Василий Звягинцев - Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром Страница 157

Она даже помолодела, так мне показалось.

Но уже через полчаса я ощутил в ее отношении ко мне тщательно скрываемый холодок. И не стал делать вид, что этого не замечаю.

— Что, Ирок, начинаем пятый круг?

— Ты о чем? — вроде бы удивилась она.

— Разве неясно? Четыре варианта отношений мы пережили. Семьдесят пятый — семьдесят шестой, потом лето восьмидесятого, прошлые зима-лето, от пропажи Берестина до ухода на Валгаллу, сама Валгалла, и вот теперь… Помнишь, что ты мне пообещала?

— Я помню, а ты? Ты хорошо все помнишь?

— Безусловно. Супостата мы одолели, главное условие выполнено. Я от своего предложения не отказываюсь. Кольца и шампанское за мной. Осталось решить насчет платья и фаты…

Она остановилась, прислонилась спиной к раздвоенному стволу молодого клена.

— Мне бы радоваться сейчас, на шею тебе броситься… А вместо этого плакать хочется. Нет, ты не думай, я счастлива. Сколько мечтала… Только я боюсь… За нас обоих боюсь. Ты думаешь, ты не изменился?

— С чего бы вдруг? — спросил я, но сам понимал, что она и сейчас права.

— Ты знаешь. Разве сможешь ты жить теперь, как все нормальные люди? Иметь свой дом, семью? Работать, детей воспитывать?

Я вздохнул. Уж это точно. Отравлены мы навсегда. Оно и раньше плохо получалось — делать вид, что все вокруг нормально и «все действительное разумно», а уж теперь… Чего я и кидался в любую подходящую авантюру, будь то поездка в «горячие точки» или война с пришельцами.

— А хоть бы и так, Ириша? Все равно же мы будем вместе. Пусть здесь или на планете у Антона — он ведь приглашал, или с ребятами отправимся двадцать третий век искать…

— Вот именно. С ребятами… Нас одиннадцать человек здесь. И как ты все дальнейшее представляешь, если нам придется до смерти друг возле друга держаться? Олег с Ларисой, Дмитрий с Наташей, у них проще. А с Алексеем как быть? И еще есть Альба, она с тебя глаз не сводит, уверена, что рано или поздно тебя отобьет… — Покачала головой, улыбнулась грустно.

— У нее пройдет, молодая… — только и нашел я, что ответить.

— Я тоже была молодая, однако не прошло.

— Слушай! — вдруг сорвался я. — Так что, всю жизнь и будем по сторонам озираться, как бы невзначай не обидеть кого? С Алексеем это твоя проблема, нужно ли было ему что-то обещать…

— Видишь, как плохо. Еще ничего не решили, а ты уже готов в нем чуть не врага видеть. Давай подождем… немного. Ведь больше ждали.

Она протянула руку, чтобы погладить меня по щеке, как часто делала раньше. Я чуть было не отстранился, но вовремя опомнился. Она-то в чем виновата? И не я ли читал ей симоновскую «Хозяйку дома», учил, как себя вести в нашей боевой команде? Вот и научил…

Но этот чисто личный эпизод как-то разрядил обстановку. Видимо, подобную же беседу она провела и с Берестиным, на ближайшее время обеспечив мир и спокойствие.

Да и Антон, как радушный хозяин, делал все, чтобы мы чувствовали себя в его владениях, как на фешенебельном курорте, тем более, что возможности у него для этого имелись.

Каждого из нас такое положение вполне устраивало, ведь даже между собой мы инстинктивно избегали разговоров о будущем.

Только Борис с Герардом проявляли нетерпение. Но их понять было можно.

И день, по-моему, на седьмой, когда собравшись вечером в большом холле, предназначенном для рыцарских пиров, мы смотрели трехмерный видеофильм о родной планете Антона, чересчур, на мой взгляд, рекламный, Борис поставил вопрос ребром. В том смысле, что бессмысленное времяпрепровождение им надоело и не пора ли уже Антону выполнять свои обещания. Я заметил, как при этих словах Альба вздрогнула.

— Ну, раз так, давайте поговорим, — согласился Антон. — Для меня лично технической проблемы тут нет. Прямо сейчас я могу организовать переход в любую точку Земли в 2228 год. Вы в этом году стартовали? Проблема возникает у вас. Первое — вы готовы разумно объяснить своим современникам и соотечественникам, как получилось, что вы вернулись втроем и без корабля?

— Объясним так, как есть на самом деле, — сгоряча выкрикнул Герард, но Борис его не поддержал, а, напротив, помрачнел. Я понял, о чем он задумался.

