Астральный гамбит (СИ) - Кащеев Денис Георгиевич Страница 14

— Какие еще гонки? — не понял я.

— Что значит какие? Традиционные ночные гонки первокурсников в честь начала нового учебного года. В этом году они как раз проходят в Москве. Участвуют Борисовская Академия Петрополиса, наша Федоровка, а также военные школы из Хабаровска, Новосибирска, Казани и Ростова-на-Дону. Всего пять экипажей…

— Пять? — перебил ее я. — Школ ты назвала шесть.

— Худшее по итогам прошлого года учебное заведение команду не выставляет — его представители выступают посредниками между экипажами и судьями. Детали потом объясню, — отмахнулась Милана.

— Понятно, — кивнул я. — И кто формирует команду?

— Нашу — я.

— А почему ты?

— Может быть, потому, что моя фамилия — Воронцова? — усмехнулась молодая графиня. И, выдержав выразительную паузу, продолжила: — А именно такая значилась на первой строчке вступительного рейтинга Федоровки. Вот организаторы на меня и вышли.

— А кто организаторы?

— Особый комитет. Неофициальный, конечно.

— А почему неофициальный?

— Чухонец, не тупи, а? — состроила недовольную гримасу Милана. — Гонки на самобеглых экипажах по ночному городу. В грозу. С участием несовершеннолетних кадетов, которым, вообще-то, без приказа и днем-то территорию корпуса покидать не позволено.

— Так это еще и незаконно? — догадался наконец я.

— Неофициально, — поправила меня Воронцова.

— Незаконно, — покачал головой я.

— Ну ладно, незаконно. С формальной точки зрения. И что?

— То, что я — пас.

— Почему? — искренне изумилась моя собеседница.

— Не хочу вылететь из Федоровки из-за такой ерунды. Мне еще есть чему здесь подучиться.

— Что за чушь?! — насупила брови Милана. — Никто ниоткуда не вылетит! Все офицеры корпуса, как и других школ, когда-то были первокурсниками, а лучшие — сами в таких гонках участвовали! Насчет Поклонской точно знаю — она в комитете. А возглавляет его, как поговаривают, сам Цесаревич — хотя вот это уже не точно. Но всяко люди там собрались влиятельные, всегда отмажут, если что.

— Даже так? — покачал головой я. Цесаревич — это, конечно, серьезно. — А что дает победа?

— Ну, призовых баллов тебе за это не начислят — соревнования все ж таки неофициальные… Корпусу — престиж, команде — уважение старшекурсников и преподавателей — по крайней мере, части из них. Не обязательно даже в случае победы, просто при достойном выступлении — Федоровка лет десять не побеждала в гонках, а в прошлом году даже в первую тройку не вошла. В команду специально берут по одному кадету из каждого отделения — чтобы не нарушать внутрикорпусного баланса в славе. От первого иду я, от второго — Ясухару. Так что, если ты и впрямь откажешься — придется мне звать кого-то другого из ваших «жандармов». Иванову, например? — склонив голову на плечо, хитро посмотрела на меня собеседница.

— Ой, да на здоровье! — всплеснул я руками. — Она там еще где-нибудь смухлюет, попадется — вас к духам дисквалифицируют, и вместо уважения преподов получите заслуженный прессинг!

— «Еще смухлюет»? — на свой лад выхватила из моей фразы суть Воронцова. — То есть то, что сегодня в зале она была не на нуле — правда?

— Ротмистр Сиротин никаких нарушений не заметил, — досадуя на свою проговорку, буркнул я.

— Вот это-то меня больше всего и удивляет… — задумчиво пробормотала Милана. — Ладно, расслабься, насчет Ивановой в команду — это я неудачно пошутила, — энергично тряхнула толстой черной косой она. — Не доверяю я ей. И дело не только в вашем странном спарринге.

— А в чем еще?

— Не знаю. Но что-то с ней не так. Определенно.

— А мне, типа, доверяешь? — с некоторым запозданием уточнил я.

— С тобой мы два раза сражались плечом к плечу. Ну и еще кое-что два раза… — подмигнула мне она. — Чего-то это да значит. И потом, глупо было бы не использовать твой бездонный запас маны.

— Вот с этого и надо было начинать, — хмыкнул я, к собственному удивлению несколько смущенный ее напоминанием о «других двух разах». — Тебе нужен не я, а моя мана.

— На самом деле, предел маны — далеко не самый ключевой фактор в гонках, — невозмутимо заметила на это Воронцова. — Сама по себе самобеглая коляска большого расхода не требует. Но случиться в пути, конечно, может всякое — в этом смысле, да, лишние две-три тысячи мерлинов нам явно не помешают.

— Кстати, о колясках, — сообразил я. — Я же не умею управлять экипажем!

— Ну, с тараканом ты сегодня неплохо сладил, — напомнила моя собеседница. — Принцип тот же самый — майор Артемьев же объяснял. Кроме того, первым пилотом стану я. Вы с Ясухару — на подхвате.

— Ну… — неуверенно протянул я.

— Баранки гну! Ладно, не хотела говорить раньше времени… Нынешние гонки, как я уже сказала, проходят в Москве, и традиционно команда-хозяин выбирает им… ну, девиз, не девиз — что-то вроде ведущей темы. Я потребовала, чтобы они были посвящены памяти Нади Морозовой. Организаторы одобрили. Ну, что теперь скажешь?

Ответить сразу у меня не получилось. Когда же ком, подкативший вдруг к моему горлу, хоть самую малость позволил мне выдохнуть, едва слышно выговорил:

— Так где и во сколько стартуем?

Глава 8

в которой я настаиваю на своем

Простившись с Миланой, по дороге на полигон я устроил Фу допрос с пристрастием — намереваясь выяснить, как именно тот сумел, якобы беспалевно, организовать утечку информации о случившемся в спортзале. И к немалому своему удивлению, ничего толком не добился. Сперва фамильяр пытался юлить, всячески уходить от прямого ответа, а будучи наконец приперт к стене, заявил, что открыться не вправе — не его сие, мол, тайна. Не помогла даже угроза вышвырнуть его без выходного пособия в Пустоту — должно быть, дух не почувствовал во мне на это решимости, и потому осмелел.

«Воля ваша, сударь, — вздохнул Фу, — но все, что мог — и даже чуть больше — я рассказал. Смею лишь снова заверить, что действовал и действую исключительно в ваших интересах».

Из по крупицам вытащенных у «паука» клещами полуобмолвок картина складывалась приблизительно следующая. Один из «жандармов» тщательно хранит некий секрет — сугубо личного характера. И настолько им дорожит, что, узнав правду, Фу не побоялся к этому кадету заявиться. Разумеется, не в качестве моего фамильяра, а как обычный «злыдень бестелесный». Разоблачения дух не страшится: оно неизбежно окажется взаимным — и фатальным для той, так и не названной мне стороны. И если здесь кто-то чем-то все же рискует, то только сам Фу, и ни коим образом не я.

Вот этого-то кадета — я даже не понял, о парне шла речь или о девице — тщательно проинструктировав, «паук» и подослал к Воронцовой.

Назвать же имя «агента» мне, своему хозяину, фамильяру, типа, мешает некая «астральная солидарность» — духи разберут, что это такое. То есть духи-то как раз, небось, понимают, о чем тут речь — в отличие от меня.

Ну и до кучи шла пирамида заверений, что ежели, паче чаяния, тайна сия начнет представлять для меня даже не угрозу — малейшую тень угрозы — то Фу непременно, сразу же, во всей полноте, не взирая ни на какой астрал… В общем, «агента» мне сдаст. Но не теперь.

Ни в какую Пустоту фамильяра я, конечно, гнать не стал, но как смог, дал ему понять, что очень и очень им недоволен. «Паук» кротко заверил, что все понимает, и пристыженно — а может, и наоборот, подспудно посмеиваясь — затих.

Ясное дело, на полигон я пришел далеко не в самом умиротворенном настроении. А вот поработали мы там с Терезой на славу. Поначалу, правда, никак не могли друг под друга подладиться, и в результате я нечаянно приложил фон Ливен Зеркалом — столь крепко, что думал уже тащить ее к тетеньке-целительнице. Но обошлось.

А потом как пошло-поехало!.. Только зал ходуном ходил! Дважды молодая баронесса разряжалась в ноль, несмотря на свой вполне солидный Окольничий уровень по мане — приходилось ее подпитывать. Причем, если в первый раз предложение «подзаправиться» от моих запасов было воспринято Терезой спокойно и по-деловому, то во второй — почему-то смутило, аж до багряного румянца на щеках. Заметного, хотя она и так была здорово раскрасневшейся от интенсивной тренировки.