Сын леса - Тимофей Иванов Страница 13

на себя приличных размеров тюк драконей шкуры, я махнул рукой братьям и сестре и сорвался в бег. Груз несколько напрягал, но всё равно не умалял радости от возможности нестись вперёд быстрее ветра. Тем более это был не первый раз, когда я тащу на себе что-то объёмное и уж тем более не первый мой опыт тренировок с утяжелением. Правда на них я обычно брал под мышки два относительно округлых камня более-менее равного веса, но зато с ними было по сложнее. Дело тут даже не столько в весе, сколько в том, что булыжники много трудней сделать частично не материальными. Впрочем работа с этим эффектом Кив тоже можно было считать частью тренировки. Как знать, возможно однажды я таким макаром научусь делать бесплотным свой клинок, чтобы он проходил сквозь броню и чужое оружие, но исправно резал плоть? Это при любом раскладе было бы большим подспорьем.

А ещё проходило бы для местных людей по категории секретного знания, которое только от отца к старшему сыну передаётся. Правда я бы вряд ли стал зажиматься… Подобная секретность, как не крути, вредит магическому прогрессу, а я всё таки за развитие, а не стагнацию с деградацией. К тому же Эфрим и его подчинённые в известной степени стали для меня своими и было бы неправильно лишать их приёма, знание которого может решить жить им или умереть. Блин, для меня вообще большим сюрпризом стало то, как тут все любят прятать информацию о магии. Даже мелкие дворяне не пускают собственных дружинников в свои библиотеки что-то почитать, разве что иногда выдают особо доверенному и отличившемуся бойцы какой-то отдельный свиток, что является великой честью. Нет, я понимаю, что знание сила, а у кого сила, у того и власть, но берега-то хоть какие-то надо видеть?

Пока я размышлял о обмене знаний и ситуации с ними, которая резко контрастировала с тем, что творилось на Земле, мимо меня привычно уже проносились деревья, заставляя лавировать между ними. Если сопротивление воздуха мной практически не ощущалось, а несколько мелких веточек кустов я мог проигнорировать, то встреча с древесным стволом по прежнему могла стать фатальной. Но однако найти понимание происходящих во мне процессах я мог только разогнавшись во всю мощь.

Взойдя на седьмую ступень Лестницы Ветра, я более или менее осознал, что же вообще происходит. Благодаря магии и движению я частично смещался своим материальным телом на некий план воздуха, своего рода иное, стихийное измерение. Но этот процесс не был односторонним, на «освободившееся пространство» приходил этот самый план, пусть тоже частично и с некоторыми оговорками. Это было своего рода проявлением вселенского баланса, в котором ничто просто так не появляется ниоткуда и не исчезает в никуда, если что-то где-то убыло, значит что-то где-то прибыло и наоборот. Своего рода проявление иня и яня, так любимого азиатами. Чем быстрее я бежал, тем больше меня питала не собственная Кив, а магия стихийного измерения, так что в процессе я практически не мог физически устать, утомление накатывало позже, когда я останавливался. Но при этом во время таких забегов мой разум вынужден был работать на полную катушку, постоянно выбирая маршрут движения, который не приведёт к столкновению с чем-нибудь, что может нанести вред моему здоровью. В общем бесконечно не побегаешь, внимание притупится, а потом, при остановке можно и вовсе вырубиться от внезапно накрывшей усталости. Зато когда несёшься вперёд тебя захлёстывает эйфория, с которой приходится бороться, потому что она толкает тебя к тому, чтобы продолжать. В такой ситуации трудно не вспомнить о адреналиновых наркоманах, да и наркоманах вообще.

Ступив на новую ступень, бегать я стал значительно быстрее, думаю отметка в триста километров в час осталась далеко позади, но не уверен, что вышел таки на четыреста. Спидометра мне как-то не завезли, а местные карты имели масштаб плюс-минус лапоть. Ручными измерениями я же как-то до сих пор не озадачится, хотя неплохо бы выяснить сколько у нас пусть не метров, но хотя бы шагов до Шэлтэ. Правда не имея ни рулетки с эталонным метром, ни хронометра, который отмерит мне нормальное время, свою скорость в привычных единицах измерения я вряд ли высчитаю.

Пока я занимал разум размышлениями, чтобы не скатываться в эйфорию больше, чем считаю нужным себе позволить, потихоньку пошли знакомые места и пришлось останавливаться. До Речнолески было ещё далековато, но в этом и была вся соль. В последний год у нас с ветеранами образовалась своеобразная игра, я в ней старался незаметно пролезть за стены, а они прикладывали усилия к тому, чтобы не дать мне этого сделать. Пусть бывшие ополченцы не были аристократами, чьи предки нашпиговали свои замки ловушками и сигналками в помощь часовым, но однако и они знали не мало различных приёмов, которые позволяют заложиться от неожиданного нападение и просто шпионов с диверсантами. Мне же было интересно обходить все эти радости параноика, приобретая полезный опыт. Ну а ещё был Эфрим, который страшно любил вздрючить подчинённых за потерю бдительности. Причём надо сказать, что первое время счёт был в пользу ополченцев, поднаторел в обходе часовых и их пакостей я только к прошедшей зиме. Только вот излишне самоуверенным меня это не делало, наверняка за весну мужики изобрели что-нибудь новенькое.

Так что до темноты я прикорнул в распадке у ручья, а потом тщательно вымылся, приглушая свой запах и лёгким бегом отправился к Речнолеске. Дальние подступы к охраняемому объекту несколько разочаровали, добавились только примитивные силки и парочка самострелов на звериных тропах, которые я и так избегал. А вот поближе стало интереснее, земля в предполье стен была едва заметно окрашена магической энергией, раньше такого не случалось и было похоже на одну огромную сигналку. Почесав репу я начал подозревать, что Грэнт, ещё один старый знакомый Эфрима по ополчению, таки забрался на четвёртую ступеньку своей Лестницы Земли и теперь выпендривается. По крайне мере будучи тройкой он говорил, что может подобным образом защитить только землю вокруг небольшого лагеря. Однако он вообще знал этот приём и умел провернуть его так, чтобы не вскакивать от тревоги каждый раз, когда в накрытую территорию входит какая-нибудь полевая мышь, так что был первым подозреваемым.

Прикинув варианты, я полез на дерево, рассматривая часовых на стене.