Сергей Лукьяненко - Линия Грёз Страница 15

– Угу, – медленно разводя руки, пообещал Артур.

Кей прошёл в сауну. Лёг на деревянный полок, чувствуя, как высыхает на коже пот. Не по правилам, но как отдыхает тело… Потом он снова вспотел и стал терпеливо ждать, пока испарится и эта влага.

Пришёл Артур, устроился на полок ниже. Полежал немного и сказал:

– Мама, наверное, волнуется. Мы скоро полетим домой?

Это была заранее оговорённая фраза. Артур чего-то боялся. Или просто спешил на свой Грааль?

– Через три дня рейс на Илион. Оттуда домой рукой подать.

– А завтра вечером уходит лайнер на Эпсилон Волантиса. Можно оттуда – я считал, быстрее выходит.

– Сын, надо считать ещё и расходы, – наставительно произнёс Кей. – Сам знаешь, в какой мы сейчас ситуации. Из наших живодёров пока выжмешь денежки… Я пойду в бассейн, а ты пропотей как следует.

На расстоянии шестидесяти километров от Имперского космодрома, рядом со зданиями империи «аТан», Луис Номачи разговаривал со своим агентом.

– Вы… вы уверены в безопасности встречи?

– Экран надёжен, – презрительно произнёс Луис.

– Вы не знаете возможностей нашей охранной службы…

– Зато вы знаете наши!

Златокудрое существо смутного пола плаксиво скривило ангельское личико:

– Такие обширные требования… Я готов послужить Императору, но…

– У тебя есть «но» для Императора? – заинтересовался Луис. – Я ещё не слышал такого!

Существо притихло.

– Мне плевать на твои проблемы. Уверен, что ты трахаешься с половиной мужчин и женщин вашего гадючника. И ещё более уверен, что фильм, где ты ласкаешь гениталии булрати, их развеселит.

– П-послушайте, вы должны п-понять меня как мужчина мужчину…

Луис разразился добродушным смехом:

– А ты шутник… шутник. Тебе бы родиться многоразовым и безразмерным презервативом, ты бы был на своём месте.

– У меня только начала налаживаться спокойная сексуальная жизнь… – обречённо сказал танатолог.

– Налаживай. И помни – чем больше данных об Овальдах ты нам передашь, тем на больший срок тебя оставят в покое. Привет любимым.

Луис зашагал к флаеру. К людям подобного типа он не боялся поворачиваться спиной. Здорово, что большинство не приемлет межрасовый секс. Это делает меньшинство полезным для Спецслужбы…

Садясь в кабину, он подумал, что если межрасовые контакты легализуются, то надо будет настроить общество против чего-то другого. Против мазохизма, гомосексуализма или поцелуев в губы – это уже детали.

Нельзя терять такой удобный слой информаторов.

9

На бетонной глади посадочного поля двухсотметровый лайнер казался небольшим. Звук через толстое стекло почти не доносился. Снующие от зданий к лайнеру и обратно машины выглядели детскими игрушками богатого ребёнка.

«Такого, как Артур Кертис, например», – подумал Кей. Но прежней неприязни к мальчишке в сознании не возникло. Всё-таки он его вытащил. Чем бы ни руководствовался – но вытащил.

Мимо них прошла по залу ожидания ещё одна группа пассажиров. Самые обеспеченные граждане Великороссии предпочитали эмигрировать не в Кайзерлэнд или Сэгун, а сразу на другую планету. Наверняка, как это всегда бывало, самыми обеспеченными оказались те, кто развязал войну. Женщины в мехах, мужчины в костюмах, казавшихся скромными, пока не подойдёшь вплотную, сытенькие, разнаряженные дети. Многие вели на поводках собак, некрасивая темнокожая девица несла на руках кошку.

– Я очень скучаю по маме, – произнёс Артур.

– Не ной, сын, – спокойно ответил Кей.

– Очень скучаю!

Кей присел, заглядывая Артуру в глаза. Мальчик явно был на гране срыва.

Почему?

Рвался к несуществующей матери? Или той, реальной, которую Кею не довелось увидеть?

– Малыш, соберись. – Кей провёл ладонью по лицу Артура. Ладонь намокла. – Ну что с тобой?

Артур молчал.

Кертис Ван Кертис завоевал своё положение не только везучестью, чугунной задницей и умением подойти к людям. У него ещё было хорошее чутьё, как у славной женщины Изабеллы из местного отделения Службы. Артур это чутьё вполне мог унаследовать.

– Давай посмотрим, что мы можем сделать, сын. – Кей взял Артура за руку. Они подошли к кассе.

