошли всю войну, поставил бы ее на ноги за месяц — другое дело, ни лекаря, ни, тем паче, месяца у них нет. Услышав выстрелы, темесцы на улице поняли, что к чему, и двинулись в последнюю атаку. Их осторожные, но четкие шаги отчетливо слышны на ночной улице. Идут не торопясь, осматривают улицу. Ни малейших сомнений: найдут. Попытаешься бежать, спокойно расстреляют в спину засевшие на крышах. Да, одного он вроде бы ранил, а второго пугнул — но кто сказал, что оба не могут продолжать бой, и что нет других стрелков, выжидающих подходящий момент? И все-таки, если проскочить…

— Бежать некуда, — будто поняв его сомнения, «порадовала» жена. — Я осмотрела улицу, шагах в сорока за поворотом — тупик.

Пратап почувствовал, как клокочет в груди бессильная ярость. Ведь как чувствовал — нельзя было идти на поводу у девчонки, вдвойне нельзя спорить с темесцами. Винить, на самом деле, некого: какой спрос с жены, ни разу не видевшей живого (тем более мертвого) темесца? А вот с него, год провоевавшего с северянами — спрос большой. На щеке уже чувствуется дыхание Амриты, в ее голосе слышится неподдельный ужас — но и решимость.

— Пратап… Ты ведь не оставишь меня этим?

Воин вздрогнул. Он слишком хорошо знал, как спасались жены воинов от бесчестия в прошлом. Всего обряда здесь, за мусорной кучей в грязном переулке, не совершить. И снова жена поняла — а может, просто думала о том же…

— Хватит кинжала в грудь…

— Мы пока еще живы, Ам. Рано еще…

Он и сам бы не сказал, на что еще надеялся. Вроде бы надеяться совсем не на что. Но поднять руку на жену не получалось. Почему-то вспомнились все ночи, проведенные вместе, его рука на ее бедре и жар ее вишневых, доверчивых губ… Бог воинов Аргхелаи, сам он готов умереть хоть тысячу раз, но погубить ее?

— Сюда! — странно, голос женский, но явно не Амритин. Кто тут может быть, в такой-то час? Какая-нибудь нищенка? Но почему она не спряталась, когда услышала выстрелы?

Оказалось — не нищенка. Высокая, красивая женщина, одетая богато и со вкусом — и в то же время так, как обыкновенная женщина никогда не оденется. Вроде бы то же чоли, то же покрывало, те же браслеты на руках. Но если Амрита при всем том выглядела скромной и застенчивой, мирной и домашней, то незнакомка, кажется, дразнила каждой деталью своего одеяния, каким-то томным, хрипловатым голосом, исходящим от нее ароматом благовоний, искусно подведенными полными губами, огромными (а от подводки кажущимися еще больше) и выразительными глазами. Даже покрывало, почти скрывавшее лицо жены, у незнакомки едва прикрывало голову, выставляя на всеобщее обозрение черные, как смоль, волосы, украшенный драгоценностями пробор…

Женщина отличалась от Амриты, как роза от скромного клевера. Он бы, конечно, не променял этот клевер ни на какие цветы, но и ему вмиг стало жарко от одного взгляда на нее.

— За мной! — негромко, но решительно скомандовала она. — Я вас выведу.

Пратап подхватил жену на руки. Он едва протиснулся в узкую щель: все-таки он был куда крупнее незнакомки. С виду несокрушимая стена оказалась искусно раскрашенной доской, за ней открывался узкий лаз, ведущий вглубь квартала. Незнакомка ловко протискивалась в темную щель, умудряясь почти не пачкать одежду.

Лаз закончился, они очутились в небольшом, запущенном саду, в котором чернела громада дома. Видимо, тут жил преуспевающий купец… Точнее, преуспевавший до войны. Теперь-то, похоже, у хозяина нет денег ни на сад, ни на сам особняк — вон, как почернела и покосилась дверь…

— Это дом моего… ммм… знакомого, — хихикнула женщина. — Кстати, знакомьтесь, меня зовут Лачи.

— Лачи, мы тут в безопасности? — поинтересовалась Амрита, пока муж перевязывал ей ногу. Повязка тотчас набухла кровью, но на землю кровь капать перестала. Теперь, если у темесцев нет собак, можно уйти.