Антон Корнилов - Рыцари порога.Тетралогия Страница 15

— Да ладно, — пожал плечами Кай. — Ты ж не виноват. Пошли. Перси нас заждался.

Уходя, он еще раз оглянулся на того, кто был виноват. Аскол уже не выл. Он лежал ничком в траве, и длинное тело его вздрагивало от сдерживаемых истерических рыданий.

* * *

До Перси Кай добрался в одиночестве. Покинув заросли у Дерьмовой Дыры, приятели умылись у колодца неподалеку от городского рынка в Ледяном Ключе, где вода была такой холодной, что нельзя было сделать два глотка подряд. У Ключа вечно толпились торговцы и прочие горожане с бадьями, ведрами и мехами, но Бин так жалко выглядел, что мальчишек пустили без очереди.

Лист подорожника, приложенный к раненой щеке, быстро унял кровотечение, но рана все равно смотрелась страшновато. Потом Бин заявил об ужасном голоде, разыгравшемся, очевидно, вследствие переживаний, и предложил Каю заглянуть к нему домой, перехватить хотя бы краюху хлеба. «Мамаша все равно спит, — сказал Бин. — Она так рано никогда не просыпается», — добавил он, глянув на солнце, которое уже клонилось к горизонту. Кай, вспомнив, что сегодня так и не успел позавтракать, предложение поддержал.

Но ожидание Бина не оправдалось. На его беду, мамаша не спала. Вообще-то Кай давно уже ее не видел (Бин никогда особо не приглашал в гости) и, разглядев сейчас, поразился: какая же все-таки красивая мамаша у Бина, прямо как графиня, а то и королева! Лицо белое-белое, губы красные-красные, платье такое пышное, что под подолом свинью с десятком поросят спрятать можно. Только руки, хоть и унизанные перстнями с громадными тусклыми камнями, крестьянские — темные, с узловатыми пальцами. Когда перед ней предстал раненый сын, она всполошилась и первым делом прокляла разбойника и душегуба Кая, втравившего Бина в ужасную драку, а вторым — пустила в ход тряпки и настойку благоцвета. Голова Бина мгновенно стала похожа на капустный кочан. Дальнейшие этапы лечения Кай наблюдать не стал. Он подхватился прочь, как только мамаша Бина отвлеклась от отпрыска и, очевидно вспомнив о непрошеном госте, обернулась к камину, у которого стояла массивная закопченная кочерга.

А с Перси даже поговорить не пришлось. На стук в окошко выглянула конопатая Тонка, — младшая сестренка Перси, и, ковыряя в носу, сообщила:

— А он отрубей обожрался, которые для индюка приготовили. Лежит, охает. Папка его драть хотел, а потом не стал. Сказал, что на Парад Ремесел его самого вместо индюка зарежет и зажарит. Жалко вообще-то… — серьезно добавила Тонка. — Перси хороший, он мне куклу из соломы сделал.

— Может, и не зажарит, — обнадежил девчушку Кай, — может, передумает…

Так и пришлось Каю возвращаться домой одному. Дома он застал дедушку Гура, который, проспав весь день, теперь ужинал (или, точнее сказать, завтракал) перед выходом в ночной караул. Хотя на столе снеди было точно в праздничный день — и жареная курятина, и пареная картошка, пересыпанная сочными корешками мясоеда, и кукурузная каша с чесночной подливкой, — дедушка ел без аппетита и недовольно бурчал под нос. Мол, чтоб хапуны уволокли этого премудрого господина Сули в огненные реки Темного Мира за то, что придумал этот проклятый караул. Толку с караула как с навозной мухи — людям только надоедать стуком колотушек, и больше ничего. Ведь как господин городской голова порешил: ночной караул покой горожан оберегать должен от воров и буйных пьяниц, а на деле что получается? Настоящих воров ловить — специальный навык нужен, а насчет буйных пьяниц, так некоторые из караульных любому выпивохе-буяну сто очков вперед дадут.

Взять того же проклятущего Гаса. Ну зачем этого никчемника в караул назначили? Явился он не проспавшись, кожаный шлем нацепил набекрень, а выданное копье волочил за собой, как беременная баба — метлу. И это еще полбеды. К полуночи сбежал в трактир и так там нажрался, что какого-то приблудного кобеля принял за собственную козу и пытался его подоить. Когда у него это по понятным причинам не получилось, Гас обиделся сразу на весь свет и решил выместить злобу на кузнеце Собе, которого с пьяных глаз перепутал с одноруким и колченогим городским нищим Стифом. Кузнец Соб единым могучим ударом положил конец заблуждениям Гаса и едва не положил конец самому Гасу…

Кай, уплетая кукурузную кашу, слушал дедушку Гура, и ему почему-то казалось, что дедушка говорит вовсе не то, что хочет сказать. Дедушка как-то странно посматривал на матушку, которая, непривычно возбужденная, металась от плиты к столу. То и дело принималась чистить метелкой и без того вычищенные комнаты и несколько раз вполголоса запевала одну песню, ту, что вчера вечером пел ей рыжий Корнелий: о славном рыцаре, у которого могущественный колдун похитил возлюбленную, и он (рыцарь то есть) дал с горя обет жениться на первой встречной. А встретилась ему уродливая нищенка, которая впоследствии и оказалась той самой возлюбленной, заколдованной, конечно, колдуном, потому что не ответила взаимностью на его порочную страсть. Запевала и тут же обрывала себя. Поев, дедушка взял с собой узелок с едой, направился к выходу, а на пороге остановился.

— Ну, Анна!.. — проговорил он, сведя на переносице седые брови. — Ну смотри у меня!..

Матушка на это непонятное предупреждение только покраснела и опустила глаза. Впрочем, когда дедушка ушел, она снова запела песню — уже в полный голос и нисколько не стесняясь.

«И чего дедушка злится? — подумал Кай, с полным животом направляясь во двор. — Хорошая же песня…»

Он взгромоздился на плетень, высматривая в сгущающихся сумерках вертлявую фигуру менестреля и его громадного спутника-огра. Матушка тоже не единожды выходила на крыльцо.

— Кай! — звала она. — Сынок! Темно уже, пора спать ложиться!

Какое там — «ложиться»! Кай только фыркал в ответ, а матушка, как ни странно, не настаивала. Возвращалась в дом, с тем чтобы через четверть часа снова выглянуть и позвать.

«Неужто не придет? — забеспокоился Кай, когда уже совсем стемнело. — Обещал ведь!»

И только он так подумал, как вблизи раздались тяжелые шаги, и знакомый голос проговорил:

— Здесь, что ли? Ни хрена не помню… Эй, дружище Ххар! Хватит задницу чесать. Отсидел, что ли, за день, бездельник? Ну-ка глянь… Этот дом или какой другой?

— Этот! — закричал Кай, слетая с плетня. — Сюда, господин Корнелий, сюда!

Глава 3

Как того и следовало ожидать, Корнелий был уже крепко выпивши. Очевидно, он все-таки разыскал в городе таверну, хозяин которой не являлся таким скупердяем, как толстозадый Горн, и в отличие от него следовал обычаям, по которым менестрель платит за выпивку исполнением песен и баллад.