Николай Басов - Неуязвимых не существует Страница 16

– Выдают по-прежнему «ости» и легкие скорчеры. Этот я прихватил на какой-то облаве и зажал, просто не сдал как улику. Он не зарегистрирован.

Я посмотрел на него внимательно. Конечно, блокироваться от телепатического нападения он умел, но я напал очень уж внезапно, и оказалось, что он не врал, все так и было. Я еще раз примерился к фигуристой рукоятке, к регулируемому прикладику, к прицельной рамке.

– Что теперь будешь делать? – Он делал вид, что не замечает, как я обхаживаю его пушечку.

– Если бы у меня была хоть десятая часть надежды, что Джарвинов не будет дураком и позволит мне жить дальше, я бы ничего не делал. – Я решительно сунул автоматик под куртку, он там вполне умещался. – Но поскольку такой надежды нет…

И я пошел к выходной двери, унося машинку друга с собой. Кажется, это было нечестно, но, с другой стороны, он же спал с моей Валентой, а я не возразил против этого. Когда дверь уже раскрылась, он прокричал:

– А если я тебе такое разрешение достану? От самого Гегулена?

Я остановился и совершенно серьезно взвесил такую возможность.

– Боюсь, что после Харькова я ему не поверю. Все зависит от того, как он это сделает и что предложит в качестве гарантий.

16

Я бы с удовольствием проследил за своим другом, а ныне любовником моей жены, но теперь мне нужна была маскировка, новые документы и машина. Новая машина, и желательно коптер, штука, которая запросто, практически с места прыгает в воздух. Стоило это безумно дорого, потому что эта тачка жрет топливо, как чоппер, но другой возможности выбраться из иных наших пробок нет. Кстати, это еще и во много раз опаснее, чем держаться на земле, только об этом не все догадываются. А когда кто-то догадывается, как правило, бывает поздно.

Одно время коптеры были очень модной штукой, и казалось, что все сколько-нибудь состоятельные граждане скоро заведут себе такие, но не завели – испугал страх высоты, сложность управления и опять же дороговизна. Даже таксисты скоро стали простенько писать на своих тачках рекламный слоган – «не коптер». Это значило, что доставят до места в наилучшем виде, а не с промежуточной остановкой в Склифе.

Так что сейчас коптеры крутили в воздухе только завзятые уголовники. К тому же зря. Подлет ко многим зданиям с включенным движком по закону позволял охранным системам тут же выцеливать нарушителя и открывать огонь на поражение. А висящий в воздухе слабенький летун всегда оказывался легкой мишенью.

И даже захват коптера в воздухе был довольно простой задачей. Я сам участвовал в трех операциях захвата и могу свидетельствовать, если захватчики сами не лопухнутся, у жертвы нет ни малейшего шанса.

А может, сделать наоборот, может, совсем не прятаться? Действовать в открытую, в наглую, почти предлагая ударить по своей незащищенной роже… А для спасения этой самой рожи и всего остального тела следует просто уходить до того, как сработает машина, которую Джарвинов сумеет мобилизовать? Я пару раз так делал и могу утверждать, это здорово действует. Противник нервничает, ошибается, дергается вхолостую, теряет авторитет, и ты уже через пару удачных трюков сам себе начинаешь казаться героем.

Жаль, что сейчас так не получится, слишком силен враг и слишком велика система, которую могут на меня натравить. Практически вся моя прежняя контора, и даже внутренние войска, и даже уголовнички, которым пообещают награду и прощение каких-нибудь грешков… Нет, идея никуда не годилась. Значит, мне нужны новые – внешность, документы и машина.

– Знаешь, – попросил я шофера, сидящего за прозрачной пуленепробиваемой перегородкой, – покатайся по кольцу. Давно не был в столице, хочу посмотреть, подумать… А потом скажу, куда меня доставить.

– По третьему ярусу или по второму? – деловито спросил таксер. – По второму будет дороже.

– По нижнему, – отозвался я, уже жалея, что вообще вступил с ним в разговор.

На нижнем никто не катался просто так. Там уже была мертвая зона, возникшая из-за влияния так называемого Подземного мира – жуткой системы ходов, дорог и трущоб, из-за московского метро, мир, где даже отпетые негодяи старались никого попусту не задевать. Но мне, кажется, нужно было именно туда, хотя и на самый безопасный, почти цивилизованный уровень.

