Алексей Филиппенков - Воронка Страница 14

Еще на первом курсе университета, в толпе Агнет резко повернулась и волосами задела проходившего мимо Вернера. С этого момента он буквально влюбился в её волосы, и из всей её внешности он так всегда мечтал прикоснуться к ним, сжав Агнет в объятиях, никуда не отпускать и прокричать на весь мир: «Моя!». В университете или на улице, случайно встречаясь с ней, Вернер не мог отвести от нее взгляда, а она, посмотрев на него всего секунду, заставляла его сердце биться словно после десятиминутной пробежки, и при взгляде в его сторону глаза её несли абсолютно равнодушное выражение. Но в этот вечер, проходя мимо Вернера, она ему улыбнулась, чуть подмигнув. Он не знал, как выглядит кокетство, и что ему было думать после этого? Для него этот момент был чем-то решающим в жизни. Он стоял и думал: «А что означает, когда девушка тебе улыбнулась и подмигнула?» он посчитал, что она просто наслышана в университете о его неадекватности, и её улыбка была ничем иным, как банальной реакцией на него — главного дурачка университета. Но его сердце колотилось, а дыхание участилось. Он почувствовал себя неким Казановой, и ему захотелось пройти мимо нее еще раз, чтобы она повторила этот прекрасный жест. Сей эпизод увидели молодые люди через дорогу напротив.

— Эй, микроб, ты чего замечтался? — крикнул какой-то парень из старших курсов, которого Вернер много раз видел в университете. — Эй, Хайнц, он на твою девку пялится, — крикнул второй в раскрытую дверь бара. Через мгновение из бара вышло несколько высокорослых молодых людей, во главе которых был Хайнц. Он посмотрел направо, вслед уходящей Агнет и, повернув голову обратно, взглянул на Вернера:

— Ты заблудился, микроб? — легко и громко сказал Хайнц поставленным голосом.

«Господи, он пьян, они все пьяны, они меня искалечат», — говорил Вернер сам себе. Все его храбрые мечты, где он был героем на коне, обрушились на него в одну секунду.

— Иди сюда, — исподлобья глядя, повторил Хайнц, лениво подозвав его рукой.

Вернер стоял молча и смотрел на «обиженного самца». У него было два выбора: или бежать со всех ног обратно, или ответить ему, и пусть Агнет это увидит. Его молчание раздражало Хайнца, и он решительно направился к Вернеру через дорогу. Подойдя, он посмотрел на юношу сверху вниз.

— Тебе что от моей девушки надо? — с хмельной злостью спросил Хайнц.

— Прости, я не знал, что она твоя девушка, я просто улыбнулся ей, а она мне.

— Зачем? — спросил Хайнц, изображая полное внимание, откровенно удивившись глазами и нахмурив брови.

— Ну как, я просто увидел ее и улыбнулся. Не стоит так злиться.

— Ты мне дерзишь, сопляк?

— Нет, ни в коем случае, простите, я пойду, — сказал Вернер с желанием пройти сквозь толпу собравшихся. Хайнц остановил его рукой, чуть оттолкнув обратно туда, где Вернер стоял секунду назад:

— Я преподам тебе урок, дабы ты никогда не заглядывался на мою собственность.

— Слушай, она не твоя соб…

Не успев сказать фразу до конца, Вернер получил сильный и прямой удар в нос. Кровь хлынула ручьем, забрызгала рубашку, и во рту почувствовался ее резкий привкус. Он будто кукла рухнул на тротуар, и Хайнц продолжил бить его ногами и руками, приговаривая, прерываясь из-за отдышки: «ни один придурок не имеет права посягать на мою собственность, тем более на мою любимую девушку». Вернер лежал в позе эмбриона, закрыв руками лицо, а Хайнц навалился на него и обхватил сзади голову рукой, сдавив ему дыхательные пути и, как в борьбе, делая захват. Лицо Вернера исказилось в гримасе и покраснело от напряжения. Рука Хайнца так сильно сдавливала горло, что он уже начинал задыхаться и терять сознание.

— Хайнц, успокойся, стоит тебе на мусор внимание обращать? — сказал какой-то парень, схвативший Хайнца за руку в тот момент, когда тот сдавливал голову Вернера еще сильнее.

Вокруг Хайнца и его жертвы быстро собралось много зевак, желавших хлеба и зрелищ. Большинство отдыхающих в баре оказались студентами из университета. В основном это были ребята со старших курсов, а вместе с ними находились и однокурсники Вернера, но из-за боязни пьяных старшекурсников помогать не стали.

— На пустоту внимания не обращают, друг, — продолжали оттаскивать Хайнца его друзья и кричали, чтобы он ослабил хватку. Он в итоге отпустил избитого и изможденного Вернера, а поднявшись, Хайнц размахнулся ногой и со всей силы ударил его в живот, отчего вызвал у Вернера жуткую боль, которая в свою очередь даст осложнения на здоровье.

