Аластер Рейнольдс - Дождь Забвения Страница 13

– Подожди здесь.

Но она все равно пошла за ним. За углом они увидели резкую, неестественно четкую картину, будто вылепленную из света и тени: трое молодых людей без головных уборов стояли в угрожающих позах под фонарем. Все в безукоризненных, щеголеватых черных френчах, черные же галифе заправлены в надраенные до блеска черные сапоги. На земле сидел, привалившись спиной к фонарю, пойманный в круг света парень, давший Флойду листовку. На его лице блестела кровь. Разбитые, раздавленные очки лежали на тротуаре.

Он узнал Флойда, и на мгновение его лицо осветилось надеждой.

– Месье, помогите, пожалуйста…

Один из юнцов захохотал и пнул его в грудь. Парень захрипел, скрючился. Другой юнец повернулся. Тени скользили по его лицу, по неестественно острым скулам, бледным коротким волосикам, смазанным маслом и зачесанным назад, подбритым на висках и затылке.

– Проваливай! – посоветовал он, и в его руке что-то блеснуло.

Грета стиснула руку Флойда:

– Нужно что-то сделать!

– Слишком опасно, – ответил Флойд, пятясь.

– Они убьют его!

– Уже убили бы, если бы хотели. Всего лишь хотят проучить.

Разносчик листовок попытался заговорить, но его прервал новый, хорошо нацеленный удар в грудь. Парень застонал и повалился на тротуар. Флойд шагнул вперед, жалея о том, что не взял с собой оружие. Юнец взмахнул ножом, медленно повел головой и процедил:

– Толстый, я же сказал тебе: проваливай!

Флойд отошел, чувствуя, как горят от стыда щеки. Он быстро повел Грету назад к вокзалу, направился к другой двери. Грета снова стиснула его руку – несильно, обыденно, будто они прогуливались в Тюильри воскресным вечером.

– Все нормально. Ты поступил правильно.

– Я никак не поступил. Просто удрал.

– «Никак» и было правильно. Они бы тебя зарезали. Я надеюсь, они оставят в конце концов того парня в покое.

– Он сам нарвался. Раздавать листовки прямо у вокзала… Додумался же.

– А что в листовках?

– Не знаю. Я свою выбросил.

Они подошли к «матису», оставленному в глухом переулке. Под дворником была листовка. Флойд расправил ее на лобовом стекле, пытаясь прочесть в тусклом свете умирающего фонаря. Эта листовка была напечатана на хорошей бумаге, не то что те, которые раздавал парень у вокзала, и с фотографией Шателье – гладкого и симпатичного, в военной форме. Президент убеждал друзей и соратников поддержать его, как прежде, а затем следовали слегка замаскированные нападки на меньшинства, включающие евреев, негров, гомосексуалистов и цыган.

Женщина выхватила листовку, пробежала глазами. Грету вырастила в Париже тетя-француженка, так что проблем с пониманием текста не было.

– Сейчас хуже, чем до моего отъезда. Тогда они не осмеливались говорить такое открыто.

– Теперь полиция на их стороне. Они могут говорить что заблагорассудится.

– Я не удивляюсь тому, что Кюстин ушел из полиции. Он всегда был слишком уж чистым для этой братии. – Грета поежилась – пробирал холод. – Кстати, а где он?

Флойд забрал листовку, шумно высморкался в нее и швырнул в кювет.

– Он сейчас занимается нашим маленьким расследованием.

– Ты что, серьезно?

– Думаешь, я выдумал про убийство?

– Я думала, что убийства – не совсем твой профиль.

– Теперь мой.

– Но если ее убили, отчего бы прежним коллегам Кюстина не выказать больше интереса? Не настолько же они заняты преследованием диссидентов.

Флойд открыл дверцу и положил чемодан на заднее сиденье.

– Если бы жертва была француженкой, полиция приложила бы больше усилий. Но она была американкой. Никакой ответственности. Они говорят, дело глухое, открыли и закрыли. Или девушка выпрыгнула сама, или упала по неосторожности. Перила на балконе нормальные, так что преступления здесь нет.

Он открыл дверцу для Греты, затем уселся за руль.

– А ты не считаешь, что так оно и есть?

– Я пока не решил, – ответил Флойд, включив зажигание.

Машина медленно и ворчливо ожила.

– Принимая во внимание все, что мы собрали до сих пор, я бы не исключал случайности или самоубийства. Но пара фактов не вписывается в картину.

– А кто платит за независимое расследование?

– Престарелый хозяин дома.

Флойд вырулил на улицу и повел к Сене и ближайшему мосту. Мимо проехало полицейское авто, направляющееся к вокзалу. Стражи порядка явно не спешили.

– Какое отношение хозяин имеет к делу?

