Александр Авраменко - Тевтон Страница 15

Тевтон раздвинул кривые стволы, служившие стенками строения, выглянул – охранники по-прежнему лежали не шевелясь. Через пару минут они встанут и будут продолжать нести службу как ни в чем не бывало, абсолютно забыв о том, что с ними приключилось. Тревогу раньше времени поднимать нельзя. Иначе остальные бойцы не успеют выполнить свои задачи.

Тренированное тело уже приготовилось скользнуть в дыру, когда Курта словно что-то толкнуло – прямо у него под ногами лежало нечто. Глаза сразу подсказали, что это – оружие. Но какой маленький калибр?! Да и… Ну не могли черномазые, с их уровнем развития науки и техники, создать что-либо подобное. Легкое, удобное… А, черт! Время! Сейчас шрехты очухаются!.. Он едва успел скрыться в кустах, как первый часовой почесываясь, словно пьяный, начал подниматься, размазывая экскременты по лицу. Ерунда. Не успеет сообразить, что к чему. А Курту надо выбираться. Его находка дорогого стоит…

К условленному месту встречи лойтнант успел вовремя. Не первый и не последний. Крайней оказалась группа Лансдорфа. Но и задание себе командир выбрал самое сложное. Вновь все собрались в круг, кроме двух бойцов, которые охраняли место сбора. Раскрытая ладонь требовала доклада. Двадцать три кулака были ответом. Все полностью выполнили поставленные перед ними задачи. Готфрид взглянул на часы, затем дважды растопырил ладонь. Десять минут до начала.

Курт на мгновение заколебался: стоит доложить сейчас или все же после завершения операции? Наконец решился, сбросил со спины рюкзак, вытащил трофей и протянул генерал-фельдмаршалу. Тот вздрогнул, когда рассмотрел то, что ему вручили. Несколько мгновений колебался: менять ли ход операции, но решил оставить все как есть. Одобрительно хлопнул Вальдхайма по плечу, вручил находку Курта одному из часовых, затем вернулся на гребень холма и устроился за громадиной дальнобойного «Штурма».

Курт также поспешил к своему напарнику, которому должен будет подавать обоймы для винтовки. Улегся и едва успел извлечь из подсумка первую обойму, как внизу грохнуло! Земля словно вспыхнула, вспоротая пламенем детонации чистейшего тарунтина. В небо взлетели обломки дерева, куски глины и размолотые в щебень камни. Порох из арсенала, поднятый и взбитый в мелкую взвесь, сыграл роль объемного заряда, почти мгновенно превративший все живое в мертвый студень. Негеры испарялись в огне, заживо сгорали в кислотных облаках, почти мгновенно обугливаясь до костей. Среди их воинов вспыхнула паника, усугубленная тевтонским минометом, поведшим беглую стрельбу шариковыми и стеклянными минами. Выживших после применения подобных боеприпасов не бывало никогда.

Гулко, перекрывая истошные вопли внизу, ударил первый выстрел снайперской винтовки, второй. Затем, перекрывая буханье миномета, оружие заговорило частым темпом, словно стрелки пытались перегнать друг друга по количеству выпущенных патронов. Но так казалось только со стороны – ни одна пуля опытных солдат не пропадала зря. Громадные, начиненные взрывчаткой стальные стрелы прошивали по нескольку тел насквозь, взрываясь при застревании в кости или в теле последней жертвы. Мощности боеголовки хватало, чтобы разорвать негера на куски.

Курт едва успевал подавать стрелку новые обоймы, а тот спешил увеличить счет убитых. Наконец, выругавшись, напарник отвалился от ствола. Вначале Вальдхайм не понял, почему, потом сообразил: ствол накалился до такой степени, что марево от нагретого воздуха стало сбивать наводку. Стрельба ведь велась без электроники, дающей поправку, просто на глаз, через обычную мушку с диоптрическими кольцами. Спохватившись, Курт выхватил из сумки баллончик фризера, пшикнул на оружие. Ствол покрылся инеем, который почти мгновенно растаял. Снова струя хладагента, шипение. Наконец винтовка вновь была готова к стрельбе. Напарник отдыхал, прикрыв глаза. Вальдхайм толкнул его в бок, и через мгновение вновь по ушам ударили выстрелы.

