Юрий Корчевский - Военспец. Чужое лицо Страница 14

В избе два небольших оконца, затянутые бычьим пузырём, – такие только в деревнях остались. В Первопрестольной даже у небогатых горожан в окнах слюда, а у купцов, дворян, зажиточных мастеровых – стекло.

Не отрывая подошв от земли, чтобы не наступить на ветку, щепку или глиняный черепок, Андрей приблизился к стене избы. Прижимаясь к ней, он приблизился к окошку. Оно тускло светилось – в комнате горела лучина. Слышался тихий разговор. Андрей понял, что Ванька не один и его собеседник – мужчина. Андрей почти приник к окну, стараясь услышать и понять, о чём идёт разговор. Собеседники были явно пьяненькие и не особо секретничали.

– Тебе трёх-четырёх крепких ребят надо и пару подвод.

– Зачем?

– А товар вывезти?

– На кой чёрт мне товар? Спалишься только с ним.

– Да ты что, босяк! Для чего тогда к купцу идти?

– За деньгами. Ты думаешь, он на последние гроши товар купил? Небось в укромном месте кубышка хранится.

– Так он тебе и показал! Наум скуп, не скажет ни в жисть!

– Я его и спрашивать не буду. Самого свяжу, при нём детей его попытаю – у него дети есть?

– А как же! Две дочери и сынишка.

– Какой родитель чад своих не любит? Сын – так и вовсе продолжатель дела, а поскольку младший, родителей досматривать будет. К нему и наследство перейдёт. Купец твой сына-то больше всех любит… Как ты думаешь, если я калёным железом пацана прижигать начну, скажет отец про кубышку?

– Ну и изверг ты, босяк!

– Э, сколько на мне крови… А мертвяков – так тех и не сосчитать.

– А с купцом да с его семьёй потом что будет?

– Известное дело – порежем и уйдём. Зачем нам видаки?

– Не по себе как-то. Ограбить, раздеть – это другое дело. А убить…

– Что, совесть заговорила? Ты вот двоих к купцу послал – куда они делись?

– А может, товар хапнули да ушли?

– Много ли они вдвоём унесли, даже если замок открыли? А не врёшь ли ты мне, Ванька? Может, в амбаре-то и товара давно нет?

– Вот те крест, товар там! Я купца с детства знаю. Удачлив он, должны быть у него деньги!

Разговор прекратился, послышался глухой стук кувшина и звук льющейся жидкости. «Ага, пойло в кружки наливает», – сообразил Андрей. Что же делать? Ворваться и обоих кончить? Или подождать, пока гость выйдет, убить его, а потом уже и Ваньку? Ванька увечный, сам на дело не пойдёт – но он наводчик. Убьёшь босяка, так Ванька других бандитов найдёт. Убирать надо обоих. То, что они пьют, Андрею на руку, у пьяного реакция не та, замедленна.

Он решил подождать и заодно послушать разговор – уж больно занятно.

Собеседники некоторое время молчали, видимо – выпили и закусывали.

Хозяин продолжил:

– Попрошайничеством много не заработаешь, хотя скажу я тебе – людишки в церковь разные ходят. Есть среди них довольно богатенькие.

– Вот и проследил бы за такими – где живут, есть ли прислуга да сколько её.

– Это с моей-то ногой? Некоторые ведь на возках приезжают.

– Не все же… Другие – пешком. Вот за ними и пригляди. Дашь богатенького, которого прищучить легко, – получишь свою долю. Скажем – десятину.

– Десятину? Мало!

– Да ты с ума сошёл! Я и мои люди рисковать животами будут, а твоё дело плёвое – только место, где живут, укажи.

– Если бы ты делился честно! Не зря твои поговаривают, что ты и от них часть добычи утаиваешь. Что похуже и попроще – им, а себе золото да украшения подороже.

– Ах ты!

Послышался звук удара, потом ещё, вскрик – в избе явно началась пьяная потасовка.

Вот удобный случай. Андрей потянул на себя ручку двери – не поддаётся. Он толкнул дверь, и она распахнулась. Всё не как у людей!

Сени тёмные, захламленные. Он пошарил рукой по стене, нащупал ручку двери, толкнул. Тусклый, невзрачный, колеблющийся свет после темноты на время ослепил, показался ярким.

Хозяин и гость возились на полу, пьяно сопя, ругаясь и награждая друг друга тумаками. В пылу свалки они не обратили на Андрея никакого внимания.

Андрей сделал шаг, другой, выхватил нож и всадил его в спину мужику, сидевшему на лежащем хозяине избы. Тот замер на секунду, а потом вдруг со всего размаха рухнул прямо на лежащего. Тот стал неловко выбираться из-под убитого – увечная нога гнулась плохо.

– Костыль подай, – натужно просипел он.

Убивать увечного душа не лежала, но Ванька-хромой – самый настоящий упырь, который наводит шайку убийц и грабителей. Вполне может быть, что из-за его наводки уже не один человек погиб.

Андрей без колебаний ударил его ножом в грудь. Хозяин упал на земляной пол, прохрипел:

– За что? Я тебя не знаю.

– Ну вот и познакомились, гнида.

Андрей нанёс ему ещё один удар, смертельный. Обтёр лезвие об одежду убитых и вложил нож в ножны.

Он свою работу выполнил – даже перевыполнил. Эти двое – отбросы, гниль, дно. И ни один мускул, ни один нерв не дрогнул. На них крови выше макушки, плаха их заждалась. Он хоть и не судья, но сейчас свершился суд правый, отлились душегубам чьи-то слёзы.

Андрей задул лучину – не хватало только пожар учинить. Выйдя из избы, вдохнул чистого воздуха – в избе кислятиной воняло, затхлостью.

Вернувшись во двор купца, закрыл за собой калитку и улёгся в сарае на матрац. Небо на востоке уже алело.

Ему казалось – только голову склонил да веки смежил, а купец уже тряс за руку:

– Андрей, просыпайся!

– Дай вздремнуть, только лёг.

– Рубаху бы тебе сменить, пока никто не видел, в крови вся.

– Так свою принеси.

– Я мигом!

Купец вернулся со своей рубахой, поношенной, но чистой.

Андрей переоделся.

– Ну, как прошло?

– По крови догадался? Убрал я Ваньку-хромого, а с ним – ещё одного. Как звать, не знаю, но, похоже, – главарь. Его Ванька босяком называл.

– Слыхал о таком, прозвище это. Тать на Москве известный.

– Они собирались тебя грабить. О том говорили, а я подслушал.

– Ах ты, господи, отвёл беду!

– Возьми рубаху мою, облей лампадным маслом и в печи сожги, причём – немедля.

– Исполню, как велишь! – Повеселевший Наум схватил рубаху Андрея, скомкал её и понёс на кухню.

Андрей снова смежил веки, однако купец был уже тут как тут.

– Андрей?

– Ты мне выспаться дашь?

– Рубаху твою спалил и деньги вот принёс.

Пришлось встать, взять деньги – в сарае выспаться не дадут.

Андрей прошёл в дом, в свою комнату, стянул пыльные сапоги и в одежде рухнул на постель.

Проснулся он к обеду. Умывшись, он утёрся куском льняного полотна, висевшего тут же, возле умывальника, и прошёл в трапезную. Наум уже сидел за столом весёлый, улыбающийся и разливал вино по кружкам – себе и Андрею.

После неспешного обеда домашние по традиции улеглись отдыхать. В доме было тихо, думалось хорошо, никто не мешал.