– Ему нравилась Сьюзен. Он думает, что дело нечисто. Посмотри сама. – Держа одну руку на баранке, другой он вытащил из-под сиденья жестяную коробку и протянул Грете.

Женщина сняла перчатки, подцепила крышку.

– Это принадлежало погибшей девушке?

– Если хозяин не лжет, перед смертью она дала ему коробку на сохранение. Зачем так делать, если не опасаешься за свою жизнь?

– Кое-что тут на немецком, – заметила Грета, копаясь в бумагах.

– Потому я и попросил тебя взглянуть.

Она приладила на место крышку и поставила коробку на заднее сиденье, рядом с чемоданом.

– Я сейчас не могу. Слишком темно, и к тому же меня тошнит от чтения в машине. Особенно при твоем стиле вождения.

– Ничего страшного. Возьми коробку с собой, посмотри позже, когда будет время.

– Я приехала помочь тете, а не тебе с расследованием.

– Но ведь это займет всего несколько минут. Я заеду завтра, пообедаем вместе. Тогда и расскажешь.

– Флойд, надо отдать тебе должное, ты умеешь подкатывать.

Он попытался говорить так, будто идея возникла только что, а не была продумана заранее.

– Тут лежит что-то похожее на железнодорожный билет и деловое письмо от берлинской фабрики – кажется, металлургической. Интересно, какие основания у милой молодой леди Сьюзен Уайт иметь дело со сталелитейной компанией?

– Откуда ты знаешь, что эта Уайт – милая молодая леди?

– Они все милые, пока не доказано обратное, – ответил он, невинно улыбаясь.

Пока они ехали через три квартала, Грета молча глядела в окно, будто завороженная потоком света фар и габаритных огней.

– Флойд, я посмотрю бумаги. Но больше не обещаю ничего. Знаешь, у меня голова сейчас занята совсем другим.

– Жаль, что так вышло с твоей тетей, – произнес Флойд, пристраиваясь к очереди машин, выстроившейся перед мостом.

Флойд слегка обрадовался, видя, что высосанной из пальца новости о жутких пробках нашлось какое-никакое подтверждение. Впереди сломался грузовик. Шоферы яростно тыкали в блок цилиндров гаечным ключом. Вокруг собрались жандармы, изогнутые магазины дешевых автоматов блестели, будто ятаганы. Жандармы переминались с ноги на ногу и передавали друг другу раскуренную сигарету.

– Разные врачи дают ей от двух до восьми недель, – сказала вдруг Грета. – Но когда они хоть что-нибудь знали точно?

– Врачи стараются как могут.

Флойд не знал, что стряслось с тетушкой Греты, но какая, в общем-то, разница?

– Она не захотела в больницу. И решительно об этом сообщила. Видела, как мой дядя умирал в больнице в тридцать девятом. Сейчас у тети остались лишь ее дом и несколько недель жизни.

Стекло, куда смотрела Грета, запотело, и она ногтем провела тонкую линию.

– Я даже не знаю, жива ли она сейчас. Уже неделю никаких известий. Ей отключили телефон за неуплату.

– Надеюсь, ты застанешь ее живой. Если б я знал, выслал бы тебе билет на самолет.

Грета взглянула на него с жалостью:

– Флойд, ты бы и в самом деле попытался, правда?

– А твой джаз-банд? Они ведь могли собрать тебе денег на билет до Парижа?

Флойд успел продвинуть «матис» на три корпуса, прежде чем Грета ответила:

– У меня нет джаз-банда. Я ушла.

Он с трудом удержался от ликующего возгласа: «Я же тебе говорил!» И постарался держать ровный, спокойный тон:

– Как жаль! А почему не сложилось? Те ребята показались мне очень даже неплохими. Пустоголовые, но это для джазменов норма.

– Неплохие и пустоголовые. Хороший отзыв.

– Ну ты же знаешь, о чем я.

– С ними все нормально. Они хорошо ко мне относились, и тур проходил неплохо. Мы славно поработали в Ницце и уже получили пару неплохих приглашений из Канн.

– Так почему ты ушла?

– Однажды вечером я прозрела. Посмотрела на них и увидела: у них нет будущего. И у меня, если останусь с ними.

– Ты почувствовала то же самое насчет нас с Кюстином?

– Да, – ответила она, не промедлив ни мгновения.

Флойд провел машину мимо сломавшегося грузовика и приложил руку к шляпе, когда жандарм качнул автоматом, веля остановиться.

– Что ж, по крайней мере, ты искренна.

– Искренность помогает в жизни.

Они заранее приготовили бумаги. Флойд наблюдал, как жандарм листает его документы. Тот вернул их с видом слегка недовольным, будто Флойд допустил мелкую оплошность и заслуживает выговора и предупреждения. Жандармы всегда так себя ведут. Наверное, это помогает коротать служебное время.

– Вот. – Грета протянула свой паспорт под носом у Флойда.