Роберт Бюттнер - Сироты Страница 13

Они помолчали.

— Вот уж от кого, а от тебя, сержант, не ожидал малодушия. Ознакомишь его с выбором, когда очухается.

Я смотрел, как мне в вену капает раствор.

— Есть, сэр.

Стук ботинок постепенно затих. За стеклом остался один силуэт — Орда. Он наклонил голову, снял свою неизменную шляпу, какое-то время, казалось, смотрел в нее, а потом вздохнул.

Я почувствовал, что опять проваливаюсь в сон, и улыбнулся. Наверняка мне приснился весь разговор. Я, может, и поверил бы в него, но Якович сказал, что Орд облажался, а это невозможно.

Через два дня меня выписали из лазарета.

В казарме было тихо, как в могиле. На койках лежали скатанные матрасы, на полу валялись собранные рюкзаки. Третий взвод сегодня выпускался. Громыхая ботинками, я протопал мимо коек к сержантской.

Через открытую дверь я увидел Орда: он сидел за столом и что-то писал. Я сглотнул подступивший к горлу комок и постучал.

— Входи.

— Курсант Уондер прибыл, господин инструктор.

Он оторвался от бумаги и положил ручку на стол.

— Здоров?

— Так точно, господин инструктор, доктора говорят, здоров.

Он кивнул.

— Уондер, что непонятного было в приказе о наркотиках?

Я присмотрелся, читая с перевернутого листа. Похоже, это уже входило в привычку. Орд писал письмо, адресованное Лилиан Лоренсен. Оно начиналось так: «Уважаемая миссис Лоренсен! Ваш сын был настоящим мужчиной и храбрым солдатом». Дальше Орд не дошел. В корзине валялись три скомканных листа бумаги. Слезы защипали мне глаза, к горлу подступил комок.

— Все было понятно, господин инструктор. Я совершил ужасную ошибку. Но вина тут моя и ничья больше.

Он снова кивнул.

— Чья тут вина, вопрос спорный, однако к делу это отношения не имеет. Сейчас тебе предстоит сделать выбор. Можешь выбрать расследование и трибунал, а можешь — административное наказание. Первый вариант означает суд присяжных, где тебя будет защищать адвокат из военно-юридической службы. Присяжных по твоему пожеланию собирают либо из офицеров, либо из сержантов. Обычно заседают офицеры. Ведь солдатская мудрость гласит, что сержанты большие засранцы.

— Кто бы мог подумать, господин инструктор!

Он чуть не улыбнулся.

— Второй вариант — дисциплинарное наказание, налагаемое непосредственным командиром. Тут как повезет. Апеллировать не к кому. Однако солдатская мудрость советует выбирать дисциплинарное наказание, так как убеждать приходится только одного человека, который тебя знает, а не кучу незнакомцев.

— Мой непосредственный командир — капитан Якович?

Якович не очень-то симпатизировал мне, стоя за дверью лазарета.

— Капитан Якович неукоснительно следует уставу, это верно…

Моя жизнь была на кону. Не время любезничать.

— Следует? Ребята говорят, он каждое утро себе в задницу новую копию устава запихивает, чтобы ровнее стоять.

Орд опустил глаза, прикрыл рот ладонью, кашлянул и продолжил:

— Капитан Якович следует уставу, но он справедливый человек. Он выходец из славной военной семьи. Я отвоевал вторую Афганскую войну под командованием генерала Яковича.

Помнится, на лекциях капитан Якович говорил, что издевательства над военнопленными — подсудное дело, и это при том, что наши шансы взять противника в плен были примерно сравнимы с моими шансами слетать на Луну. Бросить себя на милость Яковича или пойти под трибунал. Безвыходно, как ни крути.

— Что мне грозит в худшем случае?

— В худшем? Год военной тюрьмы, потом позорное увольнение, без всяких прав и привилегий.

— Тюрьму я переживу. Мне бы на службе остаться.

Орд нахмурился.

— Это вряд ли, Уондер.

У меня защемило в груди. Орд прав — я сам слышал, как Якович грозился вышвырнуть меня из армии.

— Но я же хочу остаться. Должен остаться!

Он прикрыл письмо ладонью.

— Тут я бессилен.

— Кроме Вальтера у меня в этом мире никого не было. Теперь все, что есть — это армия.

Только сейчас я понял, что значили для меня Вальтер и армия. Я сказал правду. И если Якович мне не поможет, надо рисковать.

— Пусть будет трибунал.

Орд побарабанил пальцами по столу. Он глянул на прикрытое ладонью письмо, тряхнул головой и поднял на меня глаза.

— Выберешь трибунал, точно вылетишь отсюда. Уж я-то знаю, немало их на своем веку повидал.

У меня слова застряли в горле, и я замигал, борясь со слезами. Одна просочилась-таки и покатилась по щеке. Орд похлопал меня по плечу.

