Ганс Грохман - Американский рейд Страница 16

Смеркалось, и прогулка, не смотря на приближающийся комендантский час, стала принимать романтический оттенок, пока нас не попытались гопнуть. Два латиноса и один белый, внезапно возникли перед нами, и, наведя на меня стволы, предложили пожертвовать в пользу страждущих все имеющиеся в наличии ценности.

Эх, ребята, вам бы жить да жить, спокойно, никого не трогаючи, глядишь, и дожили бы до старости. Я, конечно, не такой профи в рукопашке как тот же Кит, но два года шараханий по учебному центру не прошли даром. А эти трое, похоже, не знали, что в реальной жизни тоже можно исполнять приемы рукопашного боя, не такие красивые и вычурные как в кино, но гораздо более простые, жестокие, быстрые и эффективные.

Моя спутница, по-видимому, догадывалась, что просто так я им ничего отдавать не собираюсь, спряталась за мою спину, и испуганно сжавшись, мелкими шажками отходила в сторону, подальше от меня, освобождая тем самым сектор работы — уж и не знаю, играла ли она, или действительно испугалась, но выглядело ОЧЕНЬ реалистично. Один из латиносов направил пистолет на нее, а белый, видя, что я не собираюсь лезть за бумажником подошел, и, уткнув ствол револьвера в мою голову, прошипел что-то злобное.

Разбирать его шипение я не стал, а крутанув головой в сторону, и перехватив руку с оружием, ударом ладони сломал локтевой сустав этой самой руки. И сразу же после этого, скользнув за спину орущему от боли гопнику, произвел три выстрела. Стрелять пришлось, нажимая на указательный палец руки бандита, который тот еще не успел убрать со спускового крючка. Одновременно с моими, прозвучали и выстрелы двух латиносов, но их пули попали в используемый мною живой щит, зато мои достигли цели.

Качественно сработал, даже добивать никого не пришлось — белый был убит наповал своими же коллегами, один латинос получил от меня пулю в голову, и как следствие, слегка пораскинул мозгами, второй две в корпус и похоже серьезно, так как доходил на глазах. Однако наши выстрелы могли быть услышаны, поэтому подхватив под руку, слегка ошалевшую от подобного зрелища даму, я поспешил удалиться.

— И часто тебе приходится так делать? — Спросила Женя слегка подрагивавшим голосом, похоже, она все-таки действительно испугалась.

— Как тебе сказать, иногда бывает и такое. Ну, что, сколько еще до тебя?

— Уже пришли, — сказала спутница, остановившись у подъезда трехэтажного дома, — ты как обратно собираешься добираться, ведь через пять минут начнется комендантский час?

— Еще не знаю, — честно признался я, — а что, есть предложения?

— Ну, в принципе, можешь у меня переночевать, не то пока дойдешь, половину городского гарнизона национальной гвардии перебьешь — видела уже.

— Идет, только я сначала ребятам прозвоню. — Сказал я, после чего, достал рацию и попробовал связаться со своими, на удивление получилось. Предупредив, что буду завтра, я со спокойной душой вошел в открытую дверь подъезда.

Мы сидели на кухне и ужинали, как оказалось, Женя очень вкусно готовила. С улицы временами доносились приглушенные расстоянием выстрелы, и для придания более домашней, а может и романтической обстановки, Евгения принесла на кухню небольшой магнитофон.

Из динамиков этого старенького чуда японской техники, своим знаменитым хрипловатым голосом Найклбэк пел о том, что когда-нибудь мы увидим день, когда никто не будет врать, никто не будет плакать, и никто не будет умирать — да уж, актуально, ничего не скажешь. От вникания в смысл пацифистской песни меня отвлек аромат кофе.

— Здесь курить можно? — Спросил я начинавшую нравиться мне все больше Женю.

— Конечно, — сказала она, и поставила передо мной извлеченную из кухонного шкафчика пепельницу, — пожалуйста.

— Давно одна? — Не найдя лучшего предлога для продолжения разговора спросил я.

— Год. С тех пор как развелась со своим бывшим, — ни разу не смутившись, ответила собеседница, — а ты давно ЭТИМ занимаешься? — Спросила она, показав на две Беретты, висевшие в оперативке поверх свитера, который в свою очередь скрывал от посторонних глаз бронежилет — плащ я оставил в прихожей на вешалке.

— Грубо говоря, месяц, — сказал я, закуривая сигарету, — хотя конечно, активной работы на много меньше.

— В смысле «активной»? — Не поняла Женя. — У тебя что, бывает и пассивная? — С двусмысленной улыбкой добавила она.

Я затянулся сигаретой, подбирая ответ. — «Активной» это значит непосредственно поисковой, бывает, что по нескольку дней ждем заказа, да и на то, чтобы сюда из Канады пробраться тоже время ушло.