— Допустим, — согласился Антон. — Хотя не думаю, что это будет так уж просто сделать. Однако против факта вашего возвращения никто спорить не сможет и все как-нибудь устроится. Беда в другом. Вашего мира, в котором вы жили, в данный момент физически не существует. Это понятно? Он не более чем одна из вероятностей. Если вы туда вернетесь, вероятность зафиксируется. Именно в том виде, как вы ее помните. Но в вашем мире отсутствовала информация о тех событиях, что происходят на Земле сейчас. Значит, их быть не должно. И тогда вашим товарищам, — Антон широким жестом показал на всех нас, — возвращаться будет некуда. Они смогут после вашего ухода попасть лишь в ту единственную реальность, которая определяет необходимость и возможность вашего существования в вашем варианте XXIII века… А она сильно отличается от привычной для них… Как вы на это смотрите?

Удар получился сокрушительный. Однако Борис сохранил самообладание.

— А если наоборот? — спросил он. — Сначала они возвращаются домой, а потом мы?

— Та же история. Зафиксировав нынешний вариант реальности, мы получим в XXIII веке ситуацию, в которой земляне знают о существовании Галактического союза, поддерживают с ним постоянные дружеские отношения, имеют колонию на Валгалле и так далее. Согласны вы вернуться в такой мир?

Мне показалось, что Антону доставляет даже своеобразное удовольствие говорить то, что он говорил. Но я эту мысль отогнал. Не садист же он. Скорее просто у них такая манера. Как у американских врачей, которые подробно объясняют пациентам, чем они больны и когда следует запасаться гробами.

И еще я подумал, что почти то же самое я говорил Альбе во время нашей первой беседы на Валгалле, чисто интуитивно догадавшись о возможности такого вот пассажа. Оттого, может быть, она сейчас выглядела спокойнее и Айера, и Корнеева.

— Тогда как вообще могло получиться, что мы встретились? — спросил Борис.

— В этом все и дело. Совместными усилиями всех здесь присутствующих, — Антон позволил себе слегка усмехнуться, имея в виду и себя, и нас, и Ирину, как представительницу третьей стороны конфликта, — в районе Валгаллы все причинно-следственные и пространственно-временные связи настолько деформировались, что флюктуации задели и ваш маршрутный тоннель. Он ведь вневременной…

— Обычное дело, — вдруг вставил Воронцов, — во время войны нейтральные корабли нередко налетают на мины, поставленные не для них.

— Нам от этого не легче, — огрызнулся Айер. Он, кажется, всерьез решил, что мы перед ним виноваты. А может, он и прав. Кого должен винить человек, на своем дачном участке подорвавшийся на гранате, оставшейся с гражданской войны? Белых, красных, Октябрьскую революцию или сразу Карла Маркса?

В ходе разгоревшейся многочасовой дискуссии, перешедшей, к счастью, в общетеоретический план, выяснились многие интересные вещи.

Поскольку и в «обычных» условиях количество причинно-следственных связей так велико, что их невозможно просчитать ни на одном компьютере сколь угодно большой мощности, а в нашем случае естественный ход событий нарушался слишком уж грубо и по многим векторам сразу, теперь уже никто не в состоянии достоверно определить, что из случившегося и в какой мере является артефактом.

То есть вполне возможно, что первый поход Берестина в 1966 год создал условия для моего знакомства с Ириной, деятельность Воронцова в 1941 году спровоцировала ее появление на Земле, наше проникновение на Валгаллу предопределило полет в тот район «Кальмара» и так далее. Развивая данную гипотезу, вполне можно вообразить, что вообще любое наше действие, которое мы предпримем, вызовет на Земле дальнейшие неконтролируемые и непредсказуемые последствия.

— Одним словом, если я правильно тебя понял, — с ледяным спокойствием обратился к Антону Воронцов, — в лучшем случае ты оказываешься… дилетантом, — но это научное слово прозвучало у Дмитрия, как хлесткое оскорбление, — а в худшем — провокатором. Нет? Вспомни наш с тобой самый первый разговор…

— В какой-то мере должен признать, что определенную некомпетентность я проявил… — согласился с ним Антон, по-прежнему невозмутимый. — Хотя следует еще определить, можно ли назвать это так, то есть возможна ли вообще компетентность в вещах, в принципе непредсказуемых. Но пусть даже и так. Я не хочу оправдываться. Каждая наука — а дипломатия наука в гораздо большей степени, чем какая-нибудь математика, физика и тому подобное — всегда исходит из реальностей психологии, истории, метеорологии даже, если угодно. И мною были учтены и просчитаны все доступные прогнозированию вероятности. Если бы каждый фигурант нашего дела точно и правильно выполнял свои функции — говорить было бы не о чем. Вот и получается, что, как бы я ни ошибался, а только и ваша вина тут не последняя. Простите, вы-то вели себя как? Столько импульсивности, безудержной самодеятельности, страсти к самоутверждению… А ведь каждый шаг в сторону, как любишь повторять ты, Андрей, может перевернуть всю дальнейшую жизнь… Возьми даже твою последнюю выходку, Дмитрий, когда ты собрался застрелить Сталина.