Александр Митич - Игра в поддавки Страница 15

Тишина за дверью, и у нас тишина. Слышно, как временами потрескивает фитиль свечки. Одна треть уже сгорела. Когда сгорит вся, я зажгу новую, а когда прогорит и она, можно будет рискнуть высунуть нос на улицу. Для пробы. Рассветет еще не скоро, ночью бродить по Зоне мало кто отваживается, но я сейчас смелый. Наверное, это от трусости — понимаю, что оставаться здесь до утра ничуть не безопаснее. Чем раньше мы отсюда смоемся, тем лучше — жаль, нельзя это сделать прямо сейчас.

— Знаешь, — говорю Вычету шепотом, — а Зона, по-моему, тебя любит.

Он смотрит на меня непонимающе.

— Серьезно, — говорю. — Ну гляди: мы вроде вне закона, а до сих пор живы и хорошо продвигаемся. Это раз. «Шнек» нам, точнее, тебе Зона подбросила — это два. Ведь ты его нашел? Опять-таки Зона обозначила выброс, а потом отложила его, чтобы мы могли спокойно уйти от облавы. Это три. Позволила нам найти убежище — это четыре. Как тебе мой устный счет?

— Ты тоже думаешь, что Зона заставила тебя тащить меня к Монолиту? — вопросом на вопрос отвечает Вычет.

— Я? Идиот я разве? Никогда не верил в сказки. Зов — чушь собачья. Просто я думаю, что ты Зоне по нраву. Может, потому что денег не хочешь, может, еще почему, не знаю… Такое бывает, знаешь ли. И ты этого бойся, — говорю. — Были сказочно удачливые сталкеры, некоторых я знал, а почти все в конце концов в Зоне легли. Сволочь она — сначала любуется и бережет, а потом хрясь — и хоронить даже некого.

— Как ребенок, — улыбается Вычет. — Младенец и игрушка. Поиграет, а потом разобьет.

— Во-во, как ребенок. А ты его игрушка.

Улыбаясь еще шире, Вычет качает головой. Он мне не верит. Но хоть улыбаться иногда начал — уже хорошо.

— Значит, ты думаешь, что Зона — существо? — спрашивает он. — А раз существо, то она и любить кого-то может?

— Откуда мне знать? — говорю. — Мне до сих пор просто выжить в ней хотелось и вернуться не пустым, а обобщения не по моей части. Насчет существа ты научников поспрашивай, есть тут у них недалеко лаборатория, может, пересечемся…

— Объект «Янтарь»? — проявляет осведомленность Вычет.

— Ага. Была бы тут нормальная местность — за час бы дошли прогулочным шагом.

— Мы пойдем туда?

— Если нас вынудят, мы еще и не туда пойдем… Тссс!

Вычет — умница — не издает ни звука. Спрашивает одними глазами — что, мол, такое?

Я тоже дыхание затаил. Послышалось? Нет, это шорох был. Шорох за дверью. Вот опять… Едва различимый шорох, но множественный.

— Тихо… — шепчу. — Слышишь? Кто-то мелкий. Но много.

— Эти, как их… бюргеры, что ли? — опасливо любопытствует Вычет.

Анекдот он ходячий. С бюргером я бы пива выпил, сосисок пожрал. А бюреров надо мочить — гадкие они твари. Не могу поверить, что их предки — люди. Скорее бюреры смахивают на горилл, только совсем небольших, мне по пояс, и безволосых. Ноги короткие, а руки, говорят, чудовищной силы. Нападают и поодиночке, и стаей. Еще про них говорят, что умеют они предметы на расстоянии двигать, но сам я этого ни разу не видел и не знаю, верить ли. Одно в них хорошо: света они не любят, как морлоки уэллсовские.

И очень плохо, что почти вся ночь еще впереди, долгая декабрьская ночь… На улице не спасешься. Но свет у нас есть, и оружие есть, и дверь крепкая, авось продержимся. Надо продержаться. Помирать кому охота, а помирать с виной и того хуже. Я ведь Вычета в это дело втравил да еще как старался.

Шорох слышнее стал, потом по двери что-то проскрежетало с той стороны неприятным таким скрежетом. Похоже, лапа когтистая, мощная. Бюреры это, конечно, больше некому.

— Они знают, что мы здесь? — еле слышно шепчет Вычет, а сам напряжен и дышать забыл. Глупый вопрос. Чего тут знать-то?

— Жди, — говорю, — мимо тебя твое не пронесут, — а сам нет-нет, да и взгляну на вентиляционную решетку. Крысе не пролезть, бюреру тем более, но все равно не нравится мне эта дыра за решеткой. Помнится, болтал кто-то в баре «Харчи» о мутировавших дождевых червях, а кто и что болтал — не помню, пьян был, да и года четыре как-никак с той поры прошло.

А воздух становится хуже — наверное, забита вентиляция. Это, пожалуй, к лучшему — хоть оттуда до нас не доберутся. Ничего, потерпим, время есть, а потом будет видно, что и как.

Жаль, нельзя закурить. Самое полезное для нормального человека, не лентяя, занятие — покурить, когда никакой работы нет. Сразу же откуда ни возьмись ощущение: не лодырничаешь, занят делом.