За окном тем временем пошел дождь, и я вдруг подумал о горячем душе.

— А кого больше — тех, кого ты убил, или кого спас? — Ее вопрос поставил меня в тупик, а ведь действительно, спасенных нами хорошо если в десять раз меньше чем убитых. Но мне не хотелось выглядеть в глазах этой привлекательной молодой женщины, ни Рембо, ни тем более маньяком.

— С этими тремя стало больше убитых, — решил я солгать, и туша в пепельнице окурок спросил, — а душ у тебя есть?

— Да, конечно, — спохватилась Женя, — идем, провожу.

Она провела меня в душ, и, показав особенности использования американской сантехники, удалилась. Оставшись в ванной один, я стал раздеваться — сначала снял свитер, потом бронежилет, после наступила очередь оружия: оперативка с береттами, два магазина с чехлами на запястьях, пояс с подсумками, рацией и сотовым телефоном, по револьверу с каждой голени, затем снял оставшуюся одежду, и залез в душ. Дверь я не стал закрывать специально — мало ли, а вдруг? Не стал закрывать и дверцу душевой, чтобы иметь возможность наблюдать за вещами и оружием.

Минут пятнадцать я нежился под горячими струнами, а потом, воспользовавшись открытой дверью, ко мне вошла она. Это был секс, СЕКС и SEX. Сначала в душе, потом на кухне, сразу после перекура, затем в спальне, и так до глубокой ночи — сказалось полуторамесячное воздержание. Как уснул, не помню, но проснулся я ближе к семи утра от кофейного аромата. Пройдя на кухню, я застал там Женю, разливающую из медной турки источавший невероятный аромат напиток.

— Ты уже проснулся? — Лукаво поинтересовалась она.

— Как видишь, — сказал я, улыбнувшись, — как самочувствие?

— Великолепно. — Сказала Женя, и подойдя ко мне вплотную, подарила долгий и откровенный поцелуй. Как я мог устоять? Пришлось потратить на любовные игры еще час. Уже потом, связавшись с ребятами, и договорившись, что в девять они за мной заедут, позавтракав с Евгенией, выпуская сизую струю табачного дыма в потолок, я спросил ее — что заставило ее работать на компанию вроде моей.

— Понимаешь, раньше я работала в Питере переводчиком, на работе познакомилась с Николасом. Он был вежлив и учтив, влюбился сразу и по уши, — улыбнулась Женя, — приехал через месяц с предложением руки и сердца. Я согласилась, дурой конечно была, но обратно уже ничего не вернешь, как бы местами, ни хотелось. В общем, первые полгода совместной жизни прошли хорошо, Ник выпивал, но держал себя в руках. Однако потом у него начались неприятности, сначала понизили, а потом и вовсе уволили. Вот тогда все и началось — пьянки, скандалы, рукоприкладство, а потом и вовсе избиения. Спустя полтора года, когда совместная жизнь стала совсем невыносимой я ушла. Детей у нас не было, поэтому никаких угрызений совести по поводу совершенного поступка я не испытывала. Подрабатывала официанткой в дешевых забегаловках, воспитательницей в детском садике, перебивалась, как могла, но старалась насобирать на обратную дорогу.

— А этот твой Ник, не пытался тебя вернуть, ну извиниться там, цветы, конфеты, все такое?

Женя снова улыбнулась своей печальной улыбкой. — Нет, бывший меня, конечно, искал, когда находил — избивал, и мне снова переходилось менять место жительства. Что-то кстати давненько уже не объявлялся, может, пристрелили его, наконец? Ну, а потом взрывы, беженцы, бандиты разгулялись, они и раньше бывало, шалили, но после этих перипетий, так и вовсе, как будто с цепи сорвались. Тогда-то на меня и вышла «Контора», и предложила поработать за хорошие деньги. Другого варианта у меня все равно не было, да и работа, извини меня, — не мешки таскать, собирай себе городские слухи и отправляй через сетку. Так вот и получилось.

За время ее монолога, я успел выкурить еще две сигареты, допил кофе и посмотрел на часы — без десяти девять, пора выходить.

— Ладно, Женя, мне пора. Спасибо тебе за все и не отчаивайся. — Сказал я и подмигнул вмиг погрустневшей девушке.

— А ты вернешься? — С затаенной надеждой в голосе спросила она.

— Жди меня и я вернусь, я вернусь — ты только жди. — Процитировал ей строчку из старой песни.

Когда я был полностью готов к выходу, Женя открыла входную дверь и влетела в комнату, похоже, что от хорошо поставленного удара. Вслед за ней вошел крупный мужик с лицом, носящим следы глубоких запоев и отсутствия интеллекта. Он кричал что-то матерное в ее адрес на английском, из чего я сделал вывод, что мне посчастливилось увидеть того самого Ника, бывшего Женькиного.