Черные внизу превратились в мечущуюся, сбившуюся в стадо обезумевшую толпу, которую рвали в клочья тяжелые мины. Снайперские винтовки тоже вносили весомую лепту в уменьшение их количества, иногда пробивая целые просеки в массе народа. Вальдхайм, хотя и принимал участие в нескольких операциях, подобного еще не видел. Обычно уничтожали сотню, максимум две шрехтов. А тут – несколько тысяч человек, и нападающих всего двадцать шесть, включая командира…

Внизу вновь полыхнуло, затем послышался трубный рев, и из сплошной стены огня, в которую превратился городок, вырвались громадные сгустки пламени. Издавая истошные гулкие звуки, они ринулись прямо в гущу мечущихся фобосийцев, внеся свою лепту в увеличение числа мертвецов. Вначале тевтон не понял, что за невиданный прежде союзник появился вдруг у ягд-команды, и лишь чуть позже сообразил, что это попавшие под взрывы кислотных мин элефанты. Ему вдруг стало невыносимо жалко несчастных животных, ставших жертвами беспощадной войны и людских страстей. Осмелившись, он тронул напарника за плечо, и когда тот, недоумевая от такого грубейшего нарушения всех порядков в подразделении, обернулся, Курт показал на уже не передвигающуюся, а бьющуюся в корчах тушу на земле и кивнул головой. Снайпер, а это был Кугель, прикрыл на мгновение веки, давая сигнал, что понял, и вновь приник к прикладу. Выстрел – и шевелящийся комок огня затих неподвижно. Гауптман тоже любил животных, и заставлять их страдать казалось ему верхом жестокости. Проклятых же шрехтов, чернокожих пожирателей себе подобных, он за людей не считал…

Курт стоял на плацу базы в строю со своими товарищами. Ландмейстер Фобоса решил лично прибыть для вручения наград всем членам ягд-команды. Грохотала барабанная дробь, в сопровождении двух полных Братьев Ордена с нашивками комтуров, несущих на скромных подносах коробочки с орденами и медалями, ландмейстер, подойдя к очередному бойцу, поворачивался к одному из сопровождающих, левому или правому, в зависимости от того, чем награждался воин, затем вешал знак ему на грудь. Вот он приблизился к Вальдхайму. Левый или правый?.. Курт не волновался так с момента распределения в Академии. Что ему достанется? Против ожидания губернатор планеты не стал оборачиваться ни к кому из Братьев. Сердце у Курта замерло – неужели обделили?! Но тут ландмейстер вдруг полез в висящую у него на поясе сумочку и извлек оттуда небольшой сверток. Аккуратно его развернул, и юноша чуть не задохнулся от неожиданности: на ладони губернатора лежал орден Черного Креста – высшая награда государства! Очень мало кто мог похвастать таким знаком отличия. Очень мало! Каждый награжденный удостаивался чести иметь право на высеченное в черном граните имя и титул. Камень устанавливался в холле Академии Гроссбурга, высшего военного заведения Новой Тевтонии.

– Во имя Господа нашего, Иисуса Христа и непорочной Девы Марии, лойтнант Курт фон Вальдхайм удостаивается чести Черного Креста и титула барона. Подписано в Гроссбурге, июля пятнадцатого числа в год одна тысяча тридцать шестой от Перехода Гроссмейстером Ордена Братом Конрадом фон Зикингеном собственноручно. Решение утверждено Капитулом Ордена, что подписями и печатями удостоверяется. Формулировка: за раскрытие угрозы Ордену и гражданам Новой Тевтонии…

Сам Крест. Лента на шею. Шпага барона. Свиток, подтверждающий сказанное ландмейстером. Все будто происходило в полусне, настолько это оказалось неожиданностью. От удивления юноша едва не прозевал, когда ландмейстер отступил назад и, придирчиво взглянув, как расположилась награда на груди молодого человека, уже другим тоном, более естественным, произнес:

– Служи честно, служи верно. Во славу Ордена и Пречистой Девы Марии!

Спохватившись, Курт вскинул руку в положенном среди членов ягд-команды приветствии и выпалил:

– Во имя Господа и во славу Его!

Черный Крест… высшая награда Ордена. Она автоматически давала повышение в звании на одну ступень. «То есть я теперь – гауптман? – все еще не мог поверить Курт. – Но за что? Неужели за то, что выжил в форте и смог доложить о тех неизвестных чужаках, а также том, что творили эти черные нелюди? Или за невиданное оружие, на котором, подобно растоптанным жукам, чернели неизвестные письмена? Явно за что-то из этого. Так… Высокие гости удалились. Вон, Лансдорф их провожает. Садятся в машину. Тронулись. Генерал-фельдмаршал возвращается…»

– Вольно! Разойдись!

Через мгновение Вальдхайм оказался в толпе улыбающихся лиц. Его норовили похлопать по плечу, каждый поздравлял с наградой. Юноша растерялся, да что же это? Почему? Другие сделали не меньше, даже больше. Тем более что он все-таки проштрафился перед Святой Инквизицией… Но тут перед ним вырос Готфрид и рявкнул:

– Гауптман! Быстро – заповедь тридцать четыре устава Ордена!

Вытянувшись по стойке смирно, Курт затараторил строки, намертво вбитые в память еще с гимназии: