Максим Замшев - Избранный Страница 16

Когда ужин завершился, Антуан услышал:

– Эх! Не надо было мне тебя в это впутывать. Но теперь пути назад нет. Они тебя все равно в покое не оставят. Засветился ты!

– Кто они?

– Если бы я знал… Очень мне хочется получить ответ на этот вопрос. Ты, кстати, не сердишься, что я тебя в управлении за нос водил, в базу залезал, якобы информацию о Леруа добывал? По части Леруа, как ты понимаешь, у меня в голове и без базы все по полочкам разложено. И вот что я тебе скажу. Я буду не Геваро, если в этой историю не участвует какая-то могущественная сила, а может быть, и не одна. Но что это за сила?

– У вас уже есть версия?

Геваро опять разразился смехом.

– Какой ты любопытный! Давай-ка выбираться отсюда. Заодно посмотрим на того, кто нас теперь пасет.

– Они что же, не успокоились?

– Выходит, что нет, – Геваро взглянул на Сантини строго, так, будто ему смертельно надоели его глупые вопросы.

Они спустились по лестнице, миновали нижний зал и вышли на улицу. Через минуту из-за одного из столов поднялся высокий парень в джинсовом костюме, бросил на стол мелочь, сделав знак официанту, что это расчет за кофе.

Геваро и Антуан с бульвара Распай свернули на узкую улицу Вавин.

– Мы с тобой сегодня знаменитости. Ни на секунду с нас глаз не спускают, – негромко сказал Геваро, уловив боковым зрением незнакомца в джинсе. – Ты где живешь?

– На бульваре Севастополь.

– Хм. Веселое местечко. Ладно. Дойдем потихонечку.

– Может, на метро?

На это раз Геваро не удостоил Антуана ответом.

Улица Вавин упиралась в решетку Люксембургского сада, совсем уже спрятавшегося в синюю густую темноту.

– Жорж Леруа! Нотариус из Авиньона. Биография чистейшая. Вся жизнь на виду. Честно служил. Гулял. Бражничал. Радовался жизни. Скопил деньжат немного и под старость переехал в Париж. И вот здесь начал чудить. Ты думаешь, такое возможно?

– Выходит, возможно, если так произошло. Но вы же сами говорили, что в его жизни есть какая-то тайна.

– Это только версия. Она имеет право на существование исключительно потому, что ничем другим невозможно объяснить всю эту череду нелепиц. Пожар в квартире Махно… Старика этого сгоревшего… Поведение самого Леруа и его затворничество на улице Булар. Он, кстати, очень умело устроился. Труднее всего найти того, кто на самом виду. Вот он и жил себе преспокойненько почти в центре города. Скрывался от кого-то или понимал, что, кроме меня, искать его некому. Ты, наверно, спросишь, почему я, опытный полицейский, не отыскал его за эти годы? Мне не он был нужен. Мне его жизнь была нужна. Настоящая жизнь! В ней все концы спрятаны. А он если уж тогда не хотел со мной сотрудничать, то, найди я его, думаешь, заговорил бы? Уж точно нет! Еще глубже бы на дно залег и тогда пиши пропало.

– Неужели ни одной зацепки вы за все время не обнаружили?

– Всего одна зацепка. И ты о ней знаешь. Это карточка банка «Клеман и сыновья». Но и с ней пока никакой ясности. А события, как ты видишь, развиваются, и мы должны за ними успевать. А у нас сплошные вопросы без ответов.

– Что же делать?

– Первым делом нам надо понять, зачем кто-то стащил у Леруа третий том писем Рахманинова. Отправляйся-ка завтра в тургеневскую библиотеку и попробуй там узнать об этом издании поподробнее.

– А разве есть такая библиотека? Никогда про такую не слышал.

– Есть. Передай заведующей привет от меня. Я в свое время помог им в одном деле.

– В каком?

