Печать мастера - Тайга Ри Страница 15

* * *

Старый Керн, дом торговца

Коста уже десять мгновений грел руки о глиняную пиалу и медленно цедил жидкий чай. Объяснять зачем он пришел – не пришлось, хотя Коста придумал сразу две причины.

– Помощник мастера… К отцу? Его нет, он скоро будет, – дочь торговца открыла дверь сразу и проводила его на кухню. – Твой мастер был вчера.

Коста удивился, но промолчал – по привычке. Три декады в обозе он вел себя тихо, говорил мало – больше слушал, запоминал и рисовал, “тихий малец” – такое прозвище он получил в караване. Поэтому его так просто пустили в дом. С легкого языка Наставника все знали, насколько он безопасный и молчаливый. Говорит мало, ест много, заикается и – постоянно рисует.

На кухне было пусто и пыльно, как будто редко готовили, или… Коста увидел край мерных алхимических весов, рассыпавшиеся веточки травы с красивыми соцветиями, маленькие холщовые мешочки, с витой тесьмой сверху и красным оттиском краски на боку… или кухню используют для других целей.

– Чай, высокогорные сборы, – пояснила дочь торговца резко, отобрав сухую веточку из рук и раздвинула ширму, перегораживая часть кухни. – Теперь торгуем чаем, идет хорошо.

– А соль? Сушеные водоросли и ткани?

– Соль? – переспросила дочь торговца. – Уже продали всю…

– А т-т-ткани?

– И ткани…

Коста смотрел, как девушка наклоняет голову, врет и улыбается без тени смущения. Мастер прав – он совсем слепой. Как щенок. Так и не научился видеть “сути”, ни людей, ни явлений.

* * *

Торговец вернулся раньше, чем Коста допил первую пиалу с чаем. И тоже не удивился визиту и отсчитал дочь.

– Вот, – глиняная пузатая бутыль, ещё запечатанная сверху воском, перекочевала из рук в руки. – Я говорил вчера твоему Мастеру, что нам без надобности, чтобы забирал сразу, а не посылал ученика! Мы уже продали все рулоны, – торговец холодно улыбнулся. – Но он настаивал, что это лучше позволит краске пропитать ткани.

… Нет, нет, больше заказов для писарей нет…

… Соль? Продали всё, нужно будет снова ехать…

… Вернемся на побережье…

Коста кланялся и снова и снова настойчиво выспрашивал про заказы. Он юн, но учится у Мастера, ему очень нужны фениксы. Он может переписать для господина учетные книги, или изобразить портрет юной мисс, или нарисовать хорошую вывеску – он умеет, пока торговец наконец не перестал улыбаться и просто выставил его вон.

Люди лучше всего запоминают первое и последнее сказанное, так учил его Наставник Хо.

На улице Коста поглубже натянул капюшон на голову и обернулся – окна дома, из которого его только что выставили, гостеприимно сияли теплым желтым светом.

* * *

Во флигель он крался в темноте, как мышь, стараясь, чтобы ни входная дверь, ни одна из ступенек не скрипнули. Света был погашен везде, дверь в комнату Мастера плотно закрыта, стол внизу чист.

В его каморке, на столике у тахты стояла миска, прикрытая полотенцем, и рядом два одинаковых фиала с эликсирами на куске пергамента, где рукой мастера было выведено: “вечер”, “утро”.

Коста вынул пробку и понюхал – успокоительное, а потом во вздохом вытащил из кармана пузатую глиняную бутыль, которую ему дал торговец, и пристроил рядом.

Деньги за состав ему вернуть отказались.

В первой же алхимической лавке по пути ему указали мастера, по привязанной к бутыли бумажке. И конечно, мастер Хо выбрал самую дешевую лавку из всех и самого скаредного алхимика.

– Нет, нет, – сразу замахали на него руками. – Деньги не возвращаю, я вчера сразу говорил вашему мастеру – такой состав никто не заказывает, потом не сбыть – где это видано, чтобы краски укреплять, чтоб не горели и не смывались… краски по ткани сразу особые идут, отличный состав – у него есть, если юный ученик желает…

Юный ученик не желал.

Коста вообще не успел сначала вставить ни слова, и только когда алхимик убедился, что он не хочет требовать деньги обратно, пояснил, как использовать – четыре капли на большой котел, полоскать, сушить и вещи, как новые.

Ужин Коста старательно умял, а потом зажег ещё пару свечей, расстелил пергаменты на столе и начал – рисовать.

Рисовать всё, что запомнил этим вечером. Каждую деталь: холодную улыбку торговца, угол мерных весов на кухне, ширмы, рассыпанные по столу соцветия, оттиск на холщевых мешочках, морщины на лице алхимика…

Наблюдать. Созерцать. Впитывать и никогда не вмешиваться – так говорил Мастер. Писарей не замечают, писари меньше, чем никто, но это вовсе не значит, что ничего не должен замечать писарь.

У закрытой двери мастера Коста простоял с поднятым вверх кулаком пару мгновений, сжимая в другой руке листки, на которых ещё не до конца просохла тушь.

И – опустил, так и не постучав.

“Вопрос уже решен, щенок! Я сказал, всё уже решено!”

* * *

Утром в день шестого спуска Коста поднялся затемно, так рано, что на небе ещё были видны последние звезды. Натянул в темноте штаны, ханьфу и прокрался вниз.

Когда он вернется днем – отряд уже уйдет. Разорвать контракт имеет право каждый вольнонанятый – а он просто хочет жить. Жить, а не остаться внизу, как Тео.

Коста гадал, сколько в этот раз продлится молчание. Они могли не разговаривать день, декаду или две, если мастер бушевал особенно сильно. Он вздрогнул, вспомнив последний уровень, и то, что осталось от весельчака Тео.

Нет, не пойду. Даже, если будет молчать несколько декад.

Сегодня опять идти вниз, и опять темно, сырость, переходы, страх, и опять будут дрожать пальцы.

Не пойду.

В животе бурчало, мороз кусал щеки, в окнах пекарни на нижнем ярусе уже горел свет, и Коста обогнул флигель в надежде перехватить горячий чай и лепешку.

– Ой, мистер, завтрака ещё нет, – всплеснула руками девочка. У суровой вдовы, правящей хлебной лавкой железной рукой – было две дочери, старшую из которых она нещадно гоняла. Коста не раз и не два видел, как та ревет на кухне над тестом, когда забирал подносы. – Вы рано… сейчас поспеет… – в котелке над огнем ароматно булькала каша. – Матери нет, так в храме она, ставит свечи Маре…

Коста кивнул и молча посмотрел в сторону чайника и лепешек.

– Сейчас налью, – всплеснула девочка руками, и так неловко, что пиалы закачались на краешке стола и упали, разлетевшись осколками. – Только матери не говорите, – затараторила она.

Коста кивнул ещё раз, присел молча, покрутив черепок в пальцах и вздохнул.

– Скажешь