— Всё-всё, Хайнц, успокойся. Не трогай этого придурка, а то из-за него еще в университете проблемы будут, — Хайнц был безумно возбужден от драки и чувствовал себя неким героем. Он краем глаза заметил, как девушки смотрят на происходящее, и не стал останавливаться.

— Парень, ты ведь не прав, так что иди отсюда, — сказал тот, кто назвал Вернера «микробом» и спровоцировал всю эту драку.

— В чём я не прав? — спросил Вернер, поднимаясь, отряхивая одежду и вбирая в легкие воздух после только что пережатых дыхательных путей. Белки его глаз были наполнены кровью — лопнули сосуды от давления.

Хайнц подошел в нему и, взяв рукой за волосы, потянул, угрожая:

— Если я еще раз тебя здесь увижу, недомерок, убью. Понятно?

— Понятно, — почти уже кричал Вернер, изнемогая от боли, зажимая трясущимися руками живот.

— Чтобы я тебя ни здесь, ни в университете больше не видел. Сиди в своей вонючей конуре, с мышами и нищими родителями. И не дай бог ты еще раз засмотришься на мою Агнет.

— Хорошо, я понял.

Хайнц отпустил волосы Вернера и оттолкнул его с такой силой, что тот упал и ударился головой об асфальт, но, слава богу, не сильно. Орава бравых «воинов» во главе с Хайнцем вернулась обратно в бар, смеясь и гордясь своим поступком, словно они убили огромного монстра, спрятавшегося в пещере.

Вернер медленной и бредущей походкой направился к дому, отряхиваясь от грязи. Острой и режущей болью отзывался живот. Вернер очень переживал, что Хайнц повредил ему какой-то орган, боль была очень сильной и то уходила, то возвращалась обратно, спазмируя.

В такие моменты к людям приходит осознание. Они начинают меняться, начинают действовать, включается какой-то механизм в голове, шестеренки этого механизма начинают крутиться. Почему-то человек создан так, что он не поймет многих вещей, пока они не произойдут с ним. Один не поймет, что он плохой муж, пока жена его не бросит, другой не осознает никак, что все беды из-за его характера, а не из-за окружающих, пока не останется в полном одиночестве, откровенно не понимая отторжения людей. Третья не поймет, что у нее нет мужа, потому что она всех мужчин отгоняет своим поведением, пока не состарится и не осознает, что некому принести ей стакан воды. Всему этому всегда есть предел, определенная точка кипения, при которой мысли словно плавятся, а на их месте появляются другие, более осознанные и свежие. Может, это ангел-хранитель таким способом подталкивает к решительным действиям, но почему этот способ настолько жесток? Такова сущность человека, ему нужен сильный пинок под зад для осмысления собственных ошибок. Только кто-то меняется, осознает и продолжает идти по жизни осознанно и счастливо, а кто-то будет продолжать делать все как хочет, искать виноватых в своих несчастьях и каждый раз получать от жизни пинки, откровенно удивляясь этому. Реальность бьет людей, пока они фантазируют себе собственные мечты, но ей абсолютно не важно, готов ты к жизненному удару или нет, — ты получишь от жизни так, что вспотеешь за миг, но только от тебя будет зависеть итог этого удара: встанешь ли ты, или спрячешься в свою конуру и будешь ждать следующего удара.

Вернер прибежал домой и быстро лег спать, а боль в животе постепенно стала уходить. Он желал уйти из этой реальности, хотел, чтобы его уважали, как и его обидчика. Ведь к Хайнцу питали слабость абсолютно все девушки, а каждый второй парень университета желал завязать с ним дружбу. Глаза Вернера были влажными от слез, идущих от понимания собственной никчемности и слабости. Тогда этот эпизод являлся для него чуть ли не главной трагедией в жизни.

Но эти мысли ушли, и дорогая ему Йена осталась где-то далеко-далеко. Он был так далек от дома, что это никак не укладывалось у него в голове. Темная и страшная воронка ужасала своей мрачностью. Он был тут один, вдалеке от всех своих родных. В то время как его сокурсники изучали законы физики или химические процессы, он сражался на фронте. По телу прошла дрожь, сводящая с ума. Он мог сейчас вскочить и закричать или выстрелить из винтовки в сторону врага. Но он просто заплакал, сильно зажмуривая глаза, давая слезам выйти наружу, словно выжимая сок из лимона. Вместе со слезами выходила боль прошлого, страдания, накопившиеся в душе, этот огромный зверь, засевший внутри, стал вырываться, словно медленно подходящая тошнота. В такую минуту так и хочется крикнуть на всю округу во все горло, но тело будто сжимает тисками, и даже имея желание крикнуть, ты тихо переживаешь все в себе. Столько эмоций за один день, столько увиденного. Душа Вернера в течение нескольких лет была переполнена отрицательными и ненавистными мыслями, и в этот момент весь мрак его внутреннего мира испарился. Увиденное за прошедший день переливалось через край слезами, оставляя все прошлые года где-то позади. Вернер Гольц родился заново.