Ян Валетов - Школа негодяев Страница 16

Бородатый краснел лицом, косился на дверь красноватым от недосыпа глазом и шепотом матерился, через раз крестя рот. Михаила вовсе не привлекала возможность выслушивать попутчика до утра, но нежное куриное мясо да чуть морщинистые бочковые помидоры, испускающие запах настоящих трав и специй, обязывали.

Заговорил мужик только тогда, когда они, прикончив и съестное, и водку, улеглись и потушили потолочный плафон. Поезд стучал колесами по стыкам, раскачивался вагон, на столике позвякивали стаканы, а из-под двери тянуло пыльным холодком, разбавлявшим спиртной дух в тесной каморке купе.

– Я к дочке еду, – сказал попутчик. – У нас с женой она одна. Были бы еще дети, кроме нее, – на хрен бы уехали отсюда…

Он подумал еще – говорить, не говорить, – и продолжил:

– Куда угодно. К восточникам, в Россию – все одно. Но она одна у нас, и жена без нее никуда не поедет. Она у меня женщина добрая, во внуках души не чает… Как же жить, если ни внуков, ни дочи не видеть?

Сергеев знал, что между Восточно-Украинской Республикой и Конфедерацией официально не было даже дипломатических взаимоотношений (неофициальные были, да еще какие!), отношения Конфедерации с Россией сложились напряженные, и ездить в гости, пересекая многочисленные границы без особого труда, могли только такие отщепенцы, как он.

В основном, официальные консульские службы только и занимались тем, что отфутболивали просящего визу, используя любой повод. Эмиграция, как и в далекие советские годы, означала практически полный отрыв от семьи, друзей, родственников. Сантименты властями не поощрялись: «Едешь? Поезжай к чертовой матери, и чтобы мы тебя больше не видели!» Спасала отчасти сотовая связь, но звонки с входящим кодом страны потенциального противника отслеживались, фиксировались, и неосторожный пользователь вполне мог проехаться до ко всему привычной психлечебницы.

– Что так трагично? – спросил Сергеев. – Ну, любит жена дочь? Что плохого? Перебрались бы поближе к молодым – что через всю страну ездить?

– Ага, – грустно рассмеялся бородатый. – Ждут нас там!

– Что, дочка удачно замуж вышла? – догадался Умка.

– Точно, – подхватил тон попутчик. – Удачно, мать твою… Удачнее некуда! За сотника! Блядь! За этого ряженого в синих шальварах (он так и сказал – шальварах!)! Такая себе здоровая падлюка с шаблюкою![14] Привела радость в дом! Гетманский сотник! Красавец х. ев! Ну, скажи мне, мил человек, почему бабы всегда так любят военных?

У Сергеева была своя версия по этому поводу, но он предпочел промолчать.

Бородатый помолчал, поезд притормозил, и Михаил даже расслышал, как сосед отрывисто вздыхает.

– Любовь у них, – произнес он с тоской. – Ч-у-в-с-т-в-о! Он только в дом зашел, а живем мы небогато, скривился и шарит глазом по углам – сразу вопрос: что за иконы? Что, в доме поп живет? А у жены отец до последних дней был священником в приходе и приход не УПЦшный.[15] Мой тесть – Ленкин дед то есть – поп московской церкви. То есть для этого сотника первейший враг. Как конфедераты пришли – церковь забрали, прислали своего попа. А прихожане тестевы остались, все, кто раньше был, и к нему в дом так и ходили, до самой его смерти…

– И что, власти не возражали?

– Из-за двух десятков стариков? Молодых-то было – раз, два и обчелся… Как-то приходил староста, просил по добру не крестить по московскому обряду да не отпевать. Пусть, мол, к новому священнику идут, правильному. Жандарм приходил, посидел, помолчал, повздыхал, но он местный – водки выпил, на образа перекрестился тайком, как вор, да вышел… Считай, что не возражали…

– Так что сотник?

– Да ничего! Запретил дочке в дом к нам заходить! А эта дура только знай, что головой кивает, мол, слушаю и повинуюсь!

– Идейный!

– Точно. Я таких еще при советской власти помню: маму и папу за идею продать готовы.

– Ну, положим, это все началось задолго до советской власти! – возразил Сергеев. – И не только маму с папой продавали. Была бы идея… Да и это совсем не обязательно, и без идеи можно.

– В общем, познакомились! Эта телушка за ним поехала, во Львов, он там на границе служит. А мы с женой, значит, остались здесь. Ее к нам – ни ногой. Нам иногда разрешается, мол, родная кровь! Но не более трех дней гостить… Внуки по-русски ни слова! Дочка думает в католический обряд перейти, потому что ее муженек возомнил себя потомком гордых шляхтичей, выправил себе бумаги на двойную фамилию, такую, что я и выговорить не смогу, и всем теперь рассказывает, что он не карпатский крестьянин, а польский дворянин.

Все одно и тоже, подумал Сергеев, вспомнив московскую сутолоку возле реставрированного здания Дворянского собрания.

