Эдуард Загурский - Снаг (СИ) Страница 13

  В третьем сегодняшнем раунде погиб Виталик. Его противник постоянно маневрировал, не вступая в прямое столкновение, и это принесло ему дивиденды. Виталик просто устал махать своей оглоблей и потерял скорость. Быстрая контратака и палаш орка торчал у него из груди.

  У Валеры тоже были проблемы, его противник справедливо опасался сети и довольно шустро маневрировал, стараясь сблизиться и нанести удар. В одной из таких попыток Валере удалось рассечь орку ногу и, лишив его маневренности, а уже позже добить, потратив на это еще пару минут.

  Кроме Виталика погиб боец с багром. А еще двое получили довольно чувствительные раны. Я на свой бой потратил меньше минуты. Против нас еще оставалось семьдесят пять орков.

  Во время обеденного перерыва, двоих наших раненых подлечили и на послеобеденный бой они вышли свежими. Отдыхать в казарму нас вернулось только трое. Проведя по четыре поединка, мои товарищи буквально падали с ног. И, не принимая душ, завалились на свои койки.

  На третий день праздника дня воина все трибуны были уже забиты до нашего прихода. Свободных мест не было - ведь это впервые в истории, когда в этот праздник бои на арене продолжались три дня. Даже знаменитого гоблина убили на второй день, а тут мясо осталось на третий день, да еще и не одно, а целых три тушки.

  Валера погиб в первом же утреннем бою. Его противник, видимо, изучил тактику действий Валеры и, улучшив момент, перехватил трезубец и нанес удар в грудь. Что-либо предпринять Валера не успел, и маленькие гоблины унесли его тело с арены. Не дожив одного боя до перерыва, погиб боец с посохом, и я остался один.

  После перерыва ко мне в комнату зашел Лайцбрингер.

  - Сейчас ты выйдешь на арену, и в эту комнату больше не вернешься, так что советую взять все свое оружие.

  - Спасибо, сенсей.

  - Не за что, Юрий.

  Он развернулся и ушел, а я остался стоять, он первый раз за все время назвал меня правильно по имени, без этого протяжного "р", которое у них преобладало, в силу специфики их языка. В это время заиграли фанфары, и моя перегородка ушла в сторону. Я взял всю свою сумку и вышел на арену. Бой продолжать я решил основным оружием, поэтому сумку кинул в двух шагах от своей комнаты. А потом началось...

  14

  Я лежал на спине и смотрел на небо. По темно-синему небу плыло три маленьких шара, местные спутники, и большое количество ярких звездочек, быстро перемещавшихся по небосклону. Вокруг стоял рев, но он не доходил до меня, у меня в мозгу стоял звон, звон сталкивающейся стали и предсмертных криков. Криков убитых мною существ. Сегодня мои руки обагрились кровью, и много молодых душ погибло, или отправилось к своему Богу. И неважно, что они хотели убить меня, все равно теперь они будут висеть на моей совести, царапая её своим предсмертными воплями.

  В наступившей тишине мне зачитали, что теперь я являюсь свободным существом, а не снагом, и имею права гражданина Орокуэнской конфедерации, и почетным гражданином планеты Панг, не давшему недостойным занять места в защите конфедерации и, тем самым, ослабить ее, дав возможность врагу захватить их Родину. За время этой речи мне пришлось встать, а когда заиграл Гимн планеты даже запеть, наверное, слова Гимна мне закинул шлем.

  На трибунах творилось что-то невообразимое, орки бились в экстазе и выкрикивали мое имя. Для меня это было странным, я - чужак, тот, кто убил их парней, был для них кумиром. Гоблины отвели меня в какую-то комнату, и раздели, буквально сдирая с меня окровавленную одежду. Где-то там была и моя кровь, мне сильно рассекли бровь, руки горели от неглубоких порезов, но в основном это была кровь молодых орков, кидающихся в безумные атаки, защищая уже не свою жизнь, а свою честь. Но я им не оставил ни чести, ни жизни.

  Для всех остальных, они стали недостойными, снагами, не орками. А я, чужак, стал орком, их кумиром, пока кто-нибудь меня не убьет. Меня засунули в душ, после него засунули в медкапсулу, около медкапсулы я заметил Илкаша. Увидев, что я смотрю на него, он раскрыл свою пасть от уха до уха и показал большой палец. Для него я теперь был герой, а ведь еще вчера он меня только терпел, ведь я был снаг, и он общался со мной, только из-за денег.

  Уже после второго дня Лайцбрингер почувствовал, что землянин выживет. Молодые орокуэны, смотревшие его бои, и с какой легкостью и быстротой он их убивал, испугались. Когда Юрий остался один из всей сотни, он провел, только один одиночный бой, остальные заявлялись уже пятерками. Но даже в пятерке они выходили обреченными, чувствуя, что роли поменялись, и теперь они уже выступали в роли мяса. Но надо отдать им должное, все-таки воспитание шарекешев, в них проявлялась, и они устроили настоящее представление.

  Они просто кидались на него, не заботясь о своей защите, стараясь просто достать его, иногда даже просто без оружия, переводя бой в свалку. В эти моменты Лайцбрингер даже боялся за человека, но, смотря на свой амулет, удостоверялся в хорошем окончании боя. Амулету отца он верил безгранично, а если тот все еще ярко светился, значит, все деньги, что он поставил на этого человека, не пропадут. А вчера он дал священную клятву Мандасу, что если человек выживет, то он обязательно за ним присмотрит и защитит. А клятва орокуэна - это вещь, которая нерушима и только смерть может прервать ее исполнение.

  Он победил, победил красиво, раздавая скользящие режущие удары своим противникам. Последние пятерки он победил, не уходя в защиту, а сам первым нападая и вводя своих противников в еще большую панику. Лайцбрингер уже видел прибыль, он, как истинный орокуэн, хоть только и по отцу, выгоду свою не упускал никогда. После ударов человека оставалось много тяжелораненых и однозначно не боеспособных.

  По правилам этих поединков, они становились добычей победителя, оружие, тела, и можно сказать жизни, передавались победителю. Естественно, для родных важно было даже мертвое тело, которое попадало в семейные усыпальницы, а если уж родич оставался еще и живым, то цена его даже возрастала, правда, здесь были разнообразные семейные нюансы, но с этим можно было разобраться очень просто.

  Лайцбрингер получил несколько посланий от капитана. Его это удивило, капитан относился к нему не очень хорошо, хотя ни в чем не ущемлял, ему просто не нравилось, что Лайцбрингер - полукровка, а капитан был из семьи первого рода, самого древнего и самого "чистого". А тут послания, обычно ему передавали такие послания помощники капитана. Естественно, он его прочитал, и даже не был удивлен, прочитав их. Первое было о расторжении контракта, без неустойки, а во втором ему была переведена сумма, которую он должен был получить по контракту и его премиальные. А в конце было еще одно письмо, о рекомендации больше не попадаться на глаза.