Удар в дверь заставляет Вычета подпрыгнуть. Но оружие у него наготове, а это главное. И руки у парня вроде не дрожат.

Новый гулкий удар, мощнее первого. Что хотите со мной делайте, но этот удар нанесен не лапой. А вот хрена вам, твари, с этой дверью вы не справитесь!

Третий удар заставляет стальную дверь чуть заметно выгнуться в нашу сторону. Чем они там бьют? Бревном, что ли? Быть того не может — негде разогнаться…

— Иди-ка включи-ка свет.

Чего уж теперь, пусть хоть светло будет. Страхуюсь от самой маловероятной случайности. Если дверь окажется слабее, чем я думал, и все-таки рухнет, то ворвавшиеся твари будут хотя бы на недолгое время ослеплены, ну а дальше… убойную силу пули еще никто не отменял, даже Зона.

Вычет исполняет требуемое. Ладно, подождем… Время на нашей стороне. Думайте, твари, думайте, как сделать из нас мясо. Соображайте, время идет.

А свеча, пожалуй, зря горит. Потушу.

— Там! — кричит вдруг Вычет.

Твою мать! Железная решетка на вентиляционной отдушине ходит ходуном, дребезжит на ржавых винтах, а винтов-то всего два…

— Стрелять? — спрашивает Вычет.

— В кого? Там пусто.

Это телекинез, теперь я уверен. Значит, не врали сталкеры о бюрерах — они это умеют. Зябко как-то становится. Мы их только слышим, а учуять не можем, не берет детектор живую массу сквозь стальную дверь, а они нас и услышали, и учуяли, и уже взялись донимать. Решетка-то им зачем?

— Голову береги, — говорю на всякий случай.

Вовремя.

Дзень! Ломая последний крепежный винт, решетка летит, как нацеленная хорошим пинком, — и сразу становится темно. Прямое попадание. Твари целили не в нас, а в источник света. Люминесцентная трубка под потолком разлетается осколками, а свеча гаснет.

— Фонарики! Оба!

Свечу сперва в сторону вентиляционной отдушины — оттуда никто не лезет, как я и ожидал, — затем перевожу луч на дверь. Рядом Вычет с проклятиями копается в рюкзаке. Ага, нашел свой фонарь-эспандер. Качай его, качай. Развивай мускулатуру кисти.

Вновь зажигаю свечу. Теперь лишний источник света нам не помешает, и нет смысла экономить. Прожить бы еще несколько часов, за это время должен кончиться выброс. Потом придется идти на прорыв, потому что бюреры — твари упорные в своих намерениях. Не силой возьмут, так измором.

И как подтверждение моих мыслей — долгая-долгая пауза. Лениво течет ползучее время, капает минутами. Кап. Кап. За дверью тихо. Как не было ничего. Вычет недоуменно вертит головой, то и дело проверяет лучом жужжащего своего фонарика отдушину — не верит, что все кончилось. Это правильно, я тоже не верю. Твари подземелий всегда голодны, они так просто не отступятся.

Почему они — телекинетики! — не могут заставить наши рюкзаки летать, стуча нам по головам, а автоматы саморазрядиться, я в общем-то догадываюсь. Чтобы взять, надо знать, где лежит. Хватать вещи наугад, не видя их, — чего доброго ментальный пупок надорвешь. Бюреры осторожны — работали вслепую только с теми предметами, расположение которых хорошо знали. С вентиляционной решеткой и люминесцентной трубкой.

Но дверь крепка. Может, они все-таки обломают о нее зубы?

И вдруг колесо на двери с тихим скрипом начинает медленно поворачиваться, выдвигая из пазов на косяке стальные стержни.

Однажды я держал новичка, затягиваемого «воронкой». Я и сам был тогда лопоухим желторотиком и лишь в теории знал, что по Зоне нельзя ходить в связке. Словом, позволил уговорить себя, дурак. Пошли, веревкой обвязавшись. Альпинисты гребаные. «Если друг оказался вдруг», ну и так далее. Дело было после заката, а ночью «воронку» увидеть так же трудно, как черную кошку в темной комнате. Почему на аномалию не среагировал детектор — до сих пор не знаю. Конечно, бывают особенные, нетипичные «воронки», но и детектор детектору рознь. Парень крикнул, упал на растрескавшийся асфальт и поехал, а я, сам не знаю как, успел набросить петлю веревки на какую-то надолбу, что торчала из асфальта между нами, сам уперся в нее ногами и попытался остановить затягивание напарника в гравиконцентрат. Не остановил, лишь сильно замедлил. Потом одни старики говорили мне, что я молоток и ничего другого сделать все равно не мог, зато хотя бы попытался, а другие называли меня дурачком, потому что парня я уже все равно не мог спасти ни при каких обстоятельствах, только заставил помучиться. Не знаю, сколько времени я держал — может, минуту, а может, секунд десять-пятнадиать всего. Губу насквозь прокусил, ладони стер в кровь. Потом увидел и услышал, как моему напарнику сломало веревкой позвоночник, да и надолба начала крошиться — и тогда уже хотел резануть по веревке, но нечем было достать нож… а потом парня затянуло глубже, и веревка сама порвалась…