Вечером в Собрание съезжался самый разный народ, и ни дорогие авто, ни шикарные наряды и драгоценности дам, не могли скрыть, что предки этих новых дворян благополучно чистили конюшни и грабили торговый люд на большой дороге. Сам Сергеев тоже родился без серебряной ложки во рту, но глядеть на эту ярмарку тщеславия не было никаких сил. На десяток нуворишей, купивших себе титул, едва можно было найти одного с настоящей родословной. Блестели расшитые мундиры, сверкали настоящими бриллиантами поддельные ордена, манерно смеялись расфуфыренные дамы с повадками вчерашней лимиты, чинно вышагивали рядом со свежеиспеченными князьями да баронами вчерашние девочки из предместий, проторившие себе путь на столичные подмостки и рвущиеся выше, подальше от крошечных съемных квартир на окраинах, соевых сосисок да пахнущих мочой и потом танцевальных залов.

Стада ярких, как тропические цветы, суперкаров, принадлежащих высшему московскому свету, заполняли переулки внутри Садового кольца. «Ламбы»[16] и «Феррари» теснились возле подъездов сказочно дорогих ночных клубов, где потихоньку играли по маленькой, (Крутов азартных игр не любил и выгнал казино в депрессивные зоны страны, и, как выяснилось, не прогадал: и стране и бизнесу хуже не сделалось), курили и нюхали тайком (страшно, конечно, но не в Южном Бутово, не расстреляют!) да трахались все и со всеми без малейшего страха и стеснения – благо, вакцина против СПИДа снова сделала секс безопасным.

Такие же клубы, окруженные точно такими же машинами, Сергеев видел в столице Восточной республики – славном граде Донецке: мундиры, звезды орденов, затянутые в блестящий капрон ноги, набитые силиконом декольте, люди в смокингах в окружении полуобнаженных дам, смеющихся неприятным, визгливым смехом, пьяные компании у подножия Железной Розы, «Кристалл», пьющийся из горлышка…

И такие же «новые дворяне», говорящие на нечистом польском, в несколько иных мундирах, украшенных другими наградами, беспробудно пьянствовали в клубах древнего Лемберга[17] – под хохоток местных дам и тихий матерок простого люда.

Английский газон не вырастить за три поколения, подумал Михаил, и за пять не вырастить. Возможно, но вовсе необязательно, правнуки тех, кто сейчас покупает себе титулы, станут родоначальниками некой новой традиции.

Как когда-нибудь станут настоящими воинами Израиля русские солдаты Равви Бондарева, придумавшего растерянным и лишившимся родины людям новую цель, новую Землю Обетованную.

Как станет настоящей Империей изрыгающая из себя «совок» Россия.

Как снова станет частью Речи Посполитой Западная Конфедерация.

Как постепенно забудет о своей нынешней искусственной федеративности Восточная республика и снова станет просто Россией.

Все изменяется и не изменяется ничего. История – это бочка, которую ставят с головы на ноги и с ног на голову. Все что было – уже было, и все что будет – уже было. Но куда деть те тысячи квадратных километров – зараженных, изуродованных, непригодных к жизни на сотни лет вперед – и десятки тысяч людей, которые все-таки прижились на них? Как забыть о Зоне Совместного Влияния? Об опухоли, о новообразовании, изуродовавшем стройную картину циклически развивающегося мира? Где аналог тому, что произошло? Содом с Гоморрой? За какие грехи? Армагеддон? Какие силы сошлись в противоборстве? Нагасаки и Хиросима? Трагедия другого масштаба…

Что можно объяснить попутчику? Посоветовать ему смотреть на жизнь проще: дочь – это отрезанный ломоть, чего удивляться? Объяснить, что его зять – не обыкновенная скотина, а некая мелкая знаковая фигура, исторический вектор в стираных подштанниках? Что сосед по купе становится свидетелем рождения новых элит, а не объектом нападок простого хама? Так для него они не элиты, а плесень, разросшаяся на развалинах его бывшего дома! Что можно рассказать, что объяснить человеку, заставшему прошлый мир и прожившему в нем большую часть жизни? Ничего. И я не стану ему врать, что все это временно и не навсегда. И утешать не стану. Потому, что это не временно. Это действительно навсегда. Новая ступень развития – ведь после катаклизмов всегда образуются новые формации – это как защитная реакция организма на месте поражения тканей. Правда, строятся эти формации из таких материалов, что потомкам лучше не знать, но все-таки строятся. Это же не Африка. Не геноцид, ставший образом жизни – просто обстоятельства так сложились, что нескольким миллионам человек пришлось умереть в одночасье. Геополитические обстоятельства, вполне объективные. Страшно, наверное, когда целая страна исчезает по принципу: «Так не достанься же ты никому!», но к тому все шло, потому что страна – это не территория. И даже не народ плюс территория. Страна это еще и умение живущих в ней граждан выдвинуть наверх, на капитанский мостик, лучших – разумных, практичных, умеющих договариваться, в меру вороватых, понимающих различие между тупым «шароварным» патриотизмом и настоящей любовью к Родине! А не ту зловонную пену временщиков, в которой страна и захлебнулась насмерть и из которой сейчас начнут «прорастать» новые избранные.