– Кража у них произошла. Так, по мелочи кое-что вытащили. Я ворюгу этого поймал. Они должны помнить.

– А что мне доложить комиссару Легрену?

– Доложи, что для выполнения его задания тебе необходимо съездить в Авиньон, на родину Леруа.

– А если он действительно пошлет меня в Авиньон?

– Так нам только того и надо!

Антуан так и не понял, как ему строить свои отношения с комиссаром Легреном, но спросить боялся.

– Если возникнут сложности, сразу звони мне. А в Авиньон ты должен попасть непременно!

3

После того как пассажиры допили кофе с бисквитом, в самолете стало совсем тихо. В голову не приходило ровным счетом ничего интересного, и он опять вспомнил о Марине. Как в этом существе уживается совершенное гармоничное тело и невероятная пустота в душе? Или это с его точки зрения пустота, а на самом деле набор совершенно обычных житейских качеств? Ему не нравилось то, что он попадает в зависимость от ее тела, не может долго без него. Еще дурнее становилось оттого, что Марина знала об этой зависимости и наслаждалась властью над ним в моменты близости. Это были единственные минуты, когда она превалировала над его сознанием, порабощала его.

До встречи с Мариной Климов любил абстрактно потолковать об отношениях между полами. У него была даже своя теория. Он хранил уверенность в том, что женщины никогда не влюбляются в мужчин. Все это россказни романистов прошлого века и кинематографистов нынешнего. Особы слабого пола большую часть своей жизненной энергии тратят на то, чтобы подобрать себе мужчину, как подбирают помаду, одежду, собаку. Они ищут в друге набор определенных качеств, в той или иной степени отвечающий их запросам. Такой выдержке и терпению можно только позавидовать. Никто из них не хочет спешить: а вдруг попадется лучше? Чувственный момент для женщин в выборе спутника жизни не главный. Если что, она найдет партнера на одну ночь, чтобы потом забыть навсегда. И никогда этот внезапно брошенный «одноразовый» любовник не поймет, что он просто не рассматривался как предмет выбора, и в этом, на самом деле, большая его удача. Участь тех, кого выбрали, – незавидна. Их заманят как собаку куском сахара, а потом выжмут как лимон вместе с цедрой в любом предложенном качестве – мужа, любовника, покровителя и т. д. Только от женщин можно услышать такую чудовищную в своем цинизме фразу: «он мне подходит». У мужчин все по-другому. Ведь для них в основе отношений всегда лежит страсть, влюбленность, безумие, и сила этих ощущений зависит от индивидуального темперамента, и не отчего больше. В настоящих мужчинах вы никогда не найдете никакого практицизма по отношению к возлюбленной. Женщина понравилась. Надо действовать и пожертвовать всем ради достижения цели. Пока он не добьется ее, страсть будет жечь. Но как только предмет воздыханий сдастся, именно эта конкретная влюбленность в конкретную персону может моментально улетучиться, освобождая место своим стремительным сестрам. Мужчина охладел. Он не отвечает на звонки. Сбитая с толку дама, увидевшая в новом друге весь набор искомых качеств, пребывает в негодовании. Она не в состоянии ничего понять. Подкатывает глухое отчаяние, и она бомбардирует свою цель похлеще любого военного самолета. Но… такова жизнь. Партия проиграна. Ничего не изменится. В итоге женщина страдает и укрепляется в расхожей, жутко банальной сентенции: все мужики – сволочи.