Мы опустились на землю. Тут небо и даже солнечный свет были уже изрядно заглушены смогом и какими-то испарениями. Еще свету мешали бесчисленные верховые уровни дорог, автобанов, автострад, шоссе и воздушных коридоров, которые обставлялись парящими над домами щитами и знаками. Да и сами дома, уходящие на десятки этажей вверх, делали почти невозможным проблеск неба над головой. В общем, это было мрачное местечко. Если учесть еще и здешнюю малолюдность, то и вовсе становилось не по себе.

Итак, что я мог? Как я мог добиться того, чтобы меня оставили в покое? Практически никак. Джарвинов будет клевать и клевать меня, сколько бы времени ни прошло. И даже попытка связаться с ним и принять подчиненную позу, выражаясь языком этологов, ни к чему хорошему не приведет. Он на словах пожурит, приласкает, а потом меня найдут в квартале наркоманов со сломанной шеей, и никто не сумеет отыскать свидетелей, которые бы хоть мельком заметили, отчего получился этот труп.

Так, а если я упрусь, кого Джарвинов сумеет собрать? Очень большой операции не будет, он постарается провернуть все по-тихому. Паниковать станет лишь потом, когда поймет, что его шпана со мной не справляется. Но если я окажусь молодцом, то… Может, для него будет уже поздно?

Кажется, я принял решение, от которого у меня даже руки вспотели. Чтобы не признаваться в такой слабости, я вытащил свой телевизор. Это была отчетливая тюремная привычка, прятать мысли от возможного телепатического контроля, посматривая на экран. От тюремных привычек придется когда-нибудь отказываться, но не сейчас.

Телик принимал городской информационный канал. Я пощелкал немного. Наконец выяснилось, что в Москве мой аппарат демонстрирует три пустых канала, кажется, контуры просто не совпадают по частоте, ведь он изготовлен в Азии, за тридевять земель, а в себя он, помимо общегородского, впускает три коммерческих канала, два обучающих, два с мультфильмами и один эротический.

Посмотрев на довольно неприятный со стороны способ совокупления, который рекламировался как последнее изобретение московского полусвета, я телевизор выключил. Тон мышления сменился, прятаться уже не от кого, я даже знал, что буду делать. К тому же и эротика показалась в этом темном, мрачном наземном уровне скорее вариантом пытки, а не наслаждения, и уж тем более не способом продолжения человеческого рода. Так и хотелось показать язык в сторону Кремля и подумать – дудки, господа директора, население уменьшается, никакие подначки не заставят русских плодиться.

Хотя, едва все улеглось, я подумал, что за себя сейчас не поручился бы, все-таки почти год провел в заключениях. Но было, как всегда, не до того. Я снял панельку видофона с передней стеночки, разделяющей меня с таксером, устроился перед камерой, чтобы никого не пугать, и набрал номер.

Джин проснулся довольно легко, после пятнадцатого примерно гудка. Я думал, он будет в худшей форме. Потом я посмотрел, как он ковыляет к аппарату. Я видел его, хотя он еще не дотащился и не включил ответный сигнал, потому что в мой аппарат была вмонтирована такая дрянь, как техника упреждения. Когда-то ее поставила моя родная Контора и даже не проинформировала меня об этом. Конечно, со временем я ее нашел и перевел частоту с закодированных на открытые каналы, так что теперь из любого таксофона можно было видеть меня в неглиже, но другой формы протеста не придумал. Снимать ее без разрешения начальства запрещалось. В то время я был послушным мальчиком и верил в сотрудничество.

– Эй, Валер, ты что-то плохо освещен, – отозвался Джин наконец, справившись с моим довольно навороченным домашним аппаратом.

– Знаешь, тебе пора погулять. – Я не стал ему отвечать, а дополнительную подсветку не включил, потому что привык иметь дело с дорогими и качественными машинами. Конечно, камера в этом такси таковой не являлась. Зато панелька у уха, похожая на старые сотовики, доносила голос моего сокамерника весьма точно.

– Где встретимся?

Он все понимал, из него еще получится первоклассный оперативник, подумал я.

– Бери все, что нужно для серьезного путешествия, и кати в Горький парк. Там я тебя найду.

Отбой. Я повесил панельку на кронштейн, сделанный из высокопрочной пластмассы, чтобы молодые вандалы, которым силу девать некуда, не оторвали вместе с монитором. Внезапно подал голос таксер, а я о нем и забыл – что значит желание загрузить мозги посторонними, трудночитаемыми импульсами. Он сказал:

– Там не безопасно.

– Сначала мы не туда поедем, а на Земляной вал.

– Что?! Как же я оттуда смоюсь? У меня легковушка, а не танк. И даже не коптер, чтобы сразу в воздух…