Плут - Иван Солин Страница 15

Глава 4

ГЛАВА 4

— Вот и ещё десять лет прошло, — печально прозвучало из середины пещерного зала, а у меня от вида столь прекрасного создания и звука её очаровывающего своей меланхоличной пронзительностью прекрасного голоса, словно грустный звон серебряных колокольчиков, аж в груди всё так и завибрировало, а на глазах выступи...

Хотя стоп, это ж мой медальон на груди задрожал. Причём совсем так же, как и когда я зачитывал перед золотоволосой магичкой-вампиршей, а её потом всю скрутило и вывернуло, то ли от моего таланта рэпера, то ли от силы глагола, так сказать, автора тех строк, хотя, как мне всё больше теперь кажется, всё же от некоего защитного механизма медальона.

Ну точно, это тогда я отключил Ви́дение, чтобы не отвлекало в предстоящем мне, с позволения сказать, бою, а вот сейчас-то я прекрасно Вижу, как активизировались плетения медальона, и вокруг меня словно вихрь завертелось множество произрастающих из него энергетических нитей, будто плети хлещущих всё, до чего в состоянии дотянуться в радиусе шагов так пяти. Видимо, это именно они и вывзвали тот приступ рэпоненавистничества у златовласки, ну и спасли меня от её жуткого кинжала.

Так а теперь-то, что? Отчего это моё украшение опять «зажужжало»? Опасность? Предчувствие? Неосознанная активация мною, насторжившимся? Быть может, оно заработало в каком-то режиме, при котором побочкой оказалось столь пагубное воздействие на желудочно-кишечный тракт? Что вообще происхо...

— Ты пришел ко мне? Ты принес сладенького? — прервав мои мечущиеся мысли, всё также депрессивно, но пугающе-очаровательно обратилась ко мне, как видно тщетно прячущемуся за одной из «колонн», прекрасная девушка, что находилась в самом центра пещерного зала.

Что ж, раз о моем присутствии известно, то нет смысла и дальше прятаться, поэтому выхожу из-за укрытия и, опираясь на трость, ковыляю к той, ради которой, по-видимому, мне и всучили ту коробку монпансье.

— А как же фигура, милая? — демонстративно оглядываю прекрасный стройный стан этой вот, чересчур как по мне, не особо фигуристой милой юной особы с белой кожей, платинового цвета волосами едва не до пояса и огромными серыми, нет, серебристыми глазами.

Заговорив подобным образом, я решаю бороться со страхом и нервяками традиционным способом, то есть нападать, пусть порою это и выглядит жалко, но что поделать, не́чего мне противопоставить столь могущественной сущности, кроме красноречия.

— Все, кто приходит ко мне, приносят сладкого. У меня немного радостей, зачем ты меня обижаешь? — едва не плача и таким голоском, что даже сердце сжалось, да возникло желание броситься её утешать, ответила мне та, кто, судя по началу разговора, раз в десять лет принимает в своей пещере таких вот как я «Аладдинов», приносящих ей конфеток, или что там ещё хитрожопые Вольнопольские дадут им на дорожку, а уж дальше она их...

А вот это мы и выясним:

— Ты получишь конфеты. Сладкие, разноцветные, очень ароматные и вкусные. Причем каждая имеет свой вкус. Мне вот — больше всего понравились вишнёвые и...

— Дай! — протянула ко мне руки беззвучно рыдающая малышка, так, к слову, и не сдвинувшаяся с места, точнее не пересёкшая определенную черту, а я себя прям последней сволочью почувствовал от такой её реакции.

— Обязательно, малыш, обязательно. Я отдам тебе их все, но-о... — задумчиво протянул я последнее слово, постукивая указательным пальцем по подбородку и уставившись куда-то вверх, хотя и ощущал себя при этом, откровенно, уродом, мучая несчастное создание, неведомо сколько уже заточенное в подземелье.

Но не время сейчас утопать в сентиментах, ибо это самое «неведомо сколько» как раз и пугает до ус... до жути. Да и нет лучше маскировки для коварного зла, чем облик прекрасного, слабого и беззащитного создания. Тем более, когда оно чем-то ограничено и не может просто так добиться своего. А стоящая в десяти метрах от меня красивая девочка примерно моего возраста, босоногая, это когда я кутаюсь в шарф, в простом тоненьком платьице белого цвета, ну насколько я могу судить в синеватом свечении мха — никак, похоже, не могла покинуть некую окружность в центре зала. А значит, узнице только и остается что манипулировать мной для достижения своих целей. Правда, это также вовсе и не значит, что она не может пересмотреть их и тупо грохнуть наглеца. Так что не стоит и перегибать.

Но вот, моя затянувшаяся до противного театральная пауза была прервана всхлипывающим голоском:

— Что ты хочешь, злой мальчишка?

— Мир во всём мире, полагаю, не стоит просить? Ну ладно, расскажи мне, лапочка, как я могу уйти отсюда целым и невредимым, да так, чтобы ты, драгоценная моя, ни действием ни бездействием мне не навредила?

— Ты не хочешь спасти меня? — до нереальности округлив свои глазища, в которых я, блин, тону потихоньку, очень удивлённо и одновременно обиженно промолвила своим дрожащим голоском эта поистине страшная особа, так как я срочно захотел всё бросить и кинуться её спасать от чего угодно. — Никто не хочет спасти меня.

И упав на колени, попыталась увести тему разговора в сторону, до щимящего ощущения в сердце разрыдавшись, от чего я очень захотел влепить себе, бесчувственной скотине такой, крепкую пощечину. Но вскоре эта хитрая особа угомонилась и, утерев рукавом глаза, удивила меня, вернувшись к моему вопросу.

Серьёзный противник. Чего же ей от меня надо-то? Ну, раз она не воспользовалась тем, что я уже и сам, утопая в чувстве вины, едва не позабыл о своем вопросе.

— Ты можешь уйти хоть сейчас, но тогда я наврежу тебе бездействием, — мило загибая пальчики, принялась перечислять традиционно уже депрессивным голоском эта, не обманущая меня своим несчастным образом коварная девица. — Если же ты сделаешь то, ради чего сюда приходили все до тебя, то спокойно уйдешь, став сильнее.

О как! Это что ж получа...

Но тут последовал и третий вариант развития ситуации, прозвучавший робким голоском, да ещё и с душераздирающим вглядыванием мне в глаза. И куда там коту из Шрека, мамма мия... Бррр, если б не был так напуган, то влюбился бы.

— Но... но если ты спасёшь меня, то... Ай! — закончить девочка так и не смогла, так как её скрутила боль, и она опять упала на колени. — Я... я не могу сказать, прости.

И, аниме нас всех сохрани, как же она на меня посмотрела в этот момент! Не будь я