Толмач - Эльхан Аскеров Страница 12

Во всяком случае, мозоли на ладонях у него были характерные. Такие Егор видел у ребят из секции фехтования. А это означало, что кое-какие навыки во владении оружием у него имелись. Теперь главное восстановить их. Как это сделать, парень пока представлял слабо, но размышлений в данном направлении не оставлял. Врач, уже собравшийся уходить, вдруг резко остановился и, картинно хлопнув себя ладонью по лбу, с улыбкой сообщил:

– Совсем плох стал. Главного-то я вам так и не сказал. Давеча тут жандармы приезжали. Кое-какие вещи ваши привезли. И бумаги вам новые тоже. Уж простите, но вещей там всего ничего. Пожар ведь был.

– Господь с вами, доктор. Я и вовсе ничего не ждал, – чуть оживился Егор. – А бумаги, так это просто прекрасно. Теперь хоть как-то можно личность свою подтвердить. Теперь уж никто не скажет, что я никто или вовсе самозванец какой.

– За то, Егор Матвеевич, покойны будьте. Случись чего, личность вашу я завсегда подтвердить готов. Да и люди, что в имении вашем жили, тоже не откажут. Папенька ваш добрым хозяином был. Жаль только, что беда у него с имением получилась.

– А как оно вообще случилось? – на всякий случай уточнил Егор. – С чего вдруг он принялся долги делать?

– Так недород два года подряд случился, а после саранча все посевы пожрала. Словно пожар степной прошлась. После нее только земля голая оставалась. Вот он и принялся хоть как положение спасать. Да не вышло, – удрученно вздохнул врач.

– А вы, доктор, выходит, дружили с родителем моим? – поинтересовался Егор, стараясь поддерживать свою легенду.

– Ну, можно и так сказать, – чуть помявшись, кивнул врач. – Настоящей дружбы промеж нас не сложилось. И то сказать, он полковник, в седьмом колене дворянин, а я просто врач земский, из мещан. Но признаться, я ему многим обязан. Ведь больницу эту на общие деньги строили, и большую часть тех денег ваш папенька и внес. Да и после не оставлял нас заботами. Потому и говорю, пока не поправитесь, я вас отсюда не выпущу. Хоть так ему отплачу, – грустно добавил он.

«Дело ясное, что дело темное, – хмыкнул про себя Егор. – Но судя по его физиономии, доктор и вправду хочет помочь. Ладно, будем этим пользоваться, но осторожно. Главное, в сильные расходы его не вводить».

– Доктор, пусть пока бумаги мои у вас побудут, – попросил он. – Тут они мне без надобности, а у вас целее будут.

– Не извольте беспокоиться, юноша. Все, как есть сохраню. Вещи уже велено в кладовку нашу снести. Там и заберете. Хотя я бы лучше их сюда принес, – вдруг добавил врач.

– Для памяти? – моментально сообразил парень.

– Именно. Да. Так и поступим. Благо в палате вы один находитесь, так что никто сторонний к ним не прикоснется. Да. Сегодня же велю все принести, – решительно кивнув, закончил врач и, развернувшись, быстро вышел из палаты.

– Блин, надо срочно что-то с этим телом делать, – тихо проворчал Егор, проводив его взглядом. – Ползать, словно таракан мореный, не дело. Но как это сделать?

Осторожно сойдя с подоконника, парень замер и, медленно опустив руку, попытался для начала просто спокойно постоять. Голова снова закружилась, но не так сильно, как прежде. Обрадовавшись, Егор сделал глубокий вздох и сделал осторожный шаг вперед. Тело качнулось, но устояло. Это уже был прорыв. Так, шаг за шагом добравшись до двери, парень оперся на стену и, переведя дух, отправился обратно к окну. Ноги дрожали, шаги были медленными и неуверенными, но все получилось.

Всю дистанцию он преодолел, ни разу не упав и даже не попытавшись на что-то опереться. Окрыленный этим успехом, Егор добрел до тумбочки и, достав из нее рукоять сабли, вернулся к подоконнику. Положив на него обломок, он отступил назад и, примерившись, попытался взять его в руку одним движением. Но, похоже, рано обрадовался. Вместо того, чтобы сомкнуться на рукояти, пальцы просто смахнули его на пол.

– Да твою ж мать! – в голос выругался Егор и, оперевшись на подоконник, принялся медленно наклоняться, чтобы поднять обломок.

В этой позиции его и застал вошедший в палату истопник с мешком в руках. Крепкий, не молодой уже мужик, заросший бородой так, что только глаза проглядывали, увидев, чем парень занят, удивленно хмыкнул и, откашлявшись, хрипло произнес:

– Эт самое, барич. Извольте, вещи ваши, что жандармы давеча привезли. Куда положить прикажете?

– Сюда, на подоконник положите, голубчик, – попросил Егор, стараясь проявлять вежливость, а заодно и учась выстраивать предложения на местный манер.

Ухватив обломок, он все так же медленно выпрямился и, держась за подоконник, отступил в сторону, давая мужику выполнить распоряжение. В три шага пройдя палату, истопник шлепнул мешки на подоконник и, почтительно приподняв картуз, ушел. Убедившись, что снова остался один, Егор подтянул один из мешков к себе и, развязав горловину, принялся выкладывать его содержимое.

Как оказалось, на пожаре сгорело не все. В мешке нашлись пара шелковых рубашек, суконные штаны и несколько пар исподнего и даже пара башмаков. В его положении это было настоящее богатство. Понятно, что все вещи требовали стирки. Но теперь главным было то, что они вообще имелись. Ведь то, в чем привезли Егора в больницу, пришлось попросту выкинуть, и ничего кроме больничного халата у парня не было.

Во втором мешке обнаружилась пара каких-то книг, небольшой поставец с приборами для пикника и россыпь столовой серебряной посуды с родовыми вензелями на рукоятях. Разложив все это богатство на подоконнике, Егор взял в руку одну ложку и, поднеся к глазам, принялся старательно изучать вензель, отлитый на ней. По всему выходило, что там было изображена пара перекрещенных пушечных стволов, гарцующий конь между ними и инициалы самого папаши. Затейливо перемешанные начальные буквы, по которым не сложно было угадать владельца.

«Похоже, мой местный папаша не чужд был некоторого тщеславия», – иронично усмехнулся Егор, опуская руки.

Перед ним, на подоконнике, лежали семь суповых ложек, девять вилок и три столовых ножа, и все это богатство было отлито из серебра. К тому же нашлись и две серебряные стопки, также с вензелями. Подвинув к себе поставец, Егор осторожно откинул крышку и, заглянув вовнутрь, мрачно скривился. Набор из роскошного немецкого фарфора оказался полностью разбит. Осталась целой только одна чашка