– Места есть, – с готовностью сообщила девушка в старомодных очках. – Люкс, первый класс, бизнес-класс…

На маленьком табло, обращённом к Кею, высветились цифры. Кей поскрёб затылок.

– А… извините, во втором классе…

– На такие расстояния не летают корабли с местами второго класса, – сразу посуровела кассир. Потом глянула на умоляющее лицо Артура и чуть отошла. – У вас денежные затруднения, мистер?

– Да, понимаете, нам добираться до Эндории, а наш корабль… я ведь и сам пилот, торгую… торговал…

– Давайте посмотрим, что мы можем для вас сделать. – Пальцы девушки запорхали над клавиатурой. – Возраст мальчика?

Луис покрутил в руках дискету. Молодец, танатолог. Дрянь, но молодец. Трёхдневная запись памяти Кея Овальда! Какая бы чушь там ни была, но сам факт существования этой записи – сенсация. Вот они, нравы «аТана». Вот она, цена бессмертия!

Вставив дискету в компьютер, он начал подбирать программу-видеоадаптер. Проклятый «аТан» использовал собственные компьютеры, программы и кодировки…

– Итак, учитывая скидку за возраст ребёнка, отсутствие багажа, недозагрузку рейса, вашу пересадку на Волантисе на корабль нашей же компании… цена составит сорок восемь процентов от первоначальной! – Девушка-кассир пожала плечами, словно сама удивилась полученному результату.

– Пап… – прошептал Артур.

– Поторопитесь с решением, до окончания посадки – пятнадцать минут.

– Ну, такого шанса упускать нельзя! – махнул рукой Кей. – Оформляйте.

Он отправил под прозрачный щиток кассы документы и положил кредитную карточку на панель интерфейса. Спросил:

– Карточку «аТана» принимаете?

– Конечно…

«Да, лихо размазало пацана», – подумал Луис, наблюдая за кровавыми клочьями на стенах рубки. Потом изображение подёрнулось розовой мутью – у Овальда-старшего начали лопаться глаза.

Номачи достал из стола пачку печенья. Разорвал пластиковую обёртку. Хорошо он поработал и плевать на лишний вес.

– Дня на два назад отмотай, – предложил он машине. Вышколенная сервис-программа поняла.

На экране возникла оскаленная морда булрати.

Луис поперхнулся печеньем.

– Кузуар буул-рати, к, хаа! К, хаа, буул! – произнёс голос Кея Овальда.

– Хазр, кхомо! – фальцетом откликнулся булрати.

Из открытого рта Луиса сыпались на клавиатуру непрожёванные крошки.

Маленький автобус остановился под днищем лайнера. Последние пассажиры торопливо втягивались внутрь лифтовой трубы.

Охранник, нервно прислушивающийся к гулу разогреваемых генераторов, провёл по документам Кея детектором. Индикатор засветился жёлтым. Пассивное наблюдение? Что ж, это не препятствует покидать планету. Шедший следом мальчик тоже был под наблюдением. С ума они все посходили в оперативном отделе.

Шлёпнув по втягивающейся в корпус корабля лифтовой трубе ладонью – на удачу, – охранник заспешил к нетерпеливо сигналящему автобусу. Опасное дело – стоять поблизости от стартующего на гравитационниках корабля.

…Когда Кей отвёл взгляд от мёртвого булрати – как он его убил-то? одним касанием? – Луиса ждал новый шок.

Этого человека в лицо знали все. Кертис Ван Кертис. И он весьма напоминал… сына Кея Овальда, точнее, Артур Овальд походил на него.

– Портрет Артура Ван Кертиса! – завопил Номачи. Машина сражалась с неожиданным заданием секунд пятнадцать. Всё это время Луис провёл, пританцовывая у стола.

– Единственная доступная фотография сделана в возрасте пяти лет, – любезно сообщил компьютер.

Луису улыбался пухлый малыш.

– Вероятный облик сегодня! – заревел Луис.

Плотно сжав тонкие губы, с экрана смотрел парень лет семнадцати.

– А в двенадцать?

Артур Овальд, почти такой, каким Номачи видел его утром, появился на дисплее.

– Ух, – сказал Луис, – ух.

– Мало данных, – забеспокоился компьютер.

– Отключись, железка! – выбегая из кабинета, крикнул Номачи. По коридору… мимо охранников… через приёмную…

Луис влетел в кабинет Изабеллы Каль. Шок был так велик, что он даже не стал ничего обдумывать.

– Включите экран, – не здороваясь, попросил Номачи.

Изабелла молча включила экран и личное записывающее устройство. Спросила:

– Чем вызвано ваше оживление?

– У нас в руках, – подходя к столу, произнёс Номачи, – у нас в руках Артур Ван Кертис!

– А кто ещё? – не скрывая презрения, спросила Каль.