Ледовая армия (СИ) - Погуляй Юрий Александрович Страница 14

— Займетесь проверкой команды?

— Не надо этого делать сейчас. Мы ночью потеряли два десятка человек убитыми, двенадцать ранены. Трое не доживут до вечера. Еще один лучше бы не дожил, — Монокль уставился на меня с сомнением. — У меня часть команды выведены из строя, а остальные не понимают, что происходит. Не самый лучший момент, Фарриан. Твой эмпат с ума сойдет считывать людей, или его вскроют.

Он понизил голос:

— Не надо также кричать о том, что у нас на борту эмпат. Если, конечно, он тебе друг. Представляешь, как на него станут смотреть?

Монокль говорил тихо и очень жестко:

— Никто не любит людей, копающихся в чужих мыслях.

Я вскинул голову, встретил его взгляд и стушевался, замялся. Чуть было не извинился перед ним за то, что я есть тот, кто есть.

— Хорошо, капитан, полагаюсь на ваш опыт, — сказал Фарри. Улыбнулся. — Спасибо за совет.

Капитан моргнул устало и немного удивленно:

— Я оставлю тут Жерара, за меня. Если что — я в рубке, — он быстро пошел в обратную сторону. Мы миновали солдат, от одного пахло кровью, и только сейчас я увидел потемневшую повязку на левом плече. Раненый воин проводил нас цепким взглядом, что-то сказал напарнику, когда мы вышли на лестницу, и тот гулко хохотнул.

— Подожди, — остановился Фарри. Вернулся назад.

— Дурацкий день, — сказал он солдатам. — Отвратительный. Я бы хотел услышать какую-нибудь смешную шутку сейчас. Она бы очень мне помогла. Поделитесь.

— Чта-та я невсеку, малышок, можа тебе и нельзя такое слушать. Можа ранеханька, а? — сказал раненый.

— Забавный говор. Мне уже становится легче. Скажи еще чего-нибудь.

— Ты чта-та морозеешь, малышок… Папанька тебя тут поставил? Так кликани ево, тагдыщ. Я ему болтану за воспитаньице.

— Я и без папы разберусь.

— Чта?

Я прикрыл глаза. Раны солдата были как на ладони: боль, страх, зависть, потеря. Боль… Боль — это хорошо. Я подумал про то, каким же слабаком оказался, как говорил со мною Буран, как смотрел ан Найт. Добавил к этому слова Фарри о моей вони. Вспомнил бой. Собрал чувства в кулак и ударил.

Солдат охнул. Упал на колени. Его друг шагнул к нему на помощь.

— Назад, — приказал Фарри. Мужчина замер и за оружие не схватился. Отступил. Фарри присел напротив раненного. У того из разинутого от боли рта вместе с сипением вырвалась струйка слюны, смешалась с дорожками слез. Взгляд остекленел. Солдат болтался посреди океана собственной боли. Как физической, так и душевной.

— Мне стоило бы посмеяться над этим, да? — сказал Фарри.

Проклятье, я, получается, издевался над раненым? Может, сегодня он спас кому-то жизнь. Может, был героем там, на льду, и сейчас такими шутками просто выплескивал духовный ужас.

— Ты бы посмеялся?

— Что с ним… Это… Чего с ним? Эй? — приятель воина беспомощно топтался на месте.

— Да, думаю посмеялся, — Фарри равнодушно смотрел в глаза ошеломленному моей атакой солдату. — Но на этот раз я тебя прощаю. Ты просто не знал, да?

Он выпрямился, кивнул мне:

— Идем, Эд.

Я на прощание буркнул лишь:

— Извините.

За моей спиной захрипел приходящий в себя солдат. Он повалился на бок и тихонько заскулил.

— Спасибо, — сказал мне Фарри, когда мы ушли достаточно далеко. — Я был неправ. И ты тоже. Но ты все сделал правильно.

Бывший дознаватель по прозвищу Три Гвоздя (имени которого никто не знал) был человеком большого жизненного опыта, несмотря на то что вряд ли справил свою сороковую зиму. Он смотрел на мир, чуть приподняв брови; близко посаженные глаза хранили загадочную улыбку. Он будто знал ответы на каждый из вопросов, но предпочитал, чтобы обращающийся находил их сам. Под его пристальным взглядом.

Когда Фарри сказал ему об убийстве, Тройка, сидевший у печки среди других авантюристов, встал.

— Эхма, да ты из этих? — сказал кто-то из них. — Из нюхачей драного двора?

— Все мы откуда-то пришли сюда, друг мой. У кого-то на пальце отметка вора и следы сведенной гильдейской татуировки на щеке, а кто-то прежде чистил грязные улицы заросшего льдом города от сброда, насосавшегося алого камня.

Говоривший коснулся щеки, промолчал.

— Друзья мои, вы усложняете жизнь всем, до кого дотягиваетесь? — поинтересовался Три Гвоздя, когда мы отошли. Он шагал очень плавно, словно крался.

— Только избранным, — попытался пошутить Фарри.

— Мне сложно высказать всю мою благодарность за такую честь. Спасибо. В следующий раз просто отзовите меня в сторону. Это твое «там лежит труп, ты же дознаватель, может, разберешься» было не лучшим выбором из возможных.

— Прости. У меня сегодня все из рук падает, — посетовал Фарри.

— Основная незадача может случиться, если пойдут слухи, и вы просто вспугнете преступника. Не все, друзья мои, догадывались о том, что на корабле представитель такой профессии. Теперь могут быть осторожнее.

— У вас на борту был целый шериф, — сказал я.

— У нас... — поправил Фарри.

— Был? Что-то случилось с ан Найтом? — подобрался дознаватель.

— Мы к нему и идем... Зарезали.

— Может, потому что знали, кто он? — предположил Тройка и опять загадочно, с намеком, улыбнулся. — Звоночек. Спасибо вам, друзья, что вывели из тени.

В комнатушке с покойником он пробыл недолго. Выбрался оттуда и деловито потер руки.

— Натоптали.

— Что-нибудь можешь сказать?

— Смотря чего ты ждешь, мой друг. Я не шаман, не кудесник. Я всего лишь скромный слуга закона, пусть и отвергнутый. Убили его точно не там. Труп затащили после. Скорее всего, проткнули мечом где-то тут, где ты стоишь.

Фарри посмотрел себе под ноги, потом на дверь. Несколько шагов. Тройка прошел по коридору, посмотрел на кровавые разводы. Поколупался в старой краске на стене. Затем опять вернулся в комнатушку и присел на пороге. Посмотрел куда-то вглубь помещения, потом в коридор. Улыбнулся.

— Ага.

— Ага? Мне нравится твое «ага».

— Есть кое-что прелюбопытное, мой друг. Очень прелюбопытное. Здесь был третий. Стоял за стеллажами. Кровь натекла, видишь? Следы, куда кровь не попала? Это чьи-то сапоги, которых сейчас нет. Либо кто-то отсюда выкрал кем-то забытую обувь, во что я не верю, либо, — он многозначительно поднял бровь. — Заметь, отсюда человека не видно, все барахлом на полках заставлено. Так что кто-то убил бедолагу шерифа, втащил его в подсобку, бросил здесь, и все это время некто стоял за стеллажами. Стоял долго. Так что... Кто нашел труп? Очень хотелось бы с ним поговорить.

— Привести? — бородатый Жерар был уже здесь. Он старался держаться у стенки, так как стоило ему повернуться — широкие плечи полностью перегораживали проход. Фарри кивнул ему, и помощник Монокля зашагал прочь, старательно обходя кровавые пятна. Когда он миновал меня, пахнуло острыми специями.

— Я рад тебя видеть, Эд, — сказал Три Гвоздя. — Честно.

Я улыбнулся, но не нашелся что ответить. Возможно, стоило произнести хоть что-нибудь. Пусть даже вязкую банальность, мол, как же взаимна его радость. Или же, что-нибудь вроде «как приятно, что ты смотришь на меня без осуждения».

Но я ничего не сказал. Мне подумалось, что любое мое слово могло разрушить это доброе обращение. Уничтожить его.

Зато в разговор ворвался Фарри, и минут пятнадцать, пока не вернулся Жерар, они общались на какие-то только им понятные темы. Темы, в которых я уже был чужаком.

Первый помощник привел с собой юношу с зеленоватым от слабости лицом. Я прислушался к чувствам бедолаги: страх, отчаянье, растерянность, желание сбежать.

— Вот. Гушлак ан Нагадир. Как заказывали, джентльмены, — Жерар ловко пропустил юношу вперед и снежным медведем навис над бедолагой.

— Хорошие сапоги, — сказал Три Гвоздя. Если бы словами можно было бить по лицу, то, наверное, так бы и выглядел результат. Парень дернул головой, отпрянул, но уперся в Жерара.

Свежевычищенные кожаные сапоги ан Нагадира чуть ли не сверкали.