Великий Север. Хроники Паэтты. Книга VII - Александр Николаевич Федоров Страница 12

Линд слушал молча и не перебивал. Он нутром чуял, что гроза в этот раз прошла мимо, и теперь испытывал бесконечное чувство облегчения не только потому, что отец, похоже, не собирался его прибить, но также и потому, что он был теперь дома, в безопасности, и, как ему хотелось надеяться, вскорости его ждал хороший обед и сон.

— Когда я решу, что ты готов, я позабочусь о том, чтобы ты получил хорошее место. Конечно, большой шишкой ты не станешь, да это и не нужно — я сам начинал с низов. Но, конечно, не простым легионером. В тебе течёт кровь Ворладов, Линд, и никогда не забывай об этом. Ты останешься здесь столько, сколько я сочту нужным. Понял ли ты меня, сын?

— Понял, отец, — по-военному отчеканил Линд.

— Я не стану слишком уж наказывать тебя, потому что твой поступок, хоть и был нелепым и бестолковым, всё же свидетельствует о том, что кровь твоя правильной густоты, и ты далеко пойдёшь… когда поумнеешь, разумеется. Тебе кажется, что ты уже взрослый. И это понятно — так устроены все люди. Всю свою жизнь ты словно поднимаешься вверх по винтовой лестнице, где всё, что выше, скрыто мраком. Ты думаешь, что уже давно поднимаешься по этой лестнице, и уже хорошо научился не спотыкаться на ступеньках, а потому уверен, что познал всё о своём подъёме. Но это лишь потому, что ты не знаешь, что будет выше, там, во мраке. Тебя ждёт в жизни ещё много неприятных сюрпризов, сын. Сегодняшний день — тому подтверждение. Надеюсь, он послужит тебе уроком. Подумай об этом в течение тех десяти дней, что тебе нельзя будет выходить из комнаты.

Сказав это, барон Довин Ворлад вышел.

Глава 4. Динди

Это были самые долгие десять дней в его жизни… Как и велел отец, Линд за всё это время ни разу не переступил порог своей комнаты. Дважды в день приходил слуга, чтобы принести поесть и вынести судно, но он не откликался, когда юноша обращался к нему. Значит, отец велел полностью изолировать сына. Поняв это, Линд перестал и стараться завести разговор.

Единственное развлечение, которое ему было доступно — разглядывать в окно пейзажи Серого моря и двор. Иногда он мог видеть отца, уезжающего куда-то или, напротив, возвращающегося. То и дело туда-сюда мельтешила дворня, иной раз важно прохаживался сеньор Хэддас. Но ни Брума, ни даже Динди не было. Видно, они тоже были наказаны…

Зато было много времени, чтобы обо всём подумать. Возможно, именно этого и добивался от него отец. И Линд, надо признаться, чем больше думал о произошедшем, тем яснее понимал, насколько всё было глупо задумано и реализовано. А это означало лишь одно — сам он действительно был ещё слишком молод и глуп. То, что сказал ему отец в тот день, крепко засело в мозгу, и теперь юноша медленно переваривал это, словно корова, жующая жвачку.

Главный вывод, который он сделал — отца нужно слушаться. Барон Ворлад гораздо умнее и опытнее. Линду неожиданно пришло в голову, что его отец тоже когда-то был шестнадцатилетним мальчишкой, и, возможно, тогда у него в голове были похожие мысли. Быть может, тогда он тоже был наивен и глуп, как его сын сейчас. Во всяком случае, это значило, что отец вполне мог понимать, что творится сейчас в его голове.

Линд вдруг ясно понял простую вещь — отец когда-то был на его месте, тогда как сам он на месте отца не бывал никогда. И это значило, что с его стороны просто смешно воображать, будто он знает что-то такое, что неизвестно барону. Та вещь, что Довин сказал про лестницу, ведущую во тьму, вдруг абсолютно наглядно представилась Линду. И он твёрдо решил для себя, что отныне просто заткнётся и станет во всём слушать то, что ему говорят более умные и более опытные люди.

Неизвестно, на сколько должно было хватить этих благостных мыслей, но из своего заточения Линд вышел словно бы другим человеком. Он с наслаждением покинул свою временную тюрьму, и в полной мере вдруг осознал те простые и незаметные радости жизни, когда ты можешь пойти куда вздумается, а встречные люди вновь начинают общаться с тобой. Каково же тогда приходится настоящим узникам, сидящим годами в сырых подвалах?.. И юноша сделал себе ещё одну пометку на память — надо жить так, чтобы не попасть в тюрьму.

Первым же делом он отправился на поиски Брума. И предсказуемо отыскал их с Динди на побережье — на том самом месте, где они любили проводить время. И занимались они своими любимыми делами — Брум блаженно жарился на солнце, раскинувшись на сером песке, а Динди бродила по воде. Даже несмотря на жару, родители запрещали ей купаться. Впрочем, море всё равно оставалось холодным, так что Линд их отлично понимал — сам он не горел желанием окунуться.

— Ну как ты? — воскликнул Брум, услыхав шаги друга, лишь когда тот подошёл почти вплотную. — Здорово тебе досталось?

— Да не то чтобы очень, — небрежно пожал плечами Линд, присаживаясь рядом. — Десять дней в комнате без возможности выйти. Но знаешь, старик, это было вовсе даже и не наказание. Это был урок. И я его, похоже, усвоил. А вы как?

— Пустяки! — отмахнулся Брум. — Меня тоже заперли, да ещё отец всыпал немного за то, что потащил за собой Динди. В общем, ничего страшного. По-моему, в глубине души он был даже рад, что я отправился с тобой.

— Да и мой отец не то чтобы очень уж разозлился. Только на то, что я всё сделал глупо. И это действительно так. Я сильно сглупил, старик. Извини, что втянул вас в это.

— Ты знаешь, сейчас, когда всё прошло, этот день вспоминается даже приятно, — улыбнулся Брум. — Да и Динди понравилось.

Линд взглянул на девушку, как будто бы задумчиво бродящую в море, как обычно бесстыдно задрав юбку, и вспомнил, как она вступилась за него. Это было странно. Но, во всяком случае, вряд ли Динди могла затаить обиду за тот день — кажется, её память была подобна песку в полосе прибоя.

— И всё же брать её