— Ничего, ничего, сынок. Выдержишь. Переживешь.

Я смотрел на письмо. Я-то, может, и переживу, а вот Вальтер… И чего мне, собственно, здесь надо? К черту Орда, к черту всю эту кашу!

— Если я соглашусь на увольнение, даст ли мне Якович улизнуть от слушанья и избежать тюрьмы?

— Возможно, но…

Так чего же я жду? Надо бросать! Уволится, а дальше уже разбираться с судьей Марчем.

— Отлично. Тогда скажите капитану, что я увольняюсь.

— С другой стороны… Через два часа выпуск. За час можно пройти слушанье у капитана. Ничего не теряешь.

Я потряс головой и почувствовал, как шнурок трется о шею.

— Желает ли господин инструктор получить обратно зубную щетку?

Орд прочистил горло.

— Обычно я прошу ее назад после выпуска. Еще ни один, кому я давал ее прежде, армию… ммм… не бросал. Может, ты и вправду такой, каким казался в начале курса. Безвольный скоморох.

Ах ты сукин сын! Только я понадеялся, что Орд мне сочувствует, как он вон как наподдал. Я обиженно засопел и засунул щетку обратно под форму. Разумней всего сейчас все бросить, но Орд так меня разозлил, что я не думал о разумном. Сержант больше не улыбался, однако, по-моему, кивнул.

— Ладно, черт подери. Ваша взяла. Проявить характер? Так вот — Яковичу без боя от меня не избавиться. Я требую слушанья. И сейчас же.

12

Я разложил парадную форму на голой железной койке, переоделся и пошел навстречу судьбе. Погода была мрачная и холодная, под стать моему невеселому будущему. В капитанской приемной ординарец оглядел меня тусклым взглядом из-за серого металлического стола, наговаривая что-то в диктофон.

В приемной стояло несколько свободных стульев, но я, боясь помять форму, остался стоять и лишь прислонился к стене. Приподнял края штанин и осмотрел отполированные до блеска ботинки; смахнул незримые пылинки с плеч. Нет, дело не в том, что я хотел предстать бравым воякой перед капитаном. Просто сейчас он распоряжался моей жизнью, и никакое подлизывание не казалось излишним. Окна затянуло инеем, а я все равно потел.

Я раньше читал про дисциплинарные наказания и помнил из книжек примерно то же, что говорил Орд. Провинившийся солдат отдает себя на растерзание командиру вместо того, чтобы предстать перед судом под так называемой защитой военно-судебного кодекса. Считалось, будто одного знакомого офицера убедить проще, чем дюжину закостенелых служак. С другой стороны, если командир начнет зверствовать, спасать тебя будет некому. Якович мог с позором вышвырнуть меня из армии, засадить в кутузку, засадить и потом вышвырнуть, а мог просто влепить нарядов или даже ограничиться выговором. Только последние два варианта отчего-то казались маловероятными.

— Эй, солдат!

Если бы я уже не стоял, то скаканул бы, как хлеб из тостера. Как скаканул ординарец.

В приемную вошел Орд и, словно не видя меня, обратился к ординарцу.

— Не могу найти расписания занятий. Распечатай-ка мне копию, капрал.

Пока капрал печатал, Орд прикинулся, что только меня заметил. Он кивнул.

— Курсант Уондер.

— Господин инструктор.

Орд всегда знал расписание так, будто его выжгли у него на яйцах. Было лестно, что он нашел липовый предлог, лишь чтобы меня увидеть.

Капрал протянул распечатку и вернулся к работе. Орд посмотрел в мою сторону и едва-едва приподнял голову. Выше нос, значит.

Я вытянулся в ответ. Орд кивнул, сжал руку в кулак и расслабил, сжал, расслабил, словно бьющееся сердце, потом развернулся и вышел.

Я тоже кивнул и чуть не улыбнулся вслед сержанту. Грудь распирало от гордости. Зная Орда, можно сказать, что он расцеловал меня в обе щеки.

На столе щелкнул селектор.

— Пригласите курсанта Уондера. — Голос Яковича не выражал никаких эмоций.

Я не мог дышать, не мог двинуть ногой. Ведь если я вот так здесь простою, ничего страшного-то не произойдет?

Капрал махнул рукой на дверь.

— Эй, ты там! Уондер! Слыхал, что сказали?

Я доплелся до двери, постучал и услышал капитанское «Войдите!».

— Ну, ни пуха, парень, — шепнул капрал.

Якович тоже был в парадной форме: сейчас поддаст мне коленом под зад — и на выпуск. Он ответил на мое приветствие и зашелестел бумагами. Потом оторвался от них, скомандовал «вольно», чтобы я мог говорить, но сесть не предложил.

— Мне нужно напоминать факты?

— Никак нет, сэр, я все помню! — выпалил я, решив, что нападение — лучшая защита. — Во время службы я принял запрещенный препарат. В результате на учениях произошел несчастный случай. Кур…