Климов, считавший себя человеком, достаточно повидавшим, и многократно проверявший свою теорию о чувственном взаимоотношении полов, с Мариной чего-то не рассчитал. Он расслабился: не перестал отвечать на звонки, думал, что все само собой разрешится. А в отношениях с подругой, запомнившей, как пахнет твоя подушка по утрам, надеяться на это – заблуждение опасное и непростительное. Теперь с каждым днем победа Марины над ним растет и крепнет. Он попался и уже не владеет собой в достаточной мере и, оттягивая каждый день решительный разговор, все ближе подводит себя к нежелательной развязке. А у них уже общие деньги и в его квартире все больше ее вещей. Так, чтобы не носить туда-сюда…

«Неужели придется жениться?» – от этой мысли ему стало невероятно тоскливо. И не потому, что он был таким уж закоренелым холостяком. Угнетала банальность самой ситуации, ее пошлость. «У Марины такой замечательный отец! С ним так увлекательно попить на кухне чайку за необязательной, абстрактной, но крайне интересной беседой! Жалко будет старика, когда тот поймет, что друг его дочери – обманщик. А может, он уже давно все понял. Надо обязательно сфотографировать урну Махно, как он просил. Обязательно!»

Мучивший Климова своим храпом мужик проснулся:

– Земеля? Ты? Ой! Извините. Ну, слава богу. Летим. А то я понять ничего не могу… Куда это, думаю, жена меня опять запихнула. Замучила, ей-богу. То одно, то другое. Вот насилу в отпуск вырвался. Хочу, говорю ей, в Париж. И меня ты не остановишь! Надо их учить. А то совсем от рук отбились!

Он еще где-то полминуты изучал никак не реагировавшего на него Климова, потом придвинулся, обдав перегаром, и доверительно предложил:

– У меня, кстати, имеется. Может, дернем за мягкую посадку?

Климов вежливо отказался. Мужик не расстроился, только выразительно, не зло усмехнулся, достал из недр кейса початую бутылку коньяка и, отсалютовав ей попутчику, изрядно отхлебнул. Минут через пять он снова чудовищно захрапел.

В прошлой своей жизни я часто слышал выражение социальная справедливость. За эту справедливость упорно и много боролись, но еще больше о ней говорили. Попадались и те, кто грезил о ней по ночам, шептал ее имя, был идеально и преданно влюблен в нее. Признаюсь, и у меня время от времени возникали мысли о том, что как-то все не так устроено в обществе. Мне не нравилось, что кто-то может спускать в казино целые состояния, а кто-то подыхает от голода. Как объяснить, что мы, обедая в ресторане, можем не доесть столько, сколько хватило бы кому-то для того, чтобы не умереть с голоду? Сейчас я понимаю, как наивны и беспросветно оторваны от человеческой природы были мои размышления. Никакая справедливость невозможна на земле. Вы спросите почему? Что ж! Слушайте и недоумевайте! Я уже писал о стремлении дьявола классифицировать весь человеческий обиход. Так вот и здесь не обошлось без него. В дело идет все. Сословия, классы, профессии, расы, цвет волос, языковые группы. Это выстраивается в определенной пропорции, главный принцип которой можно выразить весьма вульгарно: подняться повыше и оттуда плюнуть на нижнего. В стремлении совершить это человек готов на все: на хитрость, предательство, измену, упорную круглосуточную работу. Чем выше поднимаешься, тем меньше думаешь о социальной справедливости. Ее же отсутствие беспокоит только тех, кто находится на нижних ступенях лестницы. Причем любопытно отметить, что справедливость они видят исключительно в том, чтобы их личное положение в системе улучшилось. Из этого вытекает колоссальная мировоззренческая цивилизационная ложь. Человеческое сообщество в иные моменты своего развития-упадка усердно радеет за социальную справедливость, но это радение заключается только в одном: во всяческом поощрении продвижения вверх. Стремящегося вверх награждают уважением, формируют вокруг него соответствующее общественное мнение, на него надеются родные и близкие. Но стоит ему остановиться в своем движении, все отвернутся от него, будут терзать его упреками и презрением. Что ты за человек? Каковы твои душевные качества? Есть ли у тебя талант? Эти вопросы мало кого интересуют. Главное, чего ты достиг. По шкале достижений тебе будут выставлять оценки. До оценки «хорошо» мало кто сохраняется в том виде, в котором